— Верем! — кинулась к камере Вуламара.

Она не обозналась. Привлеченный ее голосом, соперник «валуна» подскочил и прильнул к решетке. Того и гляди готовый просочиться сквозь нее.

— Вуламара! — не сказал, скорее, выдохнул заключенный вор. И расплылся лицом в беспечно-радостной улыбке, придавшей ему по-деревенски простоватый, даже какой-то ребяческий вид.

Но рано Верем расслабился. Забывать о сопернике по затеянному охраной поединку пока не стоило. До живого ходячего «валуна», медлительного не только в движениях, но и в мыслях, просто еще не дошло, что представление окончено. Зато он успел понять, что досадный вор, унижавший его на потеху надзирателям и другим узникам, зачем-то вдруг остановился. И «валун» не преминул этим воспользоваться — просто, чтобы свести счеты.

Сграбастав Верема за одежду, соперник его сперва оттащил от решетчатой двери, а затем, на манер тарана влепил вора в ту же решетку. Лицом вперед.

Верем застонал — сразу и от боли, и от обиды, и от досады на человеческую тупость. По его лицу потекли тоненькие струйки крови.

— Трул, с-сука! — взвыл вор, одновременно вырываясь, — тварь тупая, все ведь закончилось! Не видишь?

Резко развернувшись, он врезал «валуну» Трулу ногой сперва по щиколотке, затем в пах, заставляя отступить.

А уже в следующее мгновение соперника Верема охватило пламя. С тупым недоумением, стремительно переходящим в ужас, а затем и во всепоглощающую боль, Трул смотрел, как огонь распространяется по его одежде… касается кожи.

С ревом рухнув на каменный пол, Трул катался по нему, тщась погасить пламя. Но тщетно — огонь только разгорался. А Вуламара шевелила пальцами простертых в его сторону рук, точно кукольник, управлявший марионеткой.

Вежливое покашливание Ильи Криницкого заставило колдунью отвлечься от своего занятия. Вернувшись непосредственно к цели — освобождению Верема.

Тратить время на поиски ключей Вуламара не стала. Оставив Трула в попытках сладить с сотворенным ею огнем, колдунья прибегла к еще одному заклинанию. От которого металлические прутья решетчатой двери сначала покрылись изморозью, затем побелели. И наконец, со звоном рассыпались от единственного пинка Верема. Сделавшись еще более хрупкими, чем даже стекло.

С заметной нетерпеливостью Верем шагнул навстречу Вуламаре. И заключив ее в объятья, крепко прижал к себе.

«Ах, как трогательно», — с сарказмом подумал Илья, на сцене видавший подобное сотни раз. Но вот в реальной жизни — разве что в молодые годы.

— Эй! Вы! А нас? — донесся грубоватый голос из камеры напротив. К нему присоединились еще два — еще два резких односложных возгласа, больше подобающих животным, чем разумным существам.

Верем и Вуламара разомкнули объятья, отвлекаясь.

— Как его? — небрежно бросила колдунья, столь же небрежно указав рукой в сторону обгоревшего тела Трула.

Желания проситься на свободу, сообщать о своей зависти и недовольстве, как и вообще как-то привлекать к себе внимание у заключенных сразу поубавилось.

— И это все? — ворчал Малран, когда они, уже впятером двинулись обратно, вниз по лестнице, — стоило ли такой толпой тащиться?

Быстротечность схватки, та кажущаяся легкость, с которой им удалось вызволить Верема, юного варвара несколько разочаровала. И напрасно. Потому что до выхода из башни… хотя бы, следовало еще добраться. А потом и город покинуть.

В общем, обратный путь тоже сулил препятствия. Причем столкнулись с оными вор Верем и его освободители уже на лестнице.

Возможно, к служилым обалдуям у входа прибыла смена. И обнаружив вместо сослуживцев мертвяков, которых уже наверняка не поддерживало заклинание Вуламары, сумели сделать верные выводы.

Или, как вариант, эманации колдовства могли встревожить оборотней. Когда-то Илья Криницкий читал статью о повышенной чуткости животных — кошек, например, или собак. Что они-де способны даже будущее предсказывать. Да заметить присутствие привидений, барабашек и иных гостей из потустороннего мира. Оборотни же были ближе к зверям, чем к людям. Так что подобного чутья можно было ожидать и от них.

Как бы то ни было, но уже через два этажа именно они, мохнатые и клыкастые помощники стражи спешили навстречу незваным гостям. Постукивая когтями о каменные ступени.

Оборотней было трое. И обликом, как успел заметить Илья, они являли собой гибрид волка, медведя и, кажется, еще обезьяны. У волка местные оборотни позаимствовали вытянутые зубастые морды. С медведями их роднило массивное телосложение, огромные когти и способность стоять на задних лапах. Ну а сходство с обезьяной придавало то проворство, с которым оборотни преодолевали ступень за ступенью. Опираясь на передние лапы и отталкиваясь задними.

— Простым оружием их не взять, — зачем-то напомнила Вуламара.

А Криницкий, для которого это напоминание было лишним, уже выскочил вперед. Держа наготове меч, добытый из змеиного грота.

Лестница была узкой, так что перевес в численности значения не имел. Будь противников у Ильи хоть сотня, им все равно пришлось бы становиться в очередь. Да еще толкать друг дружку в попытках дотянуться до одинокого врага.

Другое дело, что с серебром или без, а ожидал Криницкий от второго из своих мечей большего. Встретив одного из оборотней ловким, как он сам думал, ударом, бывший актер… оказался сильно разочарован. Клинок не пронзил тварь. Но лишь скользнул по шее и груди оборотня — по шкуре, оказавшейся неожиданно крепкой. И едва ее оцарапал.

Из глотки оборотня донесся не то рев, не то вой. А миг спустя примеру подраненного сородича последовали и остальные две твари. Звук, который они издавали, не был простым выражением чувств. Илья Криницкий ощущал, как этот рев-вой буквально вливается ему в уши, растекается по жилам, добираясь до сердца и мозга. От адского вопля подкашивались ноги, а видимые предметы расплывались перед глазами…

Причем в ощущениях своих бывших актер был не одинок. То же самое — он заметил краем глаза — испытывали и его спутники. Оседала на ступени смертельно бледная Кира. Пятился мелкими шажочками Верем, тщетно пытаясь найти, где бы спрятаться. Что-то судорожно шептала, вскинув дрожащие руки, Вуламара. И сбивалась, не в силах сосредоточиться. Даже храбрец Малран, взмокший от холодного пота, прижимался к каменной стене, едва удерживая бесполезный меч.

Илья и сам был готов бросить свое оружие. Пальцы помимо воли разжимались, становясь мягкими и непослушными.

А потом один из оборотней прыгнул. И Криницкий не успел ни уклониться, ни выставить перед собой меч. Вернее, не смог. Зато кое-что смогла Вуламара. Когда между Ильей и когтями передних лап оборотня осталось меньше десяти сантиметров, в оскаленную морду твари ударила тонкая, но ощутимо горячая струя пламени.

Криницкий успел прийти в себя и даже ощутить неподражаемый запах паленой шерсти, когда оборотень с истошным визгом покатился вниз по лестнице. На пути он еще столкнул одного из сородичей, увлекая его следом.

Однако третий оборотень оказался не в пример проворней. Увернувшись, он тоже прыгнул на Илью. Тот едва успел выставить перед собой меч. Причем не острием, плашмя. Кое-как. Оборотень врезался в клинок обеими лапами, толкая его перед собой.

Илья чувствовал, что под тяжестью туши, раза в полтора большей, чем он сам, не в силах устоять на ногах. Вуламара не успела вмешаться. Криницкий неуклюже повалился на ступени. Он пытался поднять меч, но лапы оборотня крепко прижимали его.

Зубастая морда была совсем близко. Илья ощущал зловонное дыхание из пасти. И только сумел, что, изловчившись, судорожно пнуть оборотня в брюхо. Чисто на инстинктах. Причинить таким способом урон твари, которой даже серебро меча оказалось не слишком опасным, бывший актер даже не надеялся.

Однако жизнь иной раз преподносит сюрпризы. И порой даже не лишенные приятности. Едва нога коснулась брюха твари, как Криницкий почувствовал: тяжесть, давившая на него, резко ослабевает. Затем оборотень чуток сдал назад, заодно отпуская и меч. А еще мгновение спустя, что сам Илья, что его спутники с изумлением смотрели на происходившую с тварью метаморфозу.