В послесловии к той брошюрке отмечалось, что Успехи Организации Объединенных Наций Против Педофилов (ООНПП), которая заменила собой ранее несовершенную ООН, в борьбе с извращенцами были столь несомненны, что можно было надеяться на полное искоренение этого самого опасного преступления как вида в течение ближайших двадцати лет. За последние 5 лет, указывалось там, более сорока миллионов скрытых педофилов предстали перед ЧАТ-ами и понесли заслуженное наказание в виде тюремного заключения и кастрации. Что удивительно, среди педопреступников в равной пропорции представлены все слои населения – и старики, и женщины, и дети, и мужчины, любых профессий и любого образования – такая вот опасная эта зараза. Когда Андрей читал все это, смутное и грозное сомнение нависало тучей над его мыслями, но он здраво опасался не только развивать его, но даже позволять оформляться в конкретные мысли.

– Педофилия тут не при чем, – твердо произнес он, обращаясь к субъекту в углу, а старики – явно паразитическая часть общества. Паразитическая, ненавидящая все живое, консервативная.

– Так что, убить их всех и дело с концом, так что-ли? – Выкрикнула вечно нейтральная Вика с нескрываемым возмущением.

– Я не требую их убить, я вообще сейчас не говорю о том, какие меры целесообразно предпринять, не меняй тему! Я говорю о том – полезные они члены общества или вредные, паразитические.

– Ты фашист, просто фашист, как ты вообще можешь… Ребята, пусть Андрей уйдет! – Продолжала Вика пронзительным голосом.

Поддерживающие ее агрессивные шепотки стали нарастать.

– Позвольте, друзья мои, – неожиданно вмешался динозавр своим бархатным голосом, – обмен мнениями не должен превращаться в преследование инакомыслящих.

Видимо, динозавр решил, что настало время завоевать авторитет в этой свободомыслящей компании студентов.

– Все-таки мы живем в свободной стране, где свобода иметь свое мнение является одной из основополагающих ценностей. Я не могу сейчас точно вспомнить суру Корана, в которой это записано, но там точно это есть, и в Библии и Талмуде тоже, так что давайте уважать авторитетные источники, снабжающие нас мудростью. Вы еще очень молоды, ребята, – продолжал он с важным видом, – а я вот помню те времена, когда еще не было "Кодекса 278", представляете – какой был хаос, какая была несвобода! Человек никогда не мог знать наверняка, на какую тему можно говорить и думать, а на какую нельзя! Слава богу, те хаотические времена давно прошли. Вы уже родились и выросли в свободном, демократическом мире, в котором можно говорить и думать на любые темы, кроме тех двухсот семидесяти восьми, что входят в Кодекс. И никакая тема не может быть запрещена для обсуждения и обдумывания, кроме как путем всенародного обсуждения и последующего утверждения в Верховном Совете! Вот насколько прочно защищает наши свободы Закон. А я ведь помню, как всё только начиналось, – ударился он в воспоминания, явно не замечая нарастающее нетерпение аудитории. – Как сейчас помню, сначала в Кодекс внесли тему о педофилии, да, кстати, – кивнул он куда-то в угол, – именно о педофилии. Никто и ни при каких обстоятельствах больше не имел права обсуждать вопросы, в которых слова "секс" и "ребенок" стояли бы в непосредственной или косвенной связи в любой их синонимической или семантической или смысловой форме… ну эти детали юриспруденции сейчас для вас трудны, ладно… Потом в Кодекс была внесена тема ответственности советского народа за разжигание второй мировой войны – больше нельзя было ни заикаться, ни помыслить на эту тему, потом запретили подвергать сомнению страдания еврейского народа от антисемитов всех мастей, и в тот же месяц, как сейчас помню, утвердили запрет на тему сомнений в правомочности действий родителей в отношении их детей и запрет на обсуждение темы необходимости вежливости, ну и так далее – много всего полезного.

– Андрей Николаевич, – наконец решился Игорь, пятикурсник, один из лидеров клуба, – это на самом деле очень интересно, но вот о стариках…

– Да, друзья мои, так вот молодой человек утверждает… как Вас зовут, юноша? Андрей? Чудесно. Итак, Андрей утверждает, что старики – паразитическая часть общества. Очевидно, что это не так, нам всем это понятно и я уверен, что он и сам прекрасно это понимает, но давайте в таком случае не сваливаться на уровень пещерного человека, а возразим ему аргументированно и скажем спасибо за то, что он дал нам возможность еще раз убедиться в торжестве гуманизма.

– Прежде чем торжествовать, Вы бы сначала потрудились сказать что-нибудь осмысленное по теме, – возразил Андрей, сам не веря тому, что говорит. Не то, чтобы он был чрезмерно застенчив, но говорить с пожилым человеком при всей аудитории в таком тоне, будучи в центре внимания – такого с ним еще не случалось, но происходящее стало неожиданно ему нравиться. Он почувствовал себя отделенным ото всех. Возможно впервые в жизни это чувство предельной изолированности стало настолько отчетливым, что захватило его целиком. Единственный минус – неизбежное взыскание со стороны Комитета Обязательной Вежливости (КОВ), но в институте не относились к этому уж слишком серьезно, и в этом тоже проявлялся особый, студенческий дух свободы. Конечно, комитетчики из КОВа присутствовали и тут – по закону о Вежливости от 2072 года на каждом собрании свыше 20 человек обязательно присутствие хотя бы одного представителя от КОВ и АПО, но в отличие от АПО-шников их присутствие было в значительной степени формальным. Максимум, что грозило Андрею, это лишение одного процента стипендии, и поскольку он так и так уже наговорил на этот штраф, о дальнейшем можно не беспокоиться.

От этого острого ощущения своей отделенности, обособленности от окружающих его людей, неожиданно возникло странное переживание, словно живая, вибрирующая поверхность проявилась где-то впереди его тела на расстоянии вытянутой руки впереди, и все же каким-то необъяснимым образом он ощущал ее как неотъемлемую часть своего тела. Он замер, на несколько мгновений полностью сосредоточившись на этом непередаваемо странном ощущении, и живая поверхность стала причудливо изгибаться, сформировав некий объем неправильной формы, который охватывал его тело со всех сторон – в меньшей степени сзади. Еще спустя несколько мгновений этот объем, напоминающий смятый куб, стал словно выправляться и теперь напоминал большое яйцеобразное тело, поверхность которой казалась одновременно шершаво-серой и блестящей. Нет, ничего реально видимого, конечно, не было, но если попытаться словами описать те в высшей странные ощущения, которые в столь неподходящий момент захватили Андрея, то наилучшим образом подходили слова "шершаво-серый" и "блестящий". Вдруг предметность этой вытянутой сферы стала столь отчетлива, и произошло это таким резким скачком, что Андрей даже слегка напугался. Обрывки хаотических мыслей, так или иначе оперировавших терминами нездоровья, стали откровенно назойливыми. Одновременно обычные ощущения тела притупились, и на какой-то момент он ощутил себя как в основном плотное, вибрирующее блаженными вибрациями яйцеобразное нечто, и уже не страх, а изумление вырвалось наружу; руки словно сами собой стали размахиваться в инстинктивной попытке восстановить прежнее "статус кво", и ощущение яйца стремительно сошло на нет.

Пережитое им за эти несколько секунд столь плотно уложилось в отведенное для этого время, что он еще успел этому удивиться, а в аудитории ничего, по сути, и не произошло, за исключением того, что некая серая личность приподнялась над стулом и негромко и очень вежливо заметила, что Андрей, как, несомненно, многие заметили, нарушил, разумеется невольно и в пароксизме юношеской горячности, некоторые основополагающие правила вежливости, за что, увы и к большому его, серой личности, сожалению, он подвергается малому штрафу, который будет списан, впрочем, в безакцептном порядке из его стипендии, так что сам Андрей никоим образом не будет потревожен.

Динозавр между тем вальяжно раскинулся в кресле и стал загибать пальцы.