— Идемте побродим. Я так истосковалась по людям, по большой толпе!

Большинство туристов принимали нас за своих: с начала путешествия прошло всего три дня и «любители уединения» еще не перезнакомились. Все-таки, видно, мы чем-то отличались от приезжих — или загар лежал на нас плотнее, или на лицах у нас не было особого восторга впервые ступивших ногой на необитаемый остров, — пото. му что более опытные путешественники бросались к нам, как к старым знакомым, и крепко жали руки.

В их глазах мы уже превратились в настоящих покорителей океана и космоса, то есть представителей самых романтических профессий на Земле.

В лагере туристов мы услышали, что вспыхнула Сверхновая звезда. Сообщил нам о звезде человек с энтомологическим сачком. Рыжий, молодой и очень веселый, он поймал муху.

— Понимаете, муха! — воскликнул он, сияя. — Откуда она здесь? Вторая сенсация после Сверхновой. Биата вся подалась к нему. Щеки ее побледнели.

— Вспыхнула?

— Давно уже. А муху я поймал только что. Вы посмотрите на ее посадку и рисунок крыльев!..

Костя отомстил за Биату, сказав:

— Местный вид.

Уже в ракете, когда мы направлялись, по заверениям Кости, на действительно необитаемый остров, Биата, долго молчавшая, сказала:

— Ведь подумать, для него муха значительней Сверхновой звезды!

Вера засмеялась: она разговаривала с дельфинами через гидрофон, и ее забавляли ответы Тави.

Биата обиженно посмотрела на Веру. Верин смех показался ей неуместным.

Костя сосредоточенно крутил штурвал и сочувственно вздыхал, поглядывая на Биату.

— Надо на все смотреть философски, — сказал Костя и умолк на добрый десяток секунд.

Вера заговорщически толкнула меня в бок.

— Да, философски, — повторил Костя и покосился на Биату, — если рассматривать эти оба предмета применительно к размерам метагалактики, то относительность понятий становится очевидной. Муха и звезда уравниваются.

Биата повернулась к нему:

— Повтори эту ересь!

— Ересь?

Костя так подскочил, что мы еле удержались в креслах.

— Ну не ересь, ересь слишком бледное определение того, что мы сейчас услышали.

— Значит, глупость! — помог Костя Биате. — Прекрасно!

Нас бросило в другую сторону и из открытого бортового окна обдало водой.

— Я не позволю звезду сравнивать с какой-то мухой! — возмутилась Биата.

— Если непонятны мои доказательства, я продолжу и докажу, что звезде далеко до этой замечательной мухи! — настаивал Костя.

Биата взмолилась:

— Лучше высади меня к любителям уединения.

— Нет, ты выслушаешь! Должна выслушать.

Биата умоляюще посмотрела на нас.

Я сказал, что Костю сейчас невозможно остановить. Единственное средство прекратить дискуссию — это выслушать его, умоляя быть лаконичным.

— Да, я буду краток, — пообещал Костя. — Если говорить о мухе как о существе живом и конечном результате развития материи, то звезда — только сырой материал, а мы не знаем, получится ли из нее даже муха, в конце концов. Мы не знаем, сколько потрачено энергии, чтобы получилась одна-единственная клетка. В мухе же их миллионы.

— Я сдаюсь, — сказала Биата. — Костя великий диалектик. С ним нельзя, невозможно спорить.

Костя просиял. Мир был водворен в тесной кабине «Фрегата».

— Все-таки она вспыхнула! — продолжала Биата. — Уже светит и вечером взойдет у нас над океаном… Мы ее увидим. Какая она?.. Нет, нет, — она остановила Костю. — Не надо включать телеинф. Мы увидим ее сами. Что делается сейчас с Вудом, с ребятами, что остались там! Вызови остров! Давайте пошлем простую телеграмму. Увидеть кого-либо из них сейчас невозможно.

Дельфины привели наш «Фрегат» к островку — узенькой полоске песка, загнутой полукольцом. До него было еще несколько миль, его было видно только с гребня девятого вала.

Ослепительно вспыхивал песок. Пальмы плавали над ним в трепещущем мареве.

