После такого инструктажа, вратари-часовые караулили бессонно, зорко.
Пару раз силились случайные проходимцы разжиться за счет стратигических резервов, да не сложилось. Попытки хищений стража решительно пресекла, воров отловила, на скорый суд доставила. По гильдиному приказу повесили воров на стенах городского пакгауза. С целью назидательной, привентивной – что б другим корыстолюбцам не повадно стало на общественное добро зариться.
– А чего ты их ракам не скормила? – Гильда все еще не всякий раз понимала – шутит ее витязь или серьезен.
– Ракам нынче бе того сыто живется. Обождут пока протухнут. Им мясо с душком по душе.
Однако, поразмыслив, приказала висельникам запхать в пасти по этому самому раку.
Боле посягательств на державные харчи не наблюдалось, воцарилось законопослушание.
– По дороге войско идет. Большое, с обозами. Кажись наши.
– Раз наши, то пойдем встречать.
– Да вот, – вестовой смущенно потирал затылок, – чудные какие-то, в рясах, в черных. Вроде никак монахи.
Ну, монахи, то монахи, раз уж пришли, то отворот поворот гостям показать не годится. Сигмонд вышел навстречу прибывающим. С большим удивлением смотрел, как вступают в город ладные колонны долгополых воителей. Это первосвятейший друид Ингельдот привел полным составом монастырскую братию Кролико-Предтечинской обители.
В черных сутанах, с короткими мечами на боках, воины на плечах несли копья с длинными узкими трехгранными наконечниками, отчетливо напомнившими Стиллу старинный русский штык, запрещенный еще Гаагской конференцией забытого года. В впереди воинства шагали меченосцы с обнаженными клинками, сопровождали, несомое развернутым, знамя. На мерно колышущемся лазоревом полотнище было видно изображение серебряного Зверя-Кролика с алой морковкой в зубах. Навершие древка украшала полосатая черно-оранжевая лента.
С командирами во главе отрядов, стройные шеренги печатали чеканный шаг. Голосистый запевающий лихо затягивал:
И тут, к своему изумлению, узнал Сигмонд в идущей впереди знамени огромной фигуре, самого, да, да, в этом не было сомнения, самого Ангела Небесного, сиречь полковника Приходьку.
Полковник тоже узнал Сигмонда, не сбиваясь с шага, чуть поворотил голову назад в сторону своего войска и взял под козырек.
– Полк! Слушай мою команду! Равнение на ле-ву! Строевым шаго-ом-арш!
Полк жахнул строевым. Бойцы старательно тянули носок.
Оторопелый Сигмонд и себе выправился, подтянулся, приложил ладонь к шлему.
– Здравствуйте товарищи монахи!
– Здрав-жела-вит-небес-крол! – Гаркнули в ответ колонны.
– Благодарю за службу!
– Ура-а-а! Ура-а-а! Ура-а-а! – Раскатисто прокатилось по рядам.
Сигмонд потянулся за папироской. Гильда удивленно заметила как дрожат пальцы витязя, вынимающие табачную палочку. Потом поняла, что тот просто давится от еле сдерживаемого смеха. Вот это было непонятно, самой Гильде все очень понравилось. Чуден, все-таки, лорд Сигмонд. Никак его понять нельзя.
Вечером того же дня леди Гильда и лорд Сигмонд устроили торжественный прием в честь новоприбывшего войска. За круглый стол чинно рассаживались приглашенные – сам Ангел Небесный, первосвятейший друид Ингельдот-Кроликоносец, иерарх пророкам равночинный со вдовицею, трое первозванных, а ныне батяней-комбатов и начштаба, ранее служивший монастырским летописцем.
Из рассказов гостей стало ясно, что длиннополые не только для парадов годились, но и отличились во многих боях.
По военному времени бразды правления лесной обители перешли в профессиональные руки полковника Приходьки. Его стараниями монастырь был преобразован в укрепрайон, а из числа его обитателей сформирован Кролика-Предтечи 1-й Скито-Монашеский пехотный полк, которому в дальнейшем за победу у Алинтонского моста присвоено было звание гвардейского.
