— Это вы сможете спокойно и без помех сделать в замке Альдорф, — подытожил ди Тасси. — Вы закончили с ней?

— Нет, — ответил Николай с плохо скрытым раздражением.

Ему вообще не нравился властный тон этого человека, которого, казалось, совершенно не трогали страдания несчастной девушки, лежавшей на земле у его ног.

— Я должен сделать ей кровопускание, чтобы очистить кровь. Это займет несколько мгновений. Потом ей потребуется теплое одеяло, крепкая деревянная палка и перевязочный материал.

— У нас нет перевязочных материалов, — нетерпеливо произнес ди Тасси.

— Значит, надо найти какие-то подручные средства, — возразил Николай. — Вы взяли меня с собой как врача, и я должен делать свое дело.

Ди Тасси хотел было возразить, но передумал, быстрым движением вытащил из-под девушки чепрак, бросил его одному из мужчин, державших больную, и приказал ему разорвать чепрак на узкие полосы.

Треск разрываемой материи эхом разносился над поляной. Николай тем временем вскрыл вену на правой лодыжке больной и подставлял под струю крови емкость за емкостью. Когда кровопускание было закончено, девушка спокойно спала. Николай перевязал рану, быстро шинировал левую голень, вытащил кляп изо рта девушки и наскоро умыл ее. Ее лицо, обрамленное черными волосами, выглядело очень молодо, но тело, которое угадывалось под одеждой, было отнюдь не девическим. Крестьянская девушка, подумалось Николаю. Сколько ей может быть лет? Как она сюда попала? И что с ней будет, когда она придет в себя?

Он бы с удовольствием продолжал созерцать это милое личико, но услышал, что вокруг него началось какое-то движение. Он оторвался от созерцания, поднялся и принялся складывать в сумку инструменты. Люди ди Тасси заботливо завернули девушку в несколько попон, чтобы она не замерзла.

— Карета уже находится на пути сюда, — сказал ди Тасси. — Благодарю вас. Вы действительно хорошо исполнили свой долг.

Николай еще раз взглянул на спящее лицо, потом перевел взгляд на дерево, у подножия которого все еще лежал роковой сверток.

Николай поднял с земли сумку.

Опустились сумерки, и на поляне зажгли факелы. Ди Тасси привез с собой два фонаря, один из которых он предложил врачу.

— Я должен предупредить вас, — сказал ди Тасси, пока они медленно шли к месту, освещенному огнем факелов. — Ему перерезали горло. Разрез очень глубок, ему пересекли позвоночник.

Теперь они были всего в нескольких шагах от места происшествия. Николай отвел взгляд от плохо освещенного свертка и попытался избавиться от воспоминания о живом Зеллинге. Но чем сильнее он старался это сделать, тем явственнее представал в его памяти образ камергера. Николай даже вспомнил голос этого человека, его тон, какой он слышал всего несколько дней назад. Николай почувствовал, как судорога свела горло, ему стало трудно дышать. Однако врач взял себя в руки и сделал глубокий вдох.

Не успели они подойти вплотную к свертку, как ди Тасси остановился и взял Николая за руку.

— Лиценциат, мне следовало бы сказать, что вы сейчас увидите, но я решил, что вам лучше сразу увидеть все своими глазами.

Николай нервно замолчал, посмотрел на дерево и на видневшийся в свете факелов контур лежавшего на земле свертка. Вероятно, его ожидало ужасающее зрелище. Просто перерезанное горло — не самое прекрасное зрелище, но это не повод для столь серьезных предостережений. Он знал, как выглядит перерезанное горло. При таком освещении он вряд ли увидит нечто большее, нежели клиновидную рану под подбородком. Ужаснее всего будет вид лица — широко открытые или, наоборот, полузакрытые глаза, застывшие черты и восковая кожа. Кроме того, здесь, в лесу, масса зверей, которых привлекла кровь и которые уже давно отыскали тело. Не к этому ли хотел приготовить его ди Тасси? К тому, что труп обглодали дикие звери?

— Вы знаете, сколько времени он здесь лежит? — спросил врач.

— Нет, но не больше, чем несколько часов.

— Труп обглодали?

Ди Тасси отрицательно покачал головой. Потом добавил:

— Это еще предстоит установить. Пожалуйста, будьте готовы ко всему, но не пугайтесь, а постарайтесь что-нибудь понять.

Николай удивленно посмотрел на советника юстиции.

— Прошу вас, взгляните.

Ди Тасси наклонился, поднял над свертком фонарь и сдернул покрывало.

У Николая перехватило дыхание. Он чувствовал, что его разум изо всех сил пытается привести в порядок картину, открывшуюся его глазам. Но это оказалось ему не по силам. Николай понял, что его сейчас вырвет. Но от ужаса угас даже этот рефлекс. Что случилось с лицом Зеллинга? Или лучше сказать, куда оно делось?

Безмолвно взирал врач на бесформенную массу, бывшую некогда телом Зеллинга. Самое удивительное заключалось в том, что он узнал этого человека. Изящные штаны, жестко накрахмаленная рубашка, сюртук с блестящими пуговицами. Вдруг его снова охватил леденящий ужас. Великий Боже! Руки. Николай беспомощно смотрел на обрубки, торчавшие из рукавов сюртука. Эти негодяи, эти изверги, кто бы они ни были, отрубили ему руки. Что вообще сделали они с этим телом? Эти кровожадные твари принадлежали к какому-то другому, не человеческому виду, они явились из чуждого, ужасного и отвратительного мира.

Николай обратил внимание на то место, где лежал труп. Земля выглядела изрытой и перепаханной. Везде были видны следы сапог. Очевидно, происходила борьба. У Николая возникло впечатление, что здесь было много людей, которые пересилили и одолели камергера. Нападение не было совсем неожиданным, так как такая рана причинила бы немедленную смерть, жертва бы упала на землю, и здесь не было бы никаких следов борьбы.

Николай еще раз взглянул на обрубки предплечий. Очевидно, Зеллинг уже лежал на земле, когда ему нанесли последний удар в горло. Николай закрыл глаза. Какая ужасная смерть. Жуткая картина предстала его мысленному взору. Один из убийц сел на грудь камергеру, а второй откинул голову жертвы, занес кинжал и… Или убийц было больше? Или только один?

Он открыл глаза, чтобы отогнать ужасную картину. Но зачем все это? Кто мог это сделать? И что случилось с лицом? Он снова с содроганием всмотрелся в белесый, мясистый край раны, протянувшейся от виска через скулу до подбородка, и продолженный до противоположного виска и лба. Внутри очерченного разрезом пространства была видна зиявшая, гниющая красновато-коричневая поверхность, оставшаяся на том месте, где когда-то было лицо Зеллинга. Щеки, губы, нос, веки и даже глаза исчезли.

— Вы готовы? — прошептал ди Тасси и сделал шаг к дереву. Николай кивнул. К чему еще хочет подготовить его этот человек? Он поднял глаза и увидел, что ди Тасси снимает материю с торчащего из дерева предмета.

— О Всемогущий… — вырвалось у Николая.

Какой варвар это сделал? В корявую кору дерева на высоте груди был воткнут нож. Рукоятка черного дерева тускло блеснула в свете фонаря. Запачканное лезвие шириной в два пальца было воткнуто глубоко в ствол. Только чуть позже Николай разглядел, что было нанизано на лезвие: это были глаза Зеллинга! От этого зрелища врач едва не потерял разум. Он непроизвольно отступил на два шага. Неужели ди Тасси вообразил, что он сможет дать этому какое-то объяснение? Какое чудовищное преступление! Бедный Зеллинг! Что он сделал, за что его так жестоко убили? Николай вспомнил о девушке. Неужели ей тоже грозило такое? Или она просто стала свидетельницей этого зверства и от такого зрелища впала в столь ужасное состояние?

Он заметил, что ди Тасси смотрит на него выжидающе. Очевидно, дело было еще не исчерпано.

— Я… я ничем не могу вам помочь, — заикаясь, пробормотал Николай. — Это дело рук дьявола. Я… я ничего не могу сделать.

— Насколько я понимаю, дьявол не оставляет после себя посланий на латыни?

— Прошу вас, прикройте это. Это ужасно. Я хочу сказать, что этот несчастный ничего не сделал.

Голос врача дрожал. Но на ди Тасси никакого впечатления состояние врача не произвело. Он с силой извлек нож из дерева. Николай вздрогнул. Ди Тасси подошел к нему, протянул нож, приблизил к лезвию фонарь и приказал: