— Монстр, — сказал он.

Вулкан снова икнул, и на поселение обрушился пепел. Мы опять скрылись в колючих зарослях.

— Шип розы, — пропищал вокс.

— Не до того, — прошипел я.

Это был Максилла. Он отослал только одно слово:

— Санктум, — и отключился.

«Санктум» являлся ключевым словом глоссии, которое я дал Максилле, прежде чем мы оставили «Иссин». Мне хотелось, чтобы он держался на близкой орбите, обеспечивая нас возможностью быстрой эвакуации и спутниковым наблюдением. Но я понимал, что ему придется исчезнуть, если вдруг в систему войдет другое судно. «Санктум» означало, что он обнаружил корабль или флотилию, входящие в реальное пространство, и увел «Иссин», скрыв его на орбите позади звезды.

А значит, с этого момента на планете мы были предоставлены сами себе.

Мидас поймал меня за рукав и показал на поселение. Гигант появился снова и встал в непосредственной видимости на выходе из-под навеса. Ростом он был значительно выше двух метров и кутался в плащ, сотканный, казалось, из дыма и шелка. Его рогатый шлем и силовой доспех с золотой окантовкой были расписаны узорами несусветных цветов: ядовито-желтого, мясокрасного, пурпурного и алого, как свежая артериальная кровь. Монстр, замерший в своей древней броне, выглядел так, словно простоял здесь тысячу лет. Его внешний вид вызывал ужас и отвращение, я с трудом смог подавить невольный трепет.

Космический Десантник из развращенного и проклятого легиона Астартес.

Десантник Хаоса.

Мы тут тоже не отдыхали, — с ухмылкой сказала Биквин, когда мы возвратились к боевому катеру. Был полдень, и к руслу реки стекались табуны шаровидных деревьев, гонимых ветром с кремневых полей. Они плыли над галькой и полоскали корни в воде.

Биквин переоделась в рабочий комбинезон, обзавелась дыхательной маской и вооружилась автоматическим пистолетом. Пока Мидас и Фишиг закрывали «спидер» сеткой, она провела меня в кают-компанию и указала стволом на худого грязного мужчину, пристегнутого наручниками к скобе на переборке. Его волосы были спутаны, а залатанная рванина, служившая ему одеждой, заскорузла от грязи. Он напряженно смотрел на меня из-под косматых и мокрых волос.

— Мы заметили троих, хотя возможно, их было больше, — сказала Биквин. — Они следили за нами, используя в качестве прикрытия летучие деревья. Остальные сбежали, но этого мне удалось завалить.

— Как? — спросил я.

Ее ответный взгляд был полон укоризны: мол, не надо меня недооценивать.

— Это те же, кто проникал сюда ночью? — громко поинтересовался я.

Биквин пожала плечами. Я подошел к пленнику:

— Как тебя зовут?

— Он не слишком разговорчив, — сообщила Биквин.

Я попросил ее отойти.

— Имя? — снова спросил я.

Безрезультатно. Я сконцентрировался и принялся осторожно прощупывать темные уголки его сознания.

— Т-тимас Ризор, — заикаясь произнес он.

Отлично. Еще один нежный тычок в его медленно поддающееся сознание. Отчетливо ощущались страх и настороженность.

— З самого Жиллана угодья, земли Божией.

Я перешел к обычной речи, без псионического принуждения:

— Ты говоришь про поместье Жиллана?

— Зримо вы Жиллана поместье?

— Поместье Жиллана?

Он кивнул:

— Во-от оттуда.

— Протоготический диалект, немного искаженный, — сказал, подходя, Эмос. — Дамаск колонизировали более пятисот лет назад, и он очень долго оставался в изоляции. Население, похоже, не процветало, развитие шло не быстро, поэтому в речи увековечились остатки древних языковых форм.

— Так, значит, этот человек абориген, поселенец?

Эмос кивнул. Я увидел, что пленник переводит взгляд с меня на Эмоса, стараясь проследить за нашей беседой.

— Ты был рожден здесь? На Дамаске?

Он нахмурился.

— Здесь родился?

— Мия з самого Жиллана угодья. То быть Божия земля, накоту работать.

Я оглянулся на Эмоса. Допрос грозил затянуться.

— Я переведу, — сказал Эмос. — Спрашивай.

— Спроси его, что случилось с поместьем Жиллана.

— Молви, как утрачено было самого Жиллана угодье?

История была крайне проста и рассказана невежественным человеком, чьи предки веками обрабатывали бедную почву одинокого, окраинного мира. Рода, как Тимас назвал их, скорее всего имея в виду клановые группы, образовавшиеся из первопоселенцев, обрабатывали эту землю столько, сколько хватало его памяти и памяти старейшин. Существовало пять крестьянских общин и два карьера или шахты, производившие строительные материалы и ископаемое топливо в обмен на зерно. Поселенцы были набожными людьми, посвятившими себя обработке «земли Божией», — можно было не сомневаться, что под «Богом» они подразумевали Бога-Императора. И всего лишь четыре года назад, уже после написания последних отчетов, в общинах Дамаска проживало свыше девяти тысяч человек.

А затем прибыли миссионеры. По оценке Ризора, это случилось три года назад. Космический корабль с Мессины доставил небольшую миссию экклезиархов. Они намеревались основать приют и поднять духовную образованность позабытых поселенцев. Всего прибыло тридцать священников. Тимас узнал имя Даззо. «Архисвят Даззо», как назвал его абориген.

Прибыли и другие иномиряне, но не такие, как Даззо с собратьями, а просто работающие с ними. Судя по описанию, это были геодезисты и горные инженеры. Чужаки обратили внимание на карьеры в Северном Квалме. И примерно через год активность возросла. Прибывало все больше кораблей. Поселенцев, по большей части сильных мужчин, вербовали на шахты. Часто это делалось насильственно. И экклезиархи, похоже, не возражали. Крестьянские общины, испытывавшие нехватку рабочей силы, стали хиреть и вымирать. Помощи им никто не оказывал. Многих выкосила болезнь, завезенная скорее всего из другого мира. Затем ни с того ни с сего проснулись вулканы. Всех остававшихся на фермах согнали на шахты и заставили работать так, как если бы дело было совершенно безотлагательным. Ризор трудился там вместе со многими другими невольниками, пока не удалось убежать, чтобы жить в терновом лесу словно дикий зверь.

Итак, Даззо прибыл на Дамаск со своей миссией, чтобы поработить население, и теперь одержимо пытался добраться до чего-то под Северным Квалмом. Вполне возможно, что и вулканы проснулись из-за активизации раскопок.

Я снова коснулся сознания Тимаса. Он задрожал от страха, почувствовав ментальный контакт. Я показал ему образ Даззо. Тимас стремительно подтвердил его. Потом пришла очередь Лока. Это лицо также оказалось знакомым аборигену и вызвало у него нескрываемую ненависть. Лок был главным среди поработителей, его жестокость оставила глубокий след. Я показал лица Уризеля и Оберона Гло, но ни один из них не оказался знаком поселенцу.

Наконец, я визуализировал образ курильщика.

— Малахит, — сразу узнал его Ризор, признав в наркомане с водянисто-синими глазами Джироламо Малахита, руководителя геодезистов и инженеров.

Присоединившийся к нам по ходу беседы Фишиг спросил о деревянном указателе, который мы нашли в поместье Жиллана. Ризор печально скривил лицо. Знак отмечал массовое захоронение селян, которые попытались сопротивляться.

Мидас вызвал меня в кабину. Я приказал Эмосу накормить Ризора и продолжить допрос.

Бетанкор сидел в кожаном пилотском кресле. Его колени скрывал длинный шлейф рулонной распечатки.

— Неудивительно, что Максилла скрылся, — сказал он. — Взгляни.

На распечатку был выведен обмен астропатическими и голосовыми сообщениями между вышедшими на орбиту кораблями, который Мидасу удалось перехватить. Он провел пальцем затянутой в перчатку руки по неровным колонкам текста и чисел:

— Мне удалось выделить двенадцать различных судов, хотя их может быть и больше. Трудно сказать точно. Вот смотри, это могут оказаться два разных корабля, а может быть — и один, дублирующий послание.