– Но я же могу не покупать то, что мне не нужно?

– Где угодно, только не тут. Войдя в зал, ты обнаружишь, что на сцене танцуют голые девушки, а когда ты захочешь оттуда выйти, тебе охранники сообщат, что само смотрение на этих девушек уже является услугой Клуба, которую ты потребил, а стало быть, должен заплатить. И если с тебя потребуют сто или двести долларов, то придется платить – никакая полиция никогда тут не появится, а если и появится, будет не на твоей стороне ни при каких обстоятельствах, даже если тебе голову разобьют, а тайцы на это горазды.

– Но это же обман! – возмутился Андрей.

Энди посмотрел на него с нарочитым удивлением и рассмеялся.

– Мальчик, ты приехал в большой мир. Здесь крутятся миллионы и миллиарды, здесь плавают такие акулы, о которых ты не имеешь и представления. Ты жил и вырос, судя по всему, в аквариуме. Это, конечно, прекрасно, что в твоей голове есть некоторые принципы насчет обмана и прочего. Лучше начинать с этого, чем с противоположного. Но если эти принципы являются для тебя хорошей стартовой площадкой для развития души, так сказать, то с другой стороны они делают тебя совершенно беспомощным в большом реальном злом мире. Я бы на месте твоих воспитателей время от времени знакомил своих воспитанников с той реальностью, которая существует вокруг их тихих заводей и прудиков… Да, это можно назвать обманом, но это не самый наглый обман из тех, с которым тут можно столкнуться.

– Мне тайцы кажутся довольно мирными, улыбчивые, – пробормотал Андрей.

– Они такие и есть – мирные и улыбчивые. – Подтвердил Энди. – Только их улыбки натянутые, а их миролюбивость исчезает так быстро, что не успеваешь порой и заметить. Ты наверное не успел еще заметить, но любимый национальный вид спорта у тайцев – тайский бокс. Им увлечены все, тайский бокс на всех экранах телевизоров, и как ты думаешь, они в себе миролюбие культивируют, когда смотрят этот мордобой? Никогда не ругайся с тайцами – запиши, запиши, это важный совет. Никогда с ними не ругайся, даже если они тебя обманули. Улыбайся и разговаривай так спокойно, как будто ты у кровати умирающего дедули. Иначе получишь сзади удар бутылкой по голове и очнешься без денег, а то и без мозгов. Туристы никогда за тебя не вступятся, никто и никогда, запомни. Даже если на тебя средь бела дня нападет таец – даже если вокруг будет сто туристов, никто не поможет, так как они и сами боятся и вообще они воблы. А тайцы – наоборот – налетят на тебя всей стаей и хорошо если не покалечат. С тайцами можно общаться и иметь дело, но никогда нельзя доводить дело до скандала.

Энди о чем-то задумался и посмотрел в окно.

– Так что, делать в Бангкоке нечего. Если тебе нужен секс… а тебе ведь нужен секс, – спросил он, пытливо всматриваясь в лицо Андрея.

– Я не знаю… вообще наверное да.

– То тут его полно, везде, на каждом углу. Сейчас мы приедем на Рамбуттри, и вокруг тебя будут десятки девушек любого возраста, которые раздвинут ноги за десять-пятнадцать долларов. Но секса здесь еще сравнительно мало. Уж если нужен секс – лети на Самуй, это остров – полчаса лету от Бангкока. Там их не десятки, там их сотни. Везде. Всегда. Сколько угодно. И девушки, и трансики. Трансики там особенные – тела как у девочек, не отличишь – стройные, изящные, а между ног – член. Некоторые могут трахать тебя, большинство дают трахать себя. Привлекает?

Андрею было неловко, что разговор вот так откровенно идет о сексе, но Энди говорил обо всем этом так просто и откровенно, что Андрей постеснялся проявлять свое смущение.

– Да, привлекает.

– А напрасно. Секса тут нет.

– То есть??

