— Слушают диктора из кинолектория, — сказал Павел Мефодьевич, — хотя вряд ли что понимают из его слов: у них с людьми моря разные языки, правда близкие по фонетическому строю. Возможно, косаток также тревожит присутствие дельфинов, которых они считают своей законной пищей. Каннибализм! Нечего удивляться: не так давно он существовал и у людей, живущих на отмелях.

Костя спросил:

— Интересно, как они станут реагировать, когда услышат первые слова, сказанные человеком на их языке?

— Приблизительно так же, как и мы, если бы с нами заговорили кальмар или спрут. Интеллект консервативен на низких ступенях развития. Можно привести много примеров косности и консерватизма из истории человечества, задержавших на столетия прогресс. Мне недавно прислали несколько расшифрованных слов косаток. В Мурманске уже два года работают над составлением их словаря.

— Вы ничего не запомнили? — спросил Костя, подталкивая меня локтем.

— Кое-что… Их язык воспринимается для наших ушей как шипение или свист. Скорость обмена информацией у них поразительна. Пожалуй, даже превосходит речь людей моря. Хотя и косатки, как это ни странно на первый взгляд, тоже люди моря, только ограниченные в своих воззрениях на мир и мораль. Ну, это мы все узнаем, когда прибудет кибер-переводчик. Скоро обещали прислать. А пока… — Он подошел к гидрофону, издал тонкий, дребезжащий свист и щелкнул пальцами.

Косатки в мгновение ока метнулись от сетки в темноту. Павел Мефодьевич, довольный своими успехами, сказал с ноткой хвастовства в голосе:

— Никогда не предполагал у себя таких талантов. Ведь я только минут пять потренировался. Вот что значит влияние среды — не поднимайте меня, пожалуйста, на смех. В самом деле, несколько тысяч лет назад люди отмелей и моря тесно контактировали друг с другом. Существовал особый язык, на нем они изъяснялись с помощью свиста. Сейчас этот язык исчез, а совсем еще недавно многие народы, жившие на берегах морей, на островах, или говорили на языке свиста, или он как рудимент существовал у них наравне с нормальной речью. У меня есть записи этого языка, на котором когда-то объяснялись в одной турецкой деревне на Черноморском побережье. Я демонстрировал запись Харите. Она с интересом прослушала ее и сказала, что многих слов не понимает, но это язык людей моря, очень древний язык. Каково!

Косатки вернулись к ограде.

Павел Мефодьевич повторил сигнал тревоги, но на этот раз они даже не пошевельнулись.

— Что вы на это скажете? Как быстро сориентировались! Прощупали своими локаторами все вокруг, не нашли ничего опасного и сделали вывод, что над ними подшутил какой-то озорник. Смотрите! Они косятся на меня. Как интересно было бы сейчас их послушать! Наверное, костят меня на все корки, потому что в море не принято так плоско шутить. Ложная тревога может стоить жизни. Мне думается, что и ваш Джек вылетел на рифы при схожей ситуации. За ним неделю охотилась команда «Кальмара». Все племя устало, измучилось, изнервничалось. Джек привел их во вполне безопасное место между рифами: большая глубина, единственный узкий проход гарантировали от преследователей. И вдруг сигнал тревоги. Единственное спасение — бежать через риф. Более молодым и легким это удалось. А его и еще нескольких стариков волна положила на коралловую борону. Плохо быть старым. Поверьте мне. Хотя у любого возраста есть свои преимущества. И если умело ими пользоваться, то жизнь никогда не потеряет своего аромата. Главное — цель. И чем она непостижимей, эта цель, тем полнее жизнь. И еще следует иметь эталон, выбрать пример непоколебимой устремленности. Для меня таким эталоном был Циолковский. Вы встречали его в школьных портретных галереях и, может быть, не обратили на него внимания.

— Как же, мы его знаем, — сказал Костя. — Жил в Калуге, ему страшно не везло вначале.

— «Не везло»! Мой мальчик! Он был школьным учителем. Преподавал физику. Глухой, как Бетховен. Так же нуждался. Вам непонятно, что значит — нуждаться. Зависел от ограниченных, неумных, тупых людей. Они считали его юродивым. Прибавьте еще непонимание близких. Совсем один, как в пустыне… нет, вернее — в космосе. И с бешеной одержимостью работал для потомков, в том числе и для потомков своих гонителей, равнодушных. Пролагал им путь к звездам. Удивительный человечище!.. — Он потер лоб. — Ну что мы стоим и морочим голову и косаткам и дельфинам! Ведь гидрофон включен! Представляете, какое впечатление произвела на них мешанина из пояснений диктора и моей болтовни в переложении кибера! Ха-ха! Ну что мы стоим?! — повторил он и увлек нас за собой.

Сегодня «День великого ремонта». Проводится великий ремонт раз в месяц, шестнадцатого числа. Все население острова, кроме вахтенных, оставляет повседневные дела, осматривает и приводит в порядок «свой» участок. Литой базальт неимоверно прочен. Наверное, нужно не менее столетия, чтобы остров претерпел какие-то существенные изменения. Пока же солнце, вода и ветер наносят ему самые пустяковые повреждения. Иногда после шторма волны сорвут изоляционную обшивку с набережной, ливни смоют часть почвы и в наших садах и на плантациях. Ветер, атмосферная влага и морская соль постоянно не в ладах с антикоррозийными покрытиями ажурных башен. За сохранностью острова следит каждый из нас, и мелкий восстановительный ремонт ведется почти ежедневно. И все же за месяц накапливается масса недоделок, остаются участки, скрытые от глаз. Нам и достался один из таких симпатичных уголков нашего острова.

В одной из глав я упоминал о канатах чудовищной толщины, которые удерживают плавающий остров на мертвых якорях. Вот нам и поручил Совет острова всячески опекать эти канаты, держать их в чистоте и сохранности.

Я не могу себе представить, чтобы с ними могло что-нибудь случиться. Каждый из этих гибких столбов толщиной в полтора метра, кажется, один сможет удержать на месте остров, а таких канатов десять! Костя согласен со мной (редкий пример единодушия), он даже пожаловался Павлу Мефодьевичу на такое нерациональное использование творческих сил. На это наш наставник заметил:

— Раз в год и кочерга стреляет.

Костя наморщил лоб:

— Кочерга? Как будто знакомый прибор?

— Прибор довольно старый, служил для помешивания дров и углей в печах.

— Ах, так. Что-то припоминаю. Где-то встречался с этим инструментом, — нашелся Костя. — И если он стреляет, то тогда…

— Вот именно, не тратьте напрасно время и силы, а опускайтесь-ка, братцы, на дно.

— Тоже афоризм? — спросил Костя.

— Кульминационная часть одного забавного анекдота. После погружения в лагуну зайдите ко мне, и Прелесть расскажет его. Кстати, она знает их тысячи. Недавно она спрашивала, где эти два молодых человека с повышенным стремлением нарушать порядок и причинять неприятности окружающим существам. Какова плутовка? А?..

Под каменным днищем острова всегда царит вечный сумрак и постоянная температура 15 градусов. После двадцати пяти в верхних слоях здесь довольно холодно, пришлось надеть теплые комбинезоны с электроподогревом, а руки мерзнут: в перчатках трудно работать.

Действуем по инструкции: вначале осматриваем крепления каната, соединяющие его с мертвым якорем. Сам якорь представлял из себя гигантскую полусферу из того же литого базальта. Ни полусферы, ни креплений не видно под зарослями водорослей и колониями разнообразнейших животных. Несмотря на значительную глубину, на дне кишит жизнь — небольшие полянки покрыли ярко окрашенные моллюски, морские черви, причудливые рачки ползают по стеблям водорослей, живые цветы — красавицы анемоны рдеют, шевеля своими предательскими тычинками-щупальцами.

— И всю эту красоту мы должны превратить в ничто? — печально спросил Костя.

— Потери будут небольшие: как только мы уйдем, они снова поселятся на старом месте, — ответил я.

— Тебе легко говорить, а попробовал бы ты сам вернуться на прежнее место после того, как тебя подденут вот такой штукой! — Он медленно приподнял до уровня глаз вибратор, похожий на лопату, только шире и массивней. Такой же инструмент был и у меня. — Варвары мы с тобой, Ив, — продолжал он печально. — Ты посмотри на того рака-отшельника. Вон, рядом с актинией. Сколько усилий он затратил, чтобы подняться на такую высоту. Какие-то у него были намерения.