Довелось монахам первыми столкнуться с толпами дикарей лесных кланов. Загодя возведенные стены не позволили диким ордам прорваться в монастырские пределы, но все посевы и сельскохозяйственные дальние постройки были уничтожены. Одна за другой накатывались три волны, три эшелона – поправил полковник Ангел, захватчиков, но все разбивались о монастырские укрепления и стойкость защитников. Огромными толпами штурмовали дикари каменные стены, но меткие залпы из луков и острые копья ингельдотовцев, язвивших страшными, незаживающими ранами, наносили огромный урон лесным кланам. А отважные контратаки завершали окончательный разгром неприятеля. С криком и визгом разбегались голозадые по окрестным лесам, оставляя поле боя за доблестными монахами.
Продержаться против необученных толп варваров можно было годами, да убоялся Ингельдот приближающихся тамплиеров. Особо страшили угрозы жестокосердного Великого Магистра. Клялся тот повесить Свинячьего Лыча за ноги на сохлой осине. Не решаясь в одиночку противиться фанатичным приверженцам левоположения, решился первосвятейший покинуть обитель, искать защиты у Сигмонда. Да и где монахам храма Кролика – Предтечи ее искать, как не у самого витязя Небесного Кролика.
Нелегкая была дорога. По пятам крались лесные кланы. Отходили в постоянных арьергардных боях. Приходилось спешить – путь к Сигмонду в любой момент могли преградить наступающие храмовники. Так и вышло. У Алинтонского моста уже ждал их передовой отряд туркополов. Занял оборону, рассчитывал не пропустить Ингельдотовцев до подхода своих главных сил. Поджимаемое напирающими сзади дикарями кинулись монашеское войско на приступ, но было встречено прицельным огнем и мечами хорошо обученного войска. Откатилось назад, снова пошло штурмовать предмостное укрепление. Тамплиеры умело отражали нападение, бились упорно, яростно, начали побеждать. Панически отступали ингельдотовцы и близок был их разгром, но тут вперед выбежал полковник Приходько, выхватил хоругвь из дрожащих рук растерянного знаменосца и с криком "Двум смертям не бывать, а одной не миновать! Вперед blya, slowyane! Ура!" пошел в атаку. Так, со стягом в руках, первым пробился на мост, увлекая за собой воодушевленных иноков. В кровавом побоище узости каменных пролетов бойцы 1-го Скито-Монашеского поголовно вырезали тамплиеров, вышли на прямую дорогу к Сигмондовой цитадели.
Приход их был кстати. Ведь хозяйственная вдовица, собираясь в отступ, эвакуацию – опять поправил полковник Приходько, запасла солонину бочками, муку мешками, козьи шкуры тюками. Не позабыла грибы сушеные, копченые колбасы и винишку место нашлось. Загрузила полные подводы провианта, да еще привезла откормленную птицу, пригнала стада скотины.
Когда вдовствующая подруга радела о пропитании, Ангел Небесный о войсковом обозе, Ингельдота тревожили материи рода иного. Разумел первосвятейший друид, пророкам равночинный Ингельдот-Кроликоносец, что без этого самого, расчудесного Зверя-Кролика, не будет ни друидства, ни персвятейшества, ни равночиния пророческого, а вынырнет из мусорного закаморка. мурло Свинячьего Лыча. Из грязи вышли, в грязь плюхнемся. Слова хорошие, мудрые, но на свою особу примерять оные сентенции не желалось. Ох как не хотелось прежних колотушек, голодухи да круглоденных попреков!
Иллюзорными надеждами напрасно себя не тешил. Уверенно полагал: случись беда – первозванные первыми скрысятся, первыми покинут, вдобавок все грехи на него, несчастного страстотерпца, спишут, глазом не моргнут. Да, пожалуй, и вдовица, к жирным щам привыкнув, пустую похлебку хлебать не станет, паче с нищим монахом делиться. Все отберет, все выморочит, изгонит прочь, благо если соизволит рваной рясой бренные члены укутать. Мыслил такое Ингельдот небезосновательно – сам точно таким макаром и поступил со своим игуменом. С какого резона от ближних ждать особого благодушия, скажите на милость?.