Нам впервые показали этот островок дельфины. Его окружали неприступные рифы. И только Тави и Протей знали извилистый канал через коралловый лес и скалы.

Биата и Вера встали во весь рост и смотрели, как островок плывет к нам навстречу.

Биата сказала:

— Какой крохотный бублик!

Костя с видом заправского гида стал рассказывать все, что ему было известно об островке из лоции и что подсказывало ему вдохновение.

— «Бублик» относится к архипелагу Коралловых островов. Он носит более точное название: «Бивуак Трех Скитальцев».

— Почему не четырех? — спросила Вера.

— Потому что еще раньше нас там побывали трое любителей уединения и решили основать колонию. Надо сказать, что яхта путешественников затонула, разбившись о рифы. Трое храбрецов сумели спасти минимум снаряжения, продуктов, рыболовные принадлежности и благодарили судьбу за необыкновенное приключение, редчайшее в наш век, когда неожиданности сведены до микроскопических доз. У них оказалась палатка вроде нашей, что прогрызли крысы на «Кольце из яшмы». В первую же ночь их унесло ветром далеко в океан, и они были подобраны воздушным патрулем на пути к Антарктиде.

Костя замолчал: начался канал и требовалось все внимание, чтобы не подвергнуться участи «Трех Скитальцев» и не разбиться о рифы. Вера сказала:

— Остров совсем юный. Всего несколько столетий, как он поднялся со дна океана на поверхность. С тех пор старик океан заботливо растит его: приносит глыбы кораллов с барьерного рифа, песок, раковины, заботливо перетирает их и укладывает. Это он посадил кокосовые орехи в период дождей и любуется делом своих рук. Бывает, что в минуту гнева океан разрушает большую часть своей работы, но скоро, раскаявшись, снова принимается за дело. Лет через двести он закончит строить лагуну, и еще задолго до этого люди станут помогать ему, насадят деревья, и они будут задерживать песок.

— Вот здесь мы и посадим наши пальмы, — сказала Биата.

Вера тряхнула головой:

— Нет, сначала будем плавать в лагуне вместе с мудрыми дельфинами.

— Вечером я приготовлю первобытный ужин, — пообещал Костя.

— Ах, обещанный ужин! — Биата улыбнулась. — Сколько мы его ждем, этот ужин!

— Пир при луне! — сказала Вера.

— Сегодня и при Сверхновой, — добавила Биата. Мы входили в бухту. Биата, а за ней Вера прыгнули через борт и скрылись в глубине.

С грохотом и ревом взяв барьерный риф, обессиленные волны лениво прокатывались по бухте и, умиротворенно шипя, перебирали на берегу звенящие обломки раковин.

Я отдал якорь. «Фрегат» развернулся кормой к берегу и стал мерно покачиваться. Низко пролетел поморник, косясь то левым, то правым глазом.

Мы сели на борт, свесив ноги, и следили за нашими девушками. Их смех поднял стаю чаек. Тави и Протей плавали вокруг них: здесь водились барракуды. Костя сказал:

— Вот там, на острове «уединения», мы все возмутились, когда услышали непочтительное отношение к звезде. Я ведь как обидел того парня, когда действительно интересную муху назвал «местным видом». Сейчас я попытался разобраться в своем отношении к космическому событию и, знаешь, не вижу в нем ничего особенного. Ну, вспыхнула и погаснет. Нет тревоги, чувства опасности, как у Биаты. А ведь это действительно событие! Откуда это равнодушие? Или мы так привыкли к ожиданию и внутренне подготовились?

— Пожалуй, — рассеянно ответил я, с неприязнью узнав свои мысли.

Последнее время довольно часто случалось, что кто-то из нас повторял мысли другого. Сказывалось общение с дельфинами. Сами не зная как, мы научились мысленно обмениваться с ними довольно сложными сигналами.

Костя понял, о чем я думаю.

— Ты знаешь, — сказал он, — я скоро стану таким же психоаналитиком, как ты. — Он захохотал, хлопнул меня по спине и прыгнул в воду.

«Нет, он всегда останется таким же», — подумал я с радостью и стал ждать, когда он вынырнет.

Уставшее, покрасневшее солнце низко висело над водой и все еще яростно палило мне спину.