Но посидеть и подумать мне не пришлось. Меня вызвали по телефону в приемное отделение и попросили помочь. Там неожиданно привезли партию больных из межобластной больницы для временного размещения в нашей больнице, в связи с только что происшедшим у них пожаром. Все больные были мужчины: пожар был в мужском корпусе. Часть прибывших больных должна была пойти в наше отделение. Вот их-то я и явился описывать. Рядом сидели еще два наших врача, срочно вызванных из дому по телефону.

Больных, напичканых на дорогу нейролептиками, по одному выводили из автобуса в приемный покой, я смотрел этапный эпикриз, наскоро написанный на бланках межобластной больницы чудовищным врачебным почерком (как курица лапой), коротко описывал статус при поступлении, и санитарочки уводили больных в лечебные корпуса.

Мне запомнился один больной - тощий как жердь мужчина с желчным лицом, который, войдя в приемный покой, поднял руку со сложенными пальцами, как будто готовясь перекреститься, и стал шарить глазами по стене, словно ожидал найти там образа, но нашел там только портрет Ленина. Столкнувшись глазами со взглядом вождя пролетариата из-под кепочки, больной опустил поднятую для крестного знамения руку, грязно выругался и смачно плюнул в прямо портрет.

- Зачем вы это сделали?- удивился я.

- А то ты, доктор, не знаешь! Все знают, а ты не знаешь!

- Что знают? - не понял я.

- А вот, доктор, какая у тебя, для примера, зарплата?

- Зарплата? При чем тут зарплата? - я опять не мог понять, к чему клонит больной - Ну, сто тридцать пять рублей месячный оклад.

- А ты говоришь "не зна-а-а-ю"!"- передразнил больной паскудным, глумливым голосом, наподобие того, каким говорил булгаковский Коровьев-Фагот - Да если бы не этот пидор в кепочке, ты бы, доктор, сейчас пару тысчонок получал, яхту имел свою, и в отпуск отдыхать в Италию ездил. А меня из-за этого козла ебучего в психушку упрятали - вот тебе, доктор, и весь хуй до копейки! А ты говоришь "зачем"…

Потом передо мной прошла еще целая вереница лиц и кратких описаний чужих несчастливых судеб, и к вечеру в голове у меня звенело как в гаршинском медном котле. Я прошел по обоим отделениям с вечерним обходом, оставив на закуску Ольгину палату. Я тихо зашел туда и неслышно ступая, по-воровски подкрался к Ольгиной кровати. Ольга спала и видела счастливый сон, между ее бровей обозначилась легкая вертикальная складочка, рот был слегка приоткрыт, и я снова незримо почувствовал Ольгину внутреннюю улыбку, которая горела словно ночник и тихонько освещала ее сон. Быть может, она видела во сне меня… Я осторожно вышел из палаты и отправился в ординаторскую устраиваться на ночь. Я улегся в постель, и мне показалось, что она еще хранит мягкое живое тепло Ольгиного тела. С ощущением этого тепла я тихо и безмятежно уснул. До самого утра меня ни разу не разбудили, я спал, и мне снилась загадочная и манящая Ольгина внутренняя улыбка.

10. Размышления о необходимости и полезности скорби и печали.

Воскресным утром я вернулся домой после дежурства, поздоровался с родителями, отказался от завтрака, потому что меня досыта накормили на больничном пищеблоке при снятии пробы, и попросил только чаю. Затем я прошел к себе в комнату, уселся на любимый диван и решил для начала собрать свои разрозненные впечатления и чувства в кучу, а потом постараться эту кучу, по возможности, рассортировать.

Как я и ожидал, камень в моей душе довольно скоро возвратился на свое место. Мне нисколько не пришлось напрягаться и вслушиваться в себя, чтобы почувствовать его присутствие, он сам недвусмысленно дал о себе знать. Но тем не менее, что-то все же произошло в моем "жировом теле", потому что теперь этот камень ощущался мной несколько по-другому, я бы сказал, не так тягостно, как раньше. Я не ощущал ничего, что бы указывало на то, что мой камень полегчал, его абсолютная тяжесть нисколько не уменьшилась. