Мы подошли к набережной. У стенки два дельфиненка раскачивали носами «Камбалу» и заглядывали в иллюминаторы.

— Это Микк и Поль, — сказал Чаури Сингх. — Шалуны хотят посмотреть, что там в середине. Прошу, Ив. Придется нам снова отправляться вдвоем.

— Нет, почему же? — сказала Биата. — Я всегда любила подводные путешествия, если вы разрешите. Только я буду совершенно бесполезным зрителем.

Чаури Сингх покачал головой:

— В вашем распоряжении две съемочные камеры и кормовая пушка.

— Отпусти мою руку, Костя, — попросила Биата. — Кормовая пушка окончательно решает дело. Может, там есть и четвертое место? — спросила она, сжалившись над Костей.

Костя знал, что четвертого места нет, и поспешно сказал с нескрываемым огорчением:

— Благодарю. Я как-то не рассчитывал сегодня на плавание в этом «блюдце». Хотя… — в глазах его блеснула надежда, — хотя, если Ив не расположен… Прошлый раз он говорил, что абсолютная темнота на него действует не совсем хорошо, и затем…

— Нет, нет! — поспешно сказал бионик, уже стоя возле входного люка. — Ив в совершенстве знает устройство двигателя. В прошлый раз без его помощи я бы так скоро не выбрался. Прошу!

Костя вместе с Протеем и Тави проводил нас до глубины в двадцать метров. Постучав в иллюминатор, он уплыл к солнцу. Дельфины прощелкали прощальные приветствия, когда их тела уже еле различались за стеклами иллюминаторов. За спиной у меня временами стрекотала съемочная камера: Биата сняла Костю и дельфинов, стаю тунцов. Я вспомнил, как думал о ней во время своего первого погружения. И вот она сидит, о чем-то думает за моей спиной. Кабина наполнилась тончайшим запахом «Звездной пыли». Биата сказала:

— Костя вполне бы поместился рядом со мной.

— Жаль, но все рассчитано на троих, особенно регенерация кислорода, — ответил бионик и сказал: — Здесь должно вам понравиться. Хотя может ли найтись человек, который бы остался равнодушным к неизведанному!

— Мне очень хорошо. Благодарю вас. Мне приходилось несколько раз опускаться на туристской субмарине в пределах двухсот метров. На «Камбале» — ни разу. У меня такое ощущение, будто я снова на «бублике» — так мы называем нашу станцию. Она похожа на колесо, только совершенно иное ощущение: кажется, что мы где-то в другом измерении, в другом участке Вселенной, на нас действуют иные законы. А вы с Ивом похожи на загадочных людей из другой звездной системы… Что это?. Что за вспышки? Как будто сгорают кусочки железа, ударившись о верхние слои атмосферы. Наверное, ваши микро-кальмары встревожены нашим вторжением?

— Креветки. Скопление креветок. — Чаури Сингх помолчал несколько секунд, наблюдая за роем голубых огоньков, и продолжал: — Сравнение морских глубин с космосом стало тривиальным, между тем многие произносят эти слова, не вникая в их содержание. Вы — другое дело. Вы видели и чувствовали космос, и ваши слова не звучат тривиально.

Биата поблагодарила. Чаури Сингх продолжал говорить вкрадчиво звучащим голосом:

— Да, здесь иной мир. Иные давления, иначе распространяется свет, звук, иначе протекают процессы жизни и ее отражения. Здесь вы можете встретить организмы более эффектные, чем ваш покорный слуга и ваш друг Ив, и даже не менее загадочные, чем жители планет созвездий Орла, Большого Пса, Скорпиона или Большой Медведицы.

На экране появилось улыбающееся лицо Коррингтона. Он сегодня нес вахту на посту Центрального управления. Коррингтон передал, что по сведениям, только что полученным от дельфинов, кашалоты появились на китовых пастбищах. Конечно, их не интересует планктон и они снисходительно относятся к синим собратьям, но их поведение подозрительно. Дельфины уверяют, что кашалоты собрались поработать на больших глубинах.

— Надеюсь, вы оцениваете уникальные возможности, — поинтересовался Коррингтон у Чаури Сингха.

— Пока не могу оценить, — холодно ответил индиец.

— Вы, как всегда, относитесь к моим предложениям со свойственной вам иронией. Я уважаю в вас эту черту, так как ценю юмор, — он подмигнул, — нередко смеюсь над самим собой. Но в данном случае умоляю отнестись с высшей серьезностью. Поймите, что у нас нет зрительной информации о «работе» кашалотов на больших глубинах. Вам представляется редчайший случай заполнить этот пробел и проследить их контакты с кальмарами. Надеюсь, вы понимаете, насколько важна такая информация?

— Да. Но и вы также поймите, что если они захотят «работать» с Жаком, то я приму все меры, чтобы помешать такого рода деятельности.

Коррингтон удивленно пожал плечами; от помех его лицо расплылось на весь экран.

— Вы это говорите вполне серьезно и с полной ответственностью? — спросил он с дрожью в голосе.

— Да.

— Сознавая, что такой возможности может не представиться еще десять, двадцать, сто лет?

— Да.

Коррингтон закрыл глаза и стал молча качать головой. Через десять секунд ему, видимо, удалось побороть бессильный гнев и возмущение, и он сказал:

— Я потрясен! Удивлен! Все же… все же, не могу терять надежду. Поймите, все будет хорошо! — Он постарался бодро улыбнуться, но помехи сначала сжали его физиономию, а потом так вытянули, что на экране остался кончик носа и уморительно вытянутые губы.

— У вас завидная доля оптимизма.

— Нет, что вы! Можно вам задать несколько вопросов?

Индиец устало кивнул.

— Глубина пятьсот?

— Четыреста девяносто пять.

— Великолепно! Проходите каньон?

— Нет еще.

— Курс сто сорок?

— Сто сорок три.

— Благодарю. И последнее! Разрешите напомнить, у вас на борту необыкновенная камера. До скорой встречи! — Расплывшись в улыбке, он растаял на экране.

— Какой славный человек! — сказала Биата.

— Да, очень. Пока дело не касается, как он выражается, «изобразительной информации».

— Его оправдывает увлечение, убежденность. И почему бы нам не выполнить его просьбу?

— Если бы это касалось любого кальмара, кроме Жака. На Жака мы возлагаем столько надежд. Вся его нервная система под контролем. Мы вживили ему в мозг уникальный датчик.

— Вы боитесь, что кашалоты повредят датчики?

— Да, вероятность весьма велика. Они могут попросту съесть Жака или надолго вывести из нормального состояния.

— Но патология вас тоже должна интересовать?

— Я не думаю, что после схватки с кашалотом останется что-либо заслуживающее внимания.

— Вы уверены, что кашалот победит кальмара?

— В большинстве случаев победителем выходит кит. Сказываются высокоразвитый мозг и опыт. А Кинг и Орфеи — два старых, опытных разбойника.

— А каким образом вы хотите помешать их поединку?

Я упивался голосом Биаты, не вникая особенно в смысл ее слов. Я оглянулся, она улыбнулась мне.

— Смотрите! Крабовидная туманность! — вдруг воскликнула Биата. — Нет, нет, пожалуйста, не говорите, что это кто-то выпустил светящуюся жидкость. Что они делают здесь, в такой темноте? Охотятся друг за другом? Сильный поедает слабого? Большой — маленького?

— Весьма часто масса партнеров не имеет значения в поединке. — Чаури Сингх включил прожекторы.

Лучи света почти осязаемой упругости распростерлись во все стороны, как крылья фантастической летательной машины. На экране локатора вспыхивали искорки — кто-то попадался на пути звуковых волн, но, судя по вспышкам, это были рыбы или небольшие кальмары. Иногда в лучи света заплывали белесые рыбы отталкивающей внешности; они как завороженные пялили глаза и шевелили губами.

В луче бокового прожектора появились и исчезли две рыбы, одна из них, меньшая по размерам, заглатывала вторую, превосходящую ее раза в три.

— Ты видел? — спросила Биата. — Какой ужас! Хотя я помню, когда мы проходили «биологию моря», то смотрели фильм со всеми этими ужасами.

— Там были копии действительности, здесь оригиналы, — сказал Чаури Сингх.

— То же самое и с космосом. Сколько я видела лент звездного неба, точных копий Вселенной, снятых за миллионы километров от Земли и увиденных на Земле, в удобном кресле, с сознанием, что вот сейчас можешь встать и выйти в парк, на солнечный свет. Когда же я впервые вошла в главную обсерваторию спутника и посмотрела на Млечный Путь, а потом на Землю, то у меня сердце сжалось, и я заплакала. Что-то подобное происходит со мной сейчас.