-- Чудак--человек! Как же ты из него чай--то будешь кверху дном пить?

-- А я, Евкакушка, сам тоже кверху пузом перевернусь, так оно мне еще ладнее будет.

Никодим вытряс из сапог на прилавок не одну, а целых три горсти плотно усушенных копеек, осторожно взял в руки сотейник и перевернул кверху дном. Затем он, напружив щеки, представил, как сидит дома, перевернувшись кверху пузом, и пьет чай с отменными пузырями, всем на уважение. Сотейник тускло блистал медным блеском. Мужики попрощались, и Никодим понес сотейник домой, бережно прижимая его к себе. Все прохожие удивленно застывали и долго глядели ему вслед. Потом безнадежно махали рукой и шли на окраину села в придорожный кабак.

Кабак назывался "Петля Нестерова". На его вывеске была почему--то нарисована буржуйская машина ероплан брюхом кверху. Подавали в кабаке брагу из репкиных хвостов. Брага была крепкая: со второго ведра человека выносили из кабака вон и кидали в снег -- сопеть. Пьяный сопел иногда и по полсуток, а просопевшись, вставал, отряхивался от снега и шел домой -- опять репку дергать.

Продавец Евкакий стоял у прилавка, опершись единственной рукой об костыль. Он вспоминал долгую дорогу в город, погрызенные до самых корней кусты, вспоминал свою оторванную петлей Нестерова руку и думал про то, как привезет когда--нибудь из города настоящий дырокол, поставит его на полку, так чтобы видно было всем, и будет им щелкать всему селу на зависть.

Евкакий все стоял и глядел в подслеповатое окно. С крыши ближайшей избы столбом поднимался теплый пар, пахнущий прелой репой -- видать только что насрали. А на улице стояла суровая зима.