Ты исмарийских коней вел перед строем друзей.
Что мне, однако, с того, что разрушена Троя и снова
Ровное место лежит там, где стояла стена,
Если живу я, как прежде жила, пока Троя стояла,
50 Если разлуке с тобой так и не видно конца?
Цел для меня для одной Пергам, хоть для всех и разрушен,
Хоть победители там пашут на пленных быках.[80]
Всходы встают, где стоял Илион, и серпа поселенцев
Ждет урожай на полях, тучных от крови врага.
55 Лемех кривой дробит неглубоко зарытые кости
Воинов; камни домов прячет густая трава.
Ты и с победой домой не пришел, и узнать не дано мне,
Что тебя держит и где ты, бессердечный, пропал.
Всякий, кто к нам повернет чужеземный корабль, не уедет
60 Прежде, чем тысячу раз я не спрошу о тебе
И, — чтоб тебе передать, если встретить тебя доведется, —
Он не получит письма, что я писала сама.
К дряхлому Нестору мы посылали в Нелееву землю,
В Пилос — но Пилос прислал темные вести в ответ;
65 В Спарту послали потом — но и Спарта правды не знает.
Где ты? В какой ты земле, неторопливый, живешь?
Лучше уж было бы мне, если б Фебовы стены стояли.
Глупая! Нынче сержусь я на мои же мольбы!
Знала бы, где ты теперь, и боялась я только сражений,
70 Жалобой вторила б я жалобе множества жен.
Нынче боюсь я всего, не зная, чего мне бояться,
Для неразумных тревог много открыто дорог.
Сколько опасностей есть на морях, сколько есть их на суше,
Все они, — думаю я, — путь преградили тебе.
75 Глупые мысли мои! Я ведь знаю твое сластолюбье, —
Верно, тебя вдалеке новая держит любовь,
Верно, твердишь ты о том, что жена у тебя простовата,
Что у нее не груба разве что пряжа одна.
О, хоть бы я солгала! Хоть бы ветер умчал обвиненье!
80 Хоть бы приплыть пожелал ты, если волен приплыть!
Вдовью покинуть постель меня заставляет Икарий.[81]
Все попрекает, что зять слишком уж долго плывет.
Пусть попрекает! Твоей и была Пенелопа, и будет, —
Пусть вспоминают меня лишь как Улисса жену.
85 Даже отца сломили мои стыдливые просьбы,
Действовать силой ему верность моя не дала.
Сколько ни есть женихов на Дулихии, Саме, Закинфе,
Все ненасытной толпой здесь обступили меня,
В доме твоем без помех они хозяйничать стали,
90 Губят и сердце жены, и достоянье твое.
Надо ль о жадных руках Писандра, Полива, Медонта,
Об Антиное тебе и Эвримахе писать
И обо всех, кого ты, на чужбине постыдно замешкав,
Кормишь тем, что добыл, кровь проливая в боях?
95 Нищий Ир и Мелантий-пастух, что им на съеденье
Наши гонит стада, твой довершают позор.
Нас же лишь трое, к борьбе непригодных: я слишком бессильна,
Слишком уж стар Лаэрт, слишком уж юн Телемах.
Да и его через козни врагов я едва не лишилась,
100 Чуть лишь собрался он плыть в Пилос, не слушаясь их.
Боги, сделайте так, чтоб судьба соблюла свой порядок:
Пусть и мне и тебе сын наш закроет глаза!
Молят о том и пасущий быков, и старая няня,
Молит и верный страж хлевов нечистых свиных.
105 Но ведь не может Лаэрт — старик, бессильный в сраженье,
Меж обступивших врагов власть над страной удержать.
Только бы жил Телемах — впереди его лучшее время,
А до того опекать юношу должен отец.
Сил не хватает и мне отразить врагов, осадивших
110 Дом твой: вернись же скорей, ты, наш приют и оплот!
Есть — и пусть будет, молю, — у тебя Телемах; не тебе ли
Отчее знанье свое юному сыну вверять.
Старого вспомни отца: закрыть глаза ему должен
Ты — ведь последние дни он доживает, взгляни!
115 А Пепелопу твою, хоть оставил ее молодою,
Ты — спеши не спеши — дряхлой старухой найдешь.
Письмо второе
ФИЛЛИДА — ДЕМОФОНТУ
Гость мой! Пеняет тебе Филлида-фракиянка горько:
Минул обещанный срок — ты не вернулся ко мне.
Был уговор: один только раз луна округлится,
И у моих берегов вновь ты опустишь причал.
5 Но хоть четырежды круг замыкала луна и скрывалась,
Вал ситонийский не мчит к нам из Актеи[82] корабль,
Время сочти — хорошо мы, влюбленные, это умеем!
Нет, не до срока к тебе жалоба наша придет.
Медлила долго моя надежда: ведь если поверить
10 Больно — не верит любовь и не желает страдать.
Часто себе я лгала, чтоб тебя оправдать, и твердила,
Что уж порывистый Нот белый твой парус несет.
Как проклинала за то, что тебя отпускать не желает,
Я и Тесея, хоть он, верно, не ставил преград.
15 Страшно мне было порой: что, если волны седые
Твой потопили корабль, раньше чем в Гебр[83] он вошел?
Часто, жестокий, богов о твоем я молила здоровье,
Ладанный дым с алтарей вслед за молитвой летел;
Часто, когда ни небес не тревожил ветер, ни моря,
20 Я повторяла себе: «Если здоров ты, придешь!»
Верная все вспоминала любовь, что могло возвращенью
Скорому вдруг помешать; много причин я нашла.
Ты же все медлишь вдали, Филлиде тебя не вернули
Боги, которыми ты клялся, и наша любовь.
25 Не было правды в твоих словах, не вернулся твой парус:
Ветер унес паруса, ветер и клятвы унес.
Что тебе сделала я? Безрассудно любила, и только!
Этой виною тебе лишь угодить я могла.
В том злодеянье мое, что тебя я, злодей, приютила,
30 Но в злодеянье таком нет ли заслуги моей?
Где твои клятвы теперь и рука, пожимавшая руку?
Где божества без числа — лживых свидетели клятв?
Где Гименей, что связать нас на долгие должен был годы?
Он мне порукою был будущей свадьбы с тобой!
35 Клялся морями ты мне, по которым тебе предстояло
Снова — в который уж раз — плыть, уезжая от нас,
Клялся мне дедом своим (если дед твой не вымышлен тоже),[84]
Что укрощает в морях ветрами вздыбленный вал,
Клялся Венерою, чье чересчур мне опасно оружье:
40 Стрелы — оружье любви, факел — оружье любви.
Клялся Юноной благой, владычицей брачного ложа,
Клялся и тайной святынь светоченосных богинь.[85]
Если тебе отомстить из богов оскорбленных захочет
Каждый, не хватит на все казни тебя одного.
45 Ум потеряв, я чинила суда, разбитые бурей,
Чтобы надежный тебя в море корабль уносил,
Весла тебе я дала, чтоб на них от меня ты умчался.
Горе! Мое же копье сердце пронзает мое.
Вкрадчивым верила я словам — у тебя их в избытке!