Он опустошен. Даже если бы Мегрэ и не сидел здесь, он сам бы пошел к нему, оказался бы на пыльной лестнице уголовной полиции, добивался бы разговора с кем-нибудь.

Так и случилось! Оркестр делает перерыв. Аккордеонист направляется в бар вылить рюмочку. Другие музыканты тихо переговариваются. Петийон кладет свой инструмент на подставку, спускается с эстрады…

— Я должен с вами поговорить, — бормочет он.

А комиссар удивительно ласковым голосом отвечает:

— Я знаю, малыш.

Здесь? Мегрэ окидывает взглядом этот зал, от которого его тошнит. Не стоит выставлять парня напоказ, ведь он вот-вот разрыдается.

— Не хотите выпить?

Петийон отрицательно качает головой.

— В таком случае пойдем…

Мегрэ заплатил за коньяк, хотя хозяину очень хотелось, чтобы комиссар выпил за его счет.

— Думаю, сегодня ночью вам придется обойтись без своего саксофониста… Мы с ним пройдемся вдвоем… Возьмите вашу шляпу и пальто, Петийон!

— У меня нет пальто…

Едва они вышли на улицу, молодой человек глубоко вздыхает, будто собирается нырнуть в воду, и сразу говорит:

— Послушайте, господин комиссар… Лучше я вам во всем признаюсь… Я больше не могу…

Он весь дрожит. Наверное, уличные фонари кружатся у него в глазах. Хозяин «Пеликана» и негр-швейцар смотрят им вслед.

— Не торопись, малыш…

Сейчас он отведет его на набережную Орфевр… Это проще всего… Сколько расследований заканчивалось в такой час в кабинете Мегрэ, когда все помещения уголовной полиции пусты! Только дежурный сидит в коридоре, когда лампа с зеленым абажуром бросает свет на человека, нервы которого уже сдали.

На этот раз с ним всего лишь мальчишка. Мегрэ хмурится. Решительно в этом деле у него одни только жалкие противники.

— Входи!

Он вталкивает его в пивную на площади Пигаль, потому что ему хочется выпить кружку пива перед тем, как позвать такси.

— Ты что будешь пить?

— Мне все равно… Клянусь вам, господин комиссар, я не…

— Конечно… Конечно… Сейчас ты мне все расскажешь… Официант, две кружки пива!

Комиссар пожимает плечами. Вот еще двое каких-то клиентов, узнав его, предпочитают оставить свой луковый суп и смыться. Другой бросился к телефонной кабине, и через стекло в форме ромба видно, как он, наклонив плечи, говорит в аппарат.

— Она твоя любовница?

— Кто?

Вот так штука! Парень искренне удивлен. Есть такие интонации, которые не обманывают.

— Фелиси…

И Петийон повторяет, словно такая мысль никогда не приходила ему в голову и он вообще ничего не понимает.

— Фелиси моя любовница?

Он растерян. Он только собрался сделать драматическое признание, и вдруг комиссар, человек, в руках которого находится его судьба, этот Мегрэ, пустивший ему вслед свору полицейских, говорит с ним о служанке его дяди!

— Клянусь вам, господин комиссар…

— Ладно… Пойдем все-таки…

К их разговору прислушиваются. Какие-то две девицы делают вид, что мажут губы, а сами навострили уши. Не стоит выставлять себя напоказ.

Они снова на улице. В нескольких метрах от них, во мраке площади Пигаль, выстроилась вереница такси, и Мегрэ собирается подать знак, уже поднимает руку. Совсем рядом, на углу тротуара, какой-то полицейский рассеянно посматривает вокруг.

Как раз в эту минуту раздается выстрел. Почти одновременно комиссар слышит еще какой-то шум, и в сторону бульвара Рошешуар рывком отъезжает такси.

Все произошло настолько быстро, что Мегрэ даже не сразу успевает заметить, как его спутник поднес руку к груди и, покачиваясь, остановился, пытаясь другой рукой за что-нибудь уцепиться.

Комиссар машинально спрашивает:

— Ранен?

Полицейский бросается к стоянке такси, вскакивает в одну из машин и пускается вдогонку стрелявшему. Какой-то доброволец шофер тоже прыгает на подножку.

Петийон падает, прижав руку к манишке, пытается крикнуть, но слышен только какой-то странный, слабый звук…

На следующее утро газеты опубликовали небольшую, довольно банальную заметку:

Все это неверно. Полиция не всегда сообщает прессе точные сведения. Жак Петийон действительно находится в Божоне. И состояние его действительно тяжелое, настолько тяжелое, что даже нет гарантии на спасение. Левое легкое пробито пулей крупного калибра.

Что же касается погони за убийцей, то тут дело обстоит иначе. Об этом с горечью рассказывает сам Мегрэ, отдавая рапорт в кабинете начальника уголовной полиции:

— Это моя вина, шеф… Мне захотелось выпить кружку пива… Нужно было, чтобы и мальчишка немного пришел в себя перед тем, как отвести его на набережную Орфевр… У него уже нервы не выдерживали… Ему весь день не давали передышки… Видимо, тут я допустил ошибку.

— Тот, кто этим воспользовался, честное слово, не новичок.

— Когда я услышал выстрел, то сразу занялся мальчишкой… Я позволил полицейскому без меня пуститься вдогонку за преступником… Вы читали рапорт? Такси, за которым гнался полицейский, завело его на другой конец Парижа, на площадь Италии, и там внезапно остановилось. Никакого пассажира в такси не оказалось… Шофера тут же арестовали. Несмотря на его протесты… А меня, однако, здорово провели…

Комиссар бросает гневный взгляд на протокол допроса шофера:

— «На стоянке у площади Пигаль ко мне подошел какой-то незнакомец и предложил мне двести франков за то, что я помогу ему, как он выразился, подшутить над одним его приятелем. Он выстрелит из хлопушки — это были его слова, — а я по этому сигналу должен мчаться на полном газу по направлению к площади Италии…»

Слишком наивно для ночного шофера! Впрочем, трудно доказать, что он солгал. И дальше: «Я плохо разглядел моего клиента. Он стоял в тени, со стороны земляной насыпи, опустив голову. Он широкоплечий, одет в темное, на голове серая фетровая шляпа». Право, такие приметы могут подойти ко многим!

— Эту проделку, уверяю вас, я буду долго помнить, — ворчит Мегрэ. — Тот, кто ее придумал… Он проскальзывает между двумя такси или где-то рядом в темноте… Стреляет… В ту же минуту такси срывается с места, и все, конечно, считают, что убийца сидит в этой машине, пускаются вслед за ним, а он тем временем успевает удрать или даже затеряться в толпе… Допросили других шоферов, которые ожидали на стоянке. Никто ничего не видел… Только один из них, старый, которого я уже давно знаю, кажется, заметил, что какой-то силуэт огибал бассейн…

Подумать только! Саксофонист был готов все рассказать, тут же, в «Пеликане», а Мегрэ не дал ему говорить. А теперь бог знает когда можно будет снова его допросить и можно ли будет вообще.

— Что вы собираетесь делать?

Существует классический метод. Дело происходило на Монмартре, в определенном периметре. Нужно допросить полсотни человек, людей, известных полиции, которые в ту ночь находились в этом секторе, всех тех, которые метались, как крабы в корзине, когда на улице Пигаль стало известно о присутствии комиссара Мегрэ.

У некоторых из них рыльце в пуху. Если прижать их хорошенько, пригрозить, что поближе присмотрятся к их делишкам, то можно получить нужные сведения.

— Я сейчас пошлю туда двух-трех человек, шеф… Что же касается меня…

Что бы он ни делал, все равно его тянет в другое место. С самого начала. С тех пор, как он вступил в этот игрушечный мирок, который называется Жанневиль.

Ему так не хотелось покидать «Мыс Горн» и эту взбалмошную Фелиси! Не было ли это предчувствием?

События показали, что он не прав. Теперь ясно, что тайну убийства старого Лапи следовало искать в районе площади Пигаль.