Но: «Не покинь, Капаней! Прах с прахом смешаем!» —
Так Ифиада,[245] всходя на погребальный костер.
Слово само «добродетель» есть женского рода и вида —
Так мудрено ль, что она женскому роду близка?
25 Впрочем, подобным сердцам не надобна наша наука,
И не настолько велик парус на нашем челне:
Лишь о нетрудной любви говорится в моих наставленьях —
Женщинам это урок, как сохранить им любовь.
Женщине лук не с руки, не жжет она факелом ярым:
30 Женские стрелы с трудом ранят мужские сердца.
Част в мужчинах обман, но редок в юных подругах —
Как ни старайся, тебе не за что их упрекнуть.
Это Ясон обманул детей своих мать, Фасианку,
Ибо в объятья свои новую принял жену!
35 Из-за тебя, Тесей, Ариадна лежала, страдая,
Там, на пустом берегу, снедью для чаек морских!
Спросишь про Девять путей, откуда такое названье?
Скажут: Филлиду любя, рощи рыдали о ней!
Гость, который в молве слывет образцом благочестья,
40 Меч Элиссе вручив, сам ее бросил на меч!
В чем причина всех бед? Науки любить вы не знали!
Вы не учились, а страсть только наукой крепка.
Быть бы в неведенье вам и досель, — но вот Киферея,
Вдруг предо мною представ, мне заповедала так:
45 «Чем виноваты, скажи, злополучные девы и жены,
Что безоружный их сонм предан оружью мужчин?
Были наукой мужчин две тобой сочиненные книги —
Ныне наука твоя женщинам помощью будь.
Помнишь, как древний певец, позором ославив Елену,
50 Вскоре пропел ей хвалу, пущую славу стяжав?[246]
Ты уж давно мне знаком — так избавь от страданий красавиц.
И благодарностью их счастлив ты будешь вовек».
Эти промолвив слова, богиня, венчанная миртом,
Мне, певцу, подала семя и лист из венка.
55 Благоговейно их взяв, я восчувствовал божию силу:
Светом эфир просиял, бремя упало с души.
Дар мой — дар божества! Поспешайте же, девы, к уроку,
Ежели вам не в запрет званья, законы и стыд.
Не забывайте, что вас ожидает грядущая старость —
60 Дорого время любви, даром не тратьте ни дня.
Радуйтесь жизни, пока в цвету весенние годы:
Время быстрее бежит, чем торопливый поток.
Ни миновавшей волны не воротит речное теченье,
Ни миновавшего дня времени бег не вернет.
65 Пользуйся, годы не ждут, скользя в легкокрылом полете:
Радости ранней поры поздней порой не придут.
Эти седые кусты я видел в фиалковом цвете,
С этих колючих шипов рвал я цветы для венка.
Ты, что нынче строга к влюбленным поклонникам, вспомни:
70 Горько старухою стыть на одиноком одре!
Не затрещит твоя дверь под напором ночного гуляки,
Не соберешь поутру россыпи роз под окном.
Ах, как легко, как легко морщины ложатся на кожу,
Как выцветает у нас нежный румянец лица!
75 Прядь, о которой клялась ты: «Была она с детства седою!» —
Скоро по всей голове густо пойдет сединой.
Змеи старость свою оставляют в сброшенной коже,
Вместе с рогами олень ношу снимает годов:
Только нам облегчения нет в непрерывных утратах —
80 Рвите же розы, пока в прах не опали они!
Да и рождая детей, становится молодость старше:
Жатву за жатвой даря, изнемогают поля.
Разве стыдится Луна латмийского Эндимиона?
Разве позорен Кефал розовоперстой Заре?
85 Та, от кого рождены Эней и Гармония миру,
Разве досель не грустит об Адонисе-ловце?
Смертные жены, для вас пример указуют богини:
Не отвечайте же «нет» жадным желаньям мужским!
Страшно обмана? Зачем? Все ваше останется с вами:
90 Не убывает оно, сколько его ни бери.
Сточится сталь сошника, обкатаются камни о камни,
Но не иссякнет одно — то, чем дается любовь.
Разве кто запретит огню от огня зажигаться
Или возьмет под замок воду в пучинах морей?
95 Так почему же твердит красавица другу: «Не надо»?
Надо ли воду жалеть, ежели вдоволь воды?
Я не к тому ведь зову, чтобы всем уступать без разбора,
Я лишь твержу: не скупись! Твой безубыточен дар.
В дальнем пути мой корабль ожидает неслабого ветра,
100 А для начала пути в пользу и легкий Зефир.
Это начало — уход за собой. На ухоженной пашне
Всюду щедрее зерно, в грозди ухоженной — хмель.
Божий дар — красота; и если прикинуть без лести,
То ведь придется признать: дар этот есть не у всех.
105 Нужен уход красоте, без него красота погибает,
Даже если лицом схожа с Венерой самой.
Если красавицы давних времен за собой не следили,
Были причиной тому грубые вкусы мужей.
Ежели толстый хитон случалось надеть Андромахе,
110 Что из того? У нее муж был суровый боец.
Разве могла бы жена, разубравшись, предстать пред Аяксом,
Перед Аяксом, чей щит семь покрывали быков?
Век простоты миновал. В золотом обитаем мы Риме,
Сжавшем в мощной руке все изобилье земли.
115 На Капитолий взгляни; подумай, чем был он, чем стал он:
Право, как будто над ним новый Юпитер царит!
Курия стала впервые достойной такого сената, —
А когда Татий царил, хижиной утлой была:
Фебу и нашим вождям засверкали дворцы Палатина[247]
120 Там, где прежде поля пахотных ждали волов.
Пусть другие поют старину, я счастлив родиться
Ныне, и мне по душе время, в котором живу!
Не потому, что земля щедрей на ленивое злато,
Не потому, что моря пурпуром пышным дарят,
125 Не потому, что мраморы гор поддаются железу,
Ее потому, что из волн крепкий возвысился мол, —
А потому, что народ обходительным стал и негрубым,
И потому, что ему ведом уход за собой.
Так не вдевайте же в уши себе драгоценные камни,
130 Те, что в зеленой воде черный находит индус;
Не расшивайте одежд золотыми тяжелыми швами —
Роскошь такая мужчин не привлечет, а спугнет.
Нет, в красоте милей простота. Следи за прической —
Здесь ведь решает одно прикосновенье руки! —
135 И не забудь, что не все и не всех одинаково красит:
Выбери то, что к лицу, в зеркало глядя, проверь.
К длинным лицам идет пробор, проложенный ровно:
У Лаодамии так волос лежал без прикрас.
Волосы в малом пучке надо лбом и открытые уши —
140 Эта прическа под стать круглому будет лицу.
Можно на оба плеча раскинуть далекие кудри,
Как их раскидывал Феб, лиру певучую взяв;
Можно связать их узлом на затылке, как дева Диана,
Что, подпоясав хитон, гонит лесное зверье;
145 Этой к лицу высокий начес, чем пышнее, тем лучше,
Та — волосок к волоску пряди уложит плотней;
Этой будет хорош черепаховый гребень Киллены,[248]