– Кстати, ты сидишь в том самом месте, где была построена самая первая лаборатория по исследованию новой медицины, – сказал Энди. – Вот прямо тут все начиналось. Сначала мы закупали самое простое оборудование, какое могли, потом сделали первое помещение внутри скалы и разместили там кое-что покрупнее, пригласили специалистов, а потом… потом работы по расширению внутреннего пространства уже не останавливались – представь – сколько надо места, чтобы разместить хотя бы электронный микроскоп!

– Я где-то читала эту историю про лабораторию внутри горы, но думала, что это несерьезно, обычные фантазии! – Джейн была в самом деле удивлена.

– Нет, не домыслы, все было прямо тут, и не только было, но и есть.

– По-моему, трудозатраты по высверливанию скалы слишком велики…

– Не так, как кажется, – возразил Макс.

– Мы не столько сверлим, сколько химичим:) – рассмеялась Марта.

– Да, мы сначала размягчаем породу химическими растворами, а потом уже несложно ее выбрать, – пояснил Энди. – Зато мы имеем стопроцентную защищенность от любопытных глаз, от природных факторов и всякого рода шумов и загрязнений. Нам тут удобно, да и Гималаи под боком, и снежные вершины, как кажется, прямо нависают над нами – и обалденно красиво, и в любой момент можно убежать в трек в горы. Конечно, что-то совсем масштабное тут не организовать, но для этого у нас есть и остров в Индонезии и база в Иллинойсе и не только.

– Так что с герпесом?

– С герпесом, – Макс заложил руки за спину и стал прохаживаться по комнате. – Помнишь, чем закончилось объединение эукариотов с митохондриями? Митохондрии стали запасать и отдавать энергию, очень много энергии, и в конце концов – появились всякие звери, которые могут передвигаться, прыгать, летать, кусать, жевать, трахаться и бегать. А чем закончилось объединение эукариотов с фотосинтезирующими бактериями? Появились хлоропласты, появилась возможность опять таки получать много энергии непосредственно из солнечного света. И появились растения. Причем чем больше работали хлоропласты, тем больше растениями выделялось кислорода, тем больше был фронт работ у митохондрий, использующих этот кислород, что в свою очередь давало пищу в виде CO2 для растений и так далее. Круг замкнулся, и, поддерживая друг друга, животные и растения постепенно вытеснили других хозяев земли, привыкших жить при низком содержании кислорода, включая динозавров… хотя за динозавров не поручусь, не видал:) Но если теперь – перед лицом новой угрозы, человек объединяется с разными вирусами…

– Разными? – перебила его Джейн. – Значит, речь идет не только о герпесе?

– Нет, не только. – Макс потер рукой нос и задумался на пару секунд. – До сих пор идут споры относительно того – считать ли заболеваниями микоплазмоз, уреаплазмоз и тому подобные явления. Ведь у очень многих людей постоянно есть и микоплазма и уреаплазма, и когда степень их концентрации не превышает единицы-двух, то нет вообще никаких неприятных или нежелательных последствий. Они просто живут внутри нас и всё. Но если человек начинает испытывать сильные негативные эмоции, если он подавляет радостные желания, убивает свое тело механическими желаниями и прочей дрянью, если его иммунитет ослабевает, то концентрация начинает резко расти, и когда порядок величины концентрации достигает четырех – всё, начинается болезнь.

– Так можно про многое сказать, – развела руками Джейн, – например если увеличить концентрацию сахара в крови, так тоже болезнь начнется, или если эритроцитов станет много, то увеличится вероятность тромбов – насколько мне известно, этой опасности подвержены постоянные обитатели высокогорья, у которых в крови повышенная плотность эритроцитов для лучшего обеспечения организма кислородом. Это же не значит, что сахар в крови ядовит, или что эритроциты опасны.

– Совершенно верно, – кивнул Макс. – Опасен дисбаланс, и тут мы сталкиваемся с тем, что, как я уже говорил, подробная схема клетки заняла бы всю территорию холма, а что говорить о миллиардах клеток, об их взаимосвязях!

– Какой-нибудь мощный компьютер…, – начала Джейн.

– Никогда, никто, никак и ни на каких компьютерах не сможет тут ничего рассчитать и тем более выполнить. Это же сначала надо получить тысячи данных от каждой клетки, от каждого органа, и…, – он махнул рукой, – искусственным путем восстановить баланс в организме невозможно, невозможно в принципе.

– Но как же обычные лекарства?

– Обычные лекарства, – вмешался Энди, – не устанавливают баланса. Если организм уже находится в стадии крайнего разрушения или дисбаланса, медикаменты могут нанести что-то вроде корректирующего удара, и, существенно уменьшив степень этого дисбаланса, врачи таким образом дают нашему телу передышку и возможность ему самому подхватить эстафету и довести дело до нормы.

– Митохондрии и сейчас имеют собственную ДНК, – увлеченно вступила в разговор Марта, которая постоянно порывалась вставить что-то и от себя. – Сейчас она не такова, чтобы обладать способностью к собственному воспроизводству – митохондрии отдали эту работу ядру клетки и сами заняты другим – они работают только с АТФ, являясь энергетическими станциями клетки. Зато узкая специализация позволяет работать максимально эффективно. И с вирусами происходит то же самое – части их ДНК встраиваются в ДНК клеток, таким образом ядро клетки начинает воспроизводить эти самые вирусы. В большинстве случаев это приводит к смерти клетки – такие вирусы нам не друзья, но в случае с вирусом герпеса – это естественный процесс установления специализации.

– И вопрос заключается в том, – произнес Энди и как-то загадочно посмотрел на Джейн, – что будет после того, как объединение человека с герпесом окончательно произойдет? Как изменится этот человек? Что, если наступившие изменения окажутся столь же значимыми, как те, что произошли в процессе появления животных и растений? А если нет – к чему они приуготовят человека, к каким будущим изменениям? Какие симбиозы будущего нас ждут?

– Крылья, что ли, появятся? – рассмеялась Джейн.

– Нет, крылья – это разновидность приспособлений для перемещения, и нам они не нужны, судя по тому, что у нас их до сих пор нет. А вот разнообразные явления физической трансформации, которые происходят с теми, кто начинает профессионально заниматься озаренными восприятиями, а также интеграцией восприятий у морд Земли… В общем, изменения будут носить какой-то совершенно другой характер – настолько же необычный, как, например, необычно было бы встретить бегающую сосну.

– Даже не могу представить – в каком направлении тут можно думать.

– Мы тоже:), – бодро ответил Энди, смотря ей прямо в глаза, и, глядя на него в ответ, Джейн неожиданно поймала себя на том, что точно уверена, что он врёт.

На следующее утро знакомство Джейн с городком-лабораторией продолжилось. Завтрак из сладкого ласси и творога с медом оказался очень вкусным.

– Понимаешь, – с некоторым сомнением глядя на Джейн, говорила Сита, – когда мы направляемся в мир генетики и эволюционных процессов, мы должны сделать то, что сделал Коперник, признавший, что Земля – не центр мира. Мы должны перестать считать само собой разумеющимся, что человек – центр и смысл всего мироздания. Особенно, если мы имеем в виду такого человека, который стоит на текущей ступеньке эволюционной лестницы. Эволюционным процессам безразлично – насколько мы сами о себе высокого мнения. Если представить себе время существования Земли равным целому году, то вся жизнь известных нам цивилизаций займет лишь последние пару минут! – не слишком много, чтобы быть безапелляционно уверенным в том, что человек – это очень важно и очень надолго.

Сита – непальская девушка. Еще двухлетней девочкой она пришла в школу, основанную учеными лаборатории в соседней деревне. Обычная, с сопливым носом, встопорщенными волосами и большими глазками – она просто приходила и сидела то тут, то там, наблюдая и слушая. Постепенно она узнавала одно за другим – английскую букву, японский иероглиф, формулу кислорода, одну картинку, следующую, картинку атома, молекулы, парового двигателя… к восьми годам она имела представления о мире на уровне среднего студента, и особенно влекло ее к атомной физике, генетике и молекулярной биологии. Любила она и географию и физиологию. Так ее науки и засосали, она и осталась тут, изучая языки, готовя интересные учебники для детей и сама занимаясь с ними, основное время посвящая медицинским опытам, чтению книг, помогая другим исследователям в их работе, попутно узнавая много нового из их области.