Нежели в час, когда вепрь юноше пах прободал…[63]

        Мы, певцы, говорят, священны, хранимы богами;

        В нас, по сужденью иных, даже божественный дух…

        Но оскверняется все, что свято, непрошеной смертью,

20   Руки незримо из тьмы тянет она ко всему.

        Много ли мать и отец помогли исмарийцу Орфею?[64]

        Много ли проку, что он пеньем зверей усмирял?

        Лин — от того же отца, и все ж, по преданью, о Лине[65]

        Лира, печали полна, пела в лесной глубине.

25   И меонийца добавь — из него, как из вечной криницы,

        Ток пиэрийской струи пьют песнопевцев уста.

        В черный, однако, Аверн и его погрузила кончина…[66]

        Могут лишь песни одни жадных избегнуть костров,

        Вечно живут творенья певцов: и Трои осада,

30   И полотно, что в ночи вновь распускалось хитро…

        Так, Немесиды вовек и Делии имя пребудет,[67]

        Первую пел он любовь, пел и последнюю он.

        Что приношения жертв и систры Египта? Что пользы

        Нам в чистоте сохранять свой целомудренный одр?..

35   Если уносит судьба наилучших — простите мне дерзость, —

        Я усомниться готов в существованье богов.

        Праведным будь, — умрешь, хоть и праведен; храмы святые

        Чти, — а свирепая смерть стащит в могилу тебя…

        Вверьтесь прекрасным стихам… но славный Тибулл бездыханен?

40   Все-то останки его тесная урна вместит…

        Пламя костра не тебя ль унесло, песнопевец священный?

        Не устрашился огонь плотью питаться твоей.

        Значит, способно оно и храмы богов золотые

        Сжечь, — коль свершило, увы, столь святотатственный грех.

45   Взор отвратила сама госпожа эрицинских святилищ

        И — добавляют еще — слез не могла удержать…

        Все же отраднее так, чем славы и почестей чуждым

        На Феакийских брегах в землю немилую лечь.[68]

        Тут хоть закрыла ему, уходящему, тусклые очи

50   Мать и дары принесла, с прахом прощаясь его.

        Рядом была и сестра, материнскую скорбь разделяла,

        Пряди небрежных волос в горе руками рвала.

        Здесь Немесида была… и первая… та… Целовали

        Губы твои, ни на миг не отошли от костра.

55   И перед тем как уйти, промолвила Делия: «Счастья

        Больше со мною ты знал, в этом была твоя жизнь!»

        Но Немесида в ответ: «Что молвишь? Тебе б мое горе!

        Он, умирая, меня слабой рукою держал».

        Если не имя одно и не тень остается от смертных,

60   То в Елисейских полях будет Тибулла приют.

        Там навстречу ему, чело увенчав молодое

        Лаврами, с Кальвом твоим выйди, ученый Катулл![69]

        Выйди, — коль ложно тебя обвиняют в предательстве друга,[70]

        Галл, не умевший щадить крови своей и души!

65   Тени их будут с тобой, коль тени у тел существуют.

        Благочестивый их сонм ты увеличил, Тибулл.

        Мирные кости — молю — да покоятся в урне надежной.

        Праху, Тибулл, твоему легкой да будет земля.

XI

        Много я, долго терпел, — победили терпенье измены.

        Прочь из усталой груди, страсти позорной огонь!

        Кончено! Вновь я свободу обрел, порвал свои цепи, —

        Их я носил не стыдясь, ныне стыжусь, что носил.

5     Я победил, я любовь наконец попираю ногами.

        Поздно же я возмужал, поздно окрепли рога!

        Переноси и крепись. Себя оправдает страданье, —

        Горьким нередко питьем хворый бывал исцелен.

        Все сносил я, терпел, что меня прогоняли с порога,

10   Что, унижая себя, спал я на голой земле.

        Ради другого, того, кто в объятьях твоих наслаждался,

        Мог я, как раб, сторожить наглухо замкнутый дом!

        Видел я, как из дверей выходил утомленный любовник, —

        Так заслужённый в боях еле бредет инвалид.

15   Хуже еще, что меня, выходя из дверей, замечал он, —

        Злому врагу моему столько б изведать стыда!

        Было ль хоть раз, чтобы рядом с тобой я не шел на прогулке,

        Я, возлюбленный твой, сопроводитель и страж?

        Нравилась, видно, ты всем: недаром ты мною воспета, —

20   Ты через нашу любовь многих любовь обрела…

        Ах, для чего вспоминать языка вероломного низость?

        Ты, и богами клянясь, мне на погибель лгала!

        А с молодыми людьми на пирах перегляды и знаки,

        Этот условный язык, слов затемняющий смысл?..

25   Раз ты сказалась больной, — бегу вне себя, прибегаю, —

        Что же? Больна ты иль нет, знал мой соперник верней…

        Вот что привык я терпеть, да еще умолчал я о многом…

        Ныне другого ищи, кто бы терпел за меня!

        Поздно! Уже мой корабль, по обету цветами увитый,

30   Внемлет бестрепетно шум морем вздымаемых волн…

        Зря перестань расточать меня покорявшие раньше

        Ласки и речи, — теперь я не такой уж глупец…

        Борются все же в груди любовь и ненависть… Обе

        Тянут к себе, но уже… чую… любовь победит!

35   Я ненавидеть начну… а если любить, то неволей:

        Ходит же бык под ярмом, хоть ненавидит ярмо.

        Прочь от измен я бегу, — красота возвращает из бегства;

        Нрав недостойный претит, — милое тело влечет.

        Так, не в силах я жить ни с тобой, ни в разлуке с тобою,

40   Сам я желаний своих не в состоянье постичь.

        Если б не так хороша ты была иль не так вероломна!

        Как не подходит твой нрав к этой чудесной красе!

        Мерзки поступки твои, — а внешность любить призывает…

        Горе! Пороки ее ей уступают самой.

45   Сжалься! Тебя я молю правами нам общего ложа,

        Всеми богами (о, пусть терпят обманы твои!),

        Этим прекрасным лицом, божеством для меня всемогущим,

        Сжалься, ради очей, очи пленивших мои:

        Будь хоть любой, но моей, навеки моей… Рассуди же,

50   Вольной желаешь ли ты иль подневольной любви?

        Время поднять паруса и ветрам отдаться попутным:

        Я ведь, желай не желай, вынужден буду любить!..


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: