— Выходит, наша это беда — Семен-то? — тихо спросил Блохин.

— И ваша и не ваша, потому что не умеем, не знаем еще многого в этой сложной науке. — Игорь Афанасьевич покачал головой, потом бросил взгляд на Николая и добавил: — У меня вот одна дочь, а и то я ее порой не понимаю.

— Да-а, — тяжело вздохнув, произнес Блохин. — Умные слова вы сказали. Но сейчас думать надо, как Витьку у него отобрать, не дать парню таким же подлецом стать, как отец. О господи!..

Игорь Афанасьевич согласно кивнул головой.

— У внука вашего наследственность сложная. Есть что-то хорошее. Это я, как учитель, заметил. Но я же и многое очень плохое проглядел. Только сейчас вы мне глаза открыли.

— Где теперь ваш сын живет? — решительно спросил Николай. — Мы с ним сами поговорим. Будьте спокойны.

Блохин горько усмехнулся.

— Если бы знать! Я уж через милицию справки наводил. Нигде не значится. Думал, он в другой город подалея. Ан вот тебе…

— А друзей, приятелей его знаете? — продолжал допытываться Николай.

— У него, милый, такие друзья, что их небось только милиция знает. А честным людям они не открываются. Да и имени у них нет, все клички. И у моего-то, я ненароком слышал, тоже кличка имеется. Дай бог память… — он нахмурился, вспоминая. — Король бубен, вот! Тьфу, пакость какая!

— Король бубен? — не веря своим ушам, переспросил Таран.

Николай покосился на него и, в свою очередь, спросил: А ты что, встречал такого?

— Нет… так, знаешь, слышал, — смущенно ответил Таран, сам внутренне замирая и пугаясь сделанного им открытия.

Николай внимательно, как бы оценивающе, посмотрел на товарища, потом обернулся к Блохину и твердо сказал:

— Найдем мы этого Короля. Весь город поднимем, но найдем…

Было уже совсем темно, когда они вышли от Блохиных.

Прощаясь, Игорь Афанасьевич сказал Николаю:

— Не понимаю. Как это вы можете так ручаться, что найдете? Случай, конечно, ужасный! Страшно подумать, что будет, если мальчик там останется. Но так ручаться…

— Надо найти, а раз надо — сделаем! — убежденно ответил Николай.

— Ну, знаете… — Игорь Афанасьевич по привычке пожал плечами и развел руками, выражая крайнее сомнение, — я бы на вашем месте…

Николай весело рассмеялся.

— Что вы, Игорь Афанасьевич! Зачем вам на наше место? А мы тогда куда?

Старик невольно улыбнулся.

— Это не без остроумия замечено.

«Ей-богу, чудесный парень, — подумал он. — Поразительно цельная и сильная натура…»

Расстались они друзьями.

Штаб дружины, когда туда пришли Николай и Таран, жил своей обычной жизнью. Звонил телефон, приходили и уходили дружинники. С каким-то подвыпившим парнем сердито разговаривал Проскуряков.

Тот вначале пытался кричать и ругаться, потом вдруг утих и принялся сосредоточенно рассматривать свои большие, испачканные маслом руки.

В стороне о чем-то беседовали Павел Григорьевич Артамонов и Огнев. Они были очень похожи: оба высокие, светловолосые, подтянутые, и штатские костюмы совсем не шли к их военной выправке. Только лицо у Огнева было круглое, скуластое, загорелое, с веселыми карими глазами, а у Павла Григорьевича — тонкое, строгое. Огнев энергично жестикулировал и, как видно, в чем-то убеждал Артамонова, а тот лишь скупо усмехался.

Увидев Николая и Тарана, Артамонов поманил их рукой.

— Вас, голубчики, дожидаюсь. Где остальные?

— Сами ищем.

— Так. Ну, как поход? Вы у кого были?

Николай закурил и не спеша принялся рассказывать. Артамонов и Огнев слушали внимательно, не перебивая.

Только Таран не слушал. И не потому, что все, о чем говорил Николай, было ему известно. Одна мысль не давала Тарану покоя: Король бубен — отец Витьки Блохина. Но ведь о нем говорил в субботу Жорка этой самой Стелле: «Твой семейный покой».

Выходит, он ее муж? Таран усмехнулся про себя.

Какой он муж! Просто живет у нее, и все. И живет, видно, нелегально. Даже милиция не найдет. А найти его надо! Ведь он мальца украл. Конечно, украл!

И не одного. Но как рассказать сейчас о том, что он, Василий, знает об этом типе? Как рассказать, чтобы не узнал Николай о том вечере? И еще при Артамонове! Это же отец Ани… Положим, с Аней все кончено.

И вдруг Тарану стало так страшно от этой мысли, что он сам поразился. Ну да, конечно! И не он, а она тому причиной…

Но Таран не успел углубиться в свои переживания. Перед ним вдруг встало лицо старика Блохина, и столько в нем было горестного раздумья и сдержанной боли, что Таран почувствовал: нет, не может он молчать, не может!

А Николай уже кончил свой рассказ. И Огнев, раскуривая погасшую папиросу, сказал:

— Да-а… Значит, эта Блоха связана с Уксусом. Опасно. И очень важно. Дело тут вот в чем. Придется вам один секрет открыть. Люди вы свои, надежные, — и он почему-то посмотрел на Тарана. — Что такое секрет, понимаете? Так вот. Рассказывал тебе Борис, как мне в вагоне-ресторане записку одну передали?

— Да. Рассказывал.

— Была она от старого моего знакомца. Опасного преступника. Он сейчас в городе скрывается и какое-то дело готовит. Какое — пока неясно. Мы проверили все его старые связи нигде не появлялся. И тут всплыла одна новая кличка — Уксус. Данных на него у нас нет. Ни по одному делу он не проходил, ни в одном преступлении замешан не был. Но… есть сигнал, что связан он с тем, кто записку мне прислал. Значит, нам сейчас этот Уксус до зарезу нужен. А путь к нему один пока через Блоху. Ясно? Это первое, почему я сейчас особо вашими делами интересуюсь. Второе…

Но Огнев не успел договорить. В штаб с шумом вошли Коля Маленький, Борис Нискин и Илья Куклев. Они огляделись и, увидев друзей, направились к ним. Через минуту они уже, перебивая друг друга, рассказывали новости. Начал Борис, как всегда спокойно и последовательно.

— Сперва мы пришли к Савченко Гоше. Там — дым коромыслом! Папаша — алкоголик. Дерется. Мать плачет, собой младшую дочку закрывает. Ну, мы его так прижали.

— Он мне, между прочим, табуреткой по голове все-таки съездил, — деловито сообщил Коля Маленький.

— Погоди, — оборвал его Борис. — Это детали. Главное, ничего они о Гоше не знают. Мать только рукой махнула: найдется, мол!

— А папаша обещал тут же ему шею свернуть.

— Да погоди же! — снова оборвал Колю Маленького Борис. — Папашу мы в милицию сволокли, потому, беседу проводить с ним не было возможности. Потом поехали к Кузнецовым…

— Во, во! Тут уже поинтереснее!.. — вставил Коля Маленький.

— Точно. У Шурика этого отца нет, погиб. А мать и сестренок младших он, видно, любит. И вот два дня назад прибежал к матери, говорит: «Поживу у товарища. А спрашивать кто будет — говори: уехал, и все. И когда вернется — не знаешь». Очень боялся, что его разыскивать будут.

— Олег боялся… Шурик боялся… Интересно, — заметил Огнев.

— Да. Простился, значит, и все. Пропал.

Коля Маленький напомнил:

— А конфеты?

— Верно. Он сестренок конфетами угостил, дорогими. Мать еще удивлялась, откуда он их взял.

— Какими именно? — быстро спросил Огнев.

— Пожалуйста, поглядите, — с наигранным равнодушием ответил Коля Маленький и извлек из кармана две шоколадные конфеты. — Еле выменял. Всетаки след какой-то.

— Ишь ты, Шерлок Холмс! — усмехнулся Огнев.

Он не спеша рассмотрел конфеты, что-то, видно, припоминая, потом сказал:

— Да-а… Это, брат, не только след. Это, кажется, улика, — и убежденно заключил: — Надо найти этих ребят.

Артамонов покачал головой.

— Больше скажу: надо их спасать.

— Король бубен… — задумчиво произнес Николай. — Как же до него добраться?

Он посмотрел на Тарана, и тот, как бы повинуясь его взгляду, хмуро произнес:

— Я слышал о нем… Случайно. Два каких-то парня говорили. Он, кажется, на Красноармейской живет… у одной. Они ее Стеллой называли. И еще собака у них там злая. Вот и все, что слышал.

— Гм… Это уже кое-что. Хорошо бы туда пойти, — Огнев вопросительно посмотрел на Артамонова.