– Ну вот так, нет здесь секса в Таиланде. Конечно, если ты вообще девственник, то тебя устроит любое тыкание члена в письку или попку, но стоит только немного реализовать самую первую волну этой горячки, когда хочется всегда и всего, начинаешь понимать, что секса здесь нет. Здесь – поточное производство секса, а это не секс. Ты для них – как машина на сборочном конвейере, которую нужно как можно быстрее довести до кондиции и свалить. Всегда, когда хоть сколько-нибудь чувственный человек хочет секса, он хочет еще и чувственности, нежности, открытости – хотя бы в самой минимальной форме, а тут этого нет совсем. В конце концов чувствуешь себя дойной коровой, которую всякий пытается подоить.

– А где же можно найти секс?

– О, этот вопрос требует вдумчивого ответа…, – Энди замолчал, но по его лицу было ясно, что он не пытается ответить на заданный вопрос, а думает о чем-то своем.

– Если ты хочешь найти в Таиланде хоть немного более чувственный секс, чем на этом бесконечном, круглосуточном и вечном конвейере, где делаются доллары и прожигается жизнь, то следует ехать на север, лучше всего начинать с Чанг-Мая. Записал? Чанг-Май – северная столица Таиланда. Там тоже есть улицы, целиком отданные туризму. Тебе больше подойдет Мун-Муанг – расположенные там в переулках гестхаузы вполне приличны для скромного проживания и стоят долларов десять-двадцать в сутки. По вечерам в барах и на улицах – куча проституток, как девушек так и ледибойчиков. Если хочешь паренька – скажи любой проститутке, она позвонит и достанет тебе его, или на улице после окончания рабочего дня снимай любого паренька, кто бродит по улице или идет с работы. По какой-то причине север более консервативен, там нет этого маховика, перемалывающего сперму туристов, и какое-то подобие чувственности там найти можно, но именно подобие, не позволяй себе заблуждаться на этот счет, так как и это заблуждение может обойтись тебе очень дорого.

– Тоже обманывают с ценами?

– Нет, иначе. Представь себе эдакую грустную малышку, у которой болеет мама, умер папа, на руках две сестрички.

В этот момент Энди отвлекся, указывая шоферу место высадки, машина остановилась и они вышли. Был уже поздний вечер, но все вокруг было ярко освещено. Толпы туристов шастали туда-сюда, казалось бы, без определенной цели. Андрей поразился вопиющему уродству людей, что окружали его. Нет, тайцы были как раз симпатичны или нейтральны, а вот туристы!! Андрей был совершенно поражен тем, какие же они были уроды. Он вглядывался в их лица и не мог понять – то ли у него что-то с головой, то ли тут место такое злачное… ну понятно, что пенсионеры, которых тут было навалом, были омерзительны, но странно было то, что даже относительно молодые люди, как парни так и девушки, были откровенно уродливы. Кунсткамера просто.

– Они… они все такие страшные! – вырвалось у него.

– Туристы? Да, они такие. В России, Малайзии, Таиланде, Бразилии, да много где еще люди в целом производят приемлемое впечатление, а европейцы – вырождающиеся расы. Уроды.

– Уроды. – Повторил вслух Андрей. Хотя именно то же самое слово пришло ему в голову и самому, но будучи произнесенным вслух оно приобрело статус приговора, неотъемлемого и не терпящего сомнений. Раньше он почти никогда или даже совсем никогда не употреблял этого слова для характеристики внешности людей – просто не было случая. Если он когда-то и встречал именно урода, то это было так разительно на фоне остальных людей, что и в этом случае слово "урод" оставалось невостребованным, неуместным и жестоким, и не хотелось так говорить и думать, а здесь просто не было иного выхода, не было никакого способа убежать в вежливость, вытеснить то, что теснилось вокруг него десятками и сотнями лиц. Уроды. Искаженные лица. Спокойные или даже улыбающиеся уроды. Удивило и то, что все они без исключения были дряхлыми. Стариков было немного, а дряхлыми были все без исключения. Обутые в шлепанцы или пластмассовые уродливые башмаки они шаркали ногами, переваливаясь с ноги на ногу, и казалось, что каждый шаг и даже каждое дыхание дается им с трудом. Мимо прошла семья – урод-папа, урод-мама, и две двенадцати-тринадцатилетние девочки. Андрей заворожено смотрел им вслед, не будучи способным оторваться от странной, сюрреалистической картины: девочки шли точно так же, как все остальные, заложив руки за спину, переваливаясь, подтаскивая ногу к ноге, и на лицах у них застыло выражение, которое бывает наверное только после лоботомии.