Николай с самого начала дал себе слово не вмешиваться. Ребята хотят решать без него — пусть решают. Он видел, что Чеходар пытается спустить вопрос на тормозах, не выносить сор из избы: для него главное — это не портить репутацию дружины в глазах начальства. Еще бы! Это ведь и его собственная репутация. А что от этого пострадает дело, его не волнует. Николай чувствовал, как растет в нем неприязнь к этому человеку. А тут еще и Куклев и даже Борис явно не договаривают. «Увязываем три фактоpa…» А какие выводы из этого делаем? И только Коля Маленький, который так открыто демонстрирует свое новое отношение к нему, Николаю, остается и здесь до конца непримиримым. «Что за парень!» — с невольным восхищением подумал Николай.
Молчание нарушил стоявший в дверях Огнев, он только что пришел.
— Я думаю, если Шарунин выдал план, то он должен сознаться! Ведь парень в конце концов свой. Ну, слабость, трусость проявил. Бывает… с некоторыми. Так ведь, Степа, а?
Но Степка молчал, с шумом втягивая ртом катившиеся по щекам слезы.
— Я не понимаю, — хмуро произнес Коля Маленький, — мы его уговаривать будем или судить?
Аня поглядывала на суровые, замкнутые лица ребят. «А еще товарищи! — думала она. — И Николай молчит… И Тарана нет… Почему его нет в такой момент?» Она уже собралась было спросить об этом Николая, даже наклонилась к нему, но вдруг Степа упрямо, с отчаянием произнес, не поднимая головы:
— Ничего я не выдавал, и… делайте, что хотите…
— А ребят этих ты все-таки знаешь? — поинтересовался Рогов.
— Факт это или фантастика, тебя спрашивают? — горячо подхватил Коля Маленький.
Степа упрямо молчал.
— Нехорошо ведешь себя, Степан, — покачал головой старик Проскуряков. — Стыдно мне за тебя.
Ну вот! И этот жалеет, и этот не видит, что произошло. А произошло самое худшее, что могло быть.
И Николай, не выдержав, хмуро и твердо произнес:
— Пусть не врет. Он выдал план. А это предательство. И нечего тут крутить.
Чеходар в упор посмотрел на Николая.
— У тебя есть доказательства?
— Это же ясно!
— Значит, основываешься на интуиции? — усмехнулся Чеходар. — Это, дорогой мой, мало, чтобы человека позорить. Да еще публично.
— Не надо так ставить вопрос, товарищ Чеходар, — прервал, наконец, свое молчание Артамонов. — Интуиция, между прочим, вещь не плохая. Но здесь еще и логика и кое-какие факты, — и жестко закончил: — Я согласен с Веховым. Полагаю, в дружине Шарунину не место. И пусть это нам всем уроком послужит, — и он мельком взглянул на Чеходара.
«Все понимает и рубит как надо», — подумал Николай. Аня с удивлением посмотрела на отца: вот он, оказывается, каким бывает!
С мнением Артамонова согласились все члены штаба. Только Чеходар счел нужным оговориться:
— В решении отметим, что это частный случай и честь дружины не марает.
— Ну, это как сказать, — покачал головой Артамонов.
— Позору теперь не оберешься, — мрачно констатировал Илья Куклев.
Коля Маленький шумно вздохнул и как-то неопределенно, в пространство произнес:
— Воспитываем людей, воспитываем, а они…
— Иди, Шарунин, все, — сухо сказал Чеходар.
В полной тишине Степа встал и, горбясь, направился к двери. Когда он вышел, Огнев сказал:
— Имею, товарищи, внеочередную информацию. Даже не то слово… В общем дело есть. Посоветоваться надо.
— Давай, Алексей Иванович, слушаем тебя, — с видимым облегчением ответил Чеходар. — Да проходи сюда, чего ты дверь подпираешь.
Огнев подошел к столу и сел на пододвинутый кем-то стул.
— Дело вот какое, — начал он. — Ровно десять дней назад произошла у нас в районе одна кража. Дерзкая и на первый взгляд странная. Разные у нас мнения о ней сложились. Но я лично полагаю, что дружина здесь большую помощь может оказать. Теперь расскажу все по порядку…
Но в этот момент в дверь постучались, неуверенно, боязливо.
— Кто там? — крикнул Чеходар. — Входите же!
Куклев, сидевший ближе всех к двери, встал и распахнул ее. На пороге появились две женщины и растерянно огляделись.
Одна из них, высокая, полная, в зеленой вязаной кофточке, беспокойно теребила пальцами накинутую на плечи косынку. Широкое скуластое лицо ее было взволнованно, глаза покраснели от слез.
Вторая женщина, маленькая, очень худенькая, с измученным, болезненным лицом, волновалась не меньше, чем ее спутница.
— Дядя Григорий!.. — бросилась высокая женщина к Проскурякову. — К вам мы, дядя Григорий!..
— Ксеня? — удивился тот и пояснил: — Это же Блохина, Захара Карповича невестка.
Старого и опытнейшего лекальщика Блохина на заводе знали все.
— Ну, чего ты? Что случилось-то? — обратился к женщине Проскуряков.
— Витька мой пропал, ночевать не пришел! — заплакала та. — И вот ее парень тоже, — указала она на вторую женщину. — Ума не приложим, где искать-то!.. Все обегали… В милиции были, в больницах тоже были… К вам вот люди посоветовали…
— Люди посоветовали!.. — с ударением повторил Проскуряков, обращаясь к окружающим. — Это вам не как-нибудь!
— Авторитет у дружины высокий, — многозначительно подтвердил Чеходар, покосившись на Артамонова.
— Куда же Витька ваш мог деться? — заинтересованно спросил Огнев. — Сами-то вы как думаете?
Женщина ответила не сразу. Она перестала плакать, вытерла концом косынки глаза и вздохнула.
Потом с сомнением поглядела на Проскурякова.
— Уж и не знаю, как вам сказать…
— Говори открыто, — строго сказал Проскуряков. — Свои кругом. Поймем, не бойся.
Женщина потупилась и неуверенно произнесла:
— Есть у меня одна думка… Может, он отца разыскал. У него остался. Его наш батя из дому прогнал. Повздорили…
— Постой! Что-то я тебя не пойму, — забеспокоился Проскуряков и взволнованно затеребил усы. — Захар прогнал? Сына, выходит? Да за что же это он так?
Не поднимая глаз, женщина смущенно ответила:
— Я же говорю, повздорили… Выродком его назвал. За то, что на завод работать не шел. Ну, Семен и не стерпел, она уткнулась лицом в косынку и, давясь слезами, зло проговорила: — Жизнь нам всю поломал… И Витька вот… Может… может, через то и пропал… Может, в живых уже нет…
— Ну, ну! — строго прикрикнул на нее Проскуряков. — Ты это брось! Найдем твоего Витьку! А с твоим что? — обратился он ко второй женщине.
— Пропал… — тихо ответила та. — Товарищи они. В одном классе учатся.
— А фамилия, зовут как?
— Савченко… Гоша…
— Ну и что ты думаешь об этом? — продолжал спрашивать Проскуряков.
— Ничего я не думаю… Ищу вот…
— Да говори уж, Маруся, говори… — махнула рукой Ксения и, обращаясь к Проскурякову, прибавила: — Мужик у нее сильно выпивает, дерется. Вот в тот вечер парень и сбежал.
— Верно она говорит?
— Со стороны всегда легче говорить, — сердито ответила женщина. — Больной он. Его лечить надо, а все кругом… Да чего там! — досадливо сказала она. — Не про то сейчас речь.
— А раз надо, так и лечи, — заметил Чеходар.
Женщина горестно усмехнулась:
— Чужую беду — руками разведу, дело известное.
— Ну вот что, — вздохнув, сказал Проскуряков. — Вы пока идите себе. Мы этим немедля займемся. Так, что ли? — обернулся он к товарищам.
— Ну, ясно! А как же? — взволнованно откликнулся инженер Рогов. — Святой наш долг!
— Слыхали? — Проскуряков посмотрел поверх очков на женщин. — Так что будьте спокойны.
— Ой, спасибо вам, родненькие! — снова заплакала Ксения. — Ой, спасибо!.. Пойдем, Маруся…
— Спасибо вам, — сдержанно произнесла та.
Когда женщины ушли, Коля Маленький поднялся со своего места и сказал, обращаясь к Чеходару:
— У нас к штабу просьба есть.
— Какая еще просьба?
— Мы тут посовещались, — Коля Маленький указал на Бориса и Илью Куклева, — и решили. Думаю, что бригадир нас поддержит. Поручите нам найти этих хлопцев. В лепешку расшибемся, но найдем.
— Вы сначала своего найдите, — проворчал Проскуряков, а потом уже чужих. Где Таран-то?