Маменька целует тебя тысячу раз и говорит, что в следующий раз обязательно напишет тебе сама, а сейчас ей трудно. Она благословляет тебя снова образом Владимирской божьей матери. Наша Матрена Ивановна тебе кланяется. Старая она совсем стала, и ноги у нее пухнут. А сама исхудала страшно. К маменьке доктор из губернии приезжал, я его попросила Матрену посмотреть. Сказал, долго не протянет. Я поплакала. Внука ее Петра в солдаты забрали. Маменька не хотела, да так мир решил.

А что Андрюша Татищев, mon pauvre admirateur?* Если он в Петербурге, вот для него засохшая веточка черемухи, а для тебя сирень и сестринские поцелуи, милый Николенька. До свидания, хочется думать - скорого.

_______________

* Мой бедный обожатель (фр.).

5. Из дневника Николая Истомина

Петербург, июнь - июль 1812 г.

...Война с французами загорелась. Боже праведный и всемогущий! Благослови Россию и Александра! Весь город читает рескрипт государя из Вильны: "Французские войска вошли в пределы нашей империи..." Не могу ничем заниматься - ни службой, ни делами, ни NN. Бродил по городу.

...Какой рок влечет сию нацию? Казалось, воля одного человека толкает ее и к славе и к погибели. Но вот его нет, однако та же неодолимая сила гонит французов на поле брани. Много думал об этом до боли в голове. Известий из главной квартиры нет. Полагают, что сражение или уже было, или должно быть со дня на день. Господи, дай победу нашему оружию!

...Думал о покойном отце. Какой совет он дал бы мне теперь? Служба в комиссии, и ранее меня обременявшая, ныне теряет всякий смысл. Тому две причины: не главная, но существенная - изгнание М. М. С.*; вторая, главная, - война.

_______________

* Сперанского.

Делаю повседневные дела, но голова занята другим. Много говорят об ополченцах. Если идут все, то что же я? Думается мне, в сей войне российское воинство не будет разбирать сословий, это война подлинно народная. Может быть, нужна именно такая война, чтобы начать дело освобождения рабов?

...Наконец, наконец! Принято два великих решения: я женюсь и я иду в армию. Вернее, я делаю предложение NN и я прошусь в адъютанты к графу Алексею Борисычу. Конец моих мучительных сомнений отпраздновали пуншем у Корсакова. Что было после пунша и как добрался домой, совсем не помню. Утром проснулся больной, однако вынужден был идти на службу: сегодня записка моя по уголовному уложению отправляется в Государственный совет. Одно утешает, что через неделю или две...

...Может ли быть счастие больше моего? NN меня любит! Голова моя кружится от восторга. Слезы блистали в ее прекрасных очах... Лицо ее, одухотворенное любовью к отечеству и, смею думать, ко мне, было прекраснее греческих богинь. Я еду в армию, она будет ждать меня. Теперь предстоит мне разговор с ее матерью.

6. Николай Истомин - сестре

Петербург, начало августа

Сестра, граф Алексей Борисыч (он - наша дальняя родня по отцу, ты его в детстве видела) берет меня в адъютанты. Ему поручена дивизия, которая теперь собирается в Твери. Я выезжаю вместе с ним через два или три дня. От него поклон маменьке.

Я пишу ей особо и еще раз прошу благословения. Для тебя же вот копия с моего письма к матери NN и с ее ответного. Скажу тебе, что несколько дней после счастливого объяснения я был сам не свой от радости. Если бы ты знала, какой она ангел и умница! Но maman! Как видишь, мы должны ждать ее решения. Сколько ждать? С болью душевной я собираю имущественные бумаги для ее сведения о состоянии моем. И это теперь, когда отечество в огне и в крови, и, бог знает, вернусь ли я с войны. Она не хочет, чтобы мы виделись до моего отъезда. Я вынужден повиноваться, хотя одному богу ведомо, как мне это тяжело. Вот никогда не думал, что я, с моей рассудочной натурой, могу так полюбить.

Поговорим о другом.

Когда говорят пушки, молчат музы. Молчат и реформаторы. Я надеюсь, что после победы час Сперанского настанет, и он вернется оправданный от низкой клеветы. Ведь государь проницателен и добр. Вы, конечно, знаете, с каким восторгом встречал его народ в Москве. Боюсь только, боюсь я за Ростопчина! Тот ли он человек, какой ныне нужен в Москве? Оттуда пишет мне Корсаков, уехавший дней десять назад, что Ростопчин творит жестокие расправы с тамошними иностранцами. Какой-то француз-повар за неосторожное слово высечен публично и отправлен в Сибирь. Другой ожидает кнута. Мне это противно: если хотят внушать народу ненависть к врагам, есть другие средства.

Здесь чуть не каждый день гремят грозы. Суеверные люди гадают, что это предвещает. А военная гроза гремит своим чередом. Никогда еще Россия такой войны не вела! Даже здесь, в Петербурге, где народ по-настоящему увидеть-то трудно, все это чувствуют. Федор (он поедет со мной, чему рад сверх меры) сказывал, что говорят так: мы их и с Наполеоном бивали, а уж без него и вовсе. И то правда: иных генералов, кои на нас идут, еще Суворов бивал. Няньку Матрену жаль мне очень. Сколько раз, уже взрослым человеком, думал я: эх, если б можно было побежать и спрятаться от всех бед и зол у нее на теплой лежанке!

В заключение вот тебе свежий анекдот из дипломатических сфер. Касается он нашего нового союзника - наследника шведского престола Бернадотта. Ты, наверное, слыхала, что он в прошлом бравый французский генерал времен революции, с Наполеоном в походы ходил. Шведы взяли его в наследники к бездетному и полусумасшедшему королю, чтобы угодить Наполеону. А теперь он, вишь, противу французов идет: шведы без торговли с Англией обойтись не могут. Так вот, с некоторых пор весь Стокгольм заинтригован: как наследник ни болен, а врачам не позволяет себя осматривать. Всегда наглухо застегнут до шеи. Стали ходить разные сплетни. Недавно загадка разрешилась. На мужественной волосатой (mille pardons!*) груди будущего короля неистребимая татуировка - "Смерть королям".

_______________

* Тысяча извинений (фр.).

7. Жак Шасс - Леблану в Париж

Ковно, 28 июня

Итак, жребий брошен. Рубикон, то есть Неман, перейден. Война, вызывавшая столько сомнений и толков, началась. Впрочем, выстрелов еще почти нет: русские отошли от берегов без боя. Возможно, большое сражение будет под Вильной.

Зрелище перехода армии через Неман я не забуду до конца дней. Понтонеры за ночь навели три моста. Утром наши колонны, развернув знамена и блистая оружием, вступили на мосты. Думаю, еще никогда в истории не были собраны вместе такие массы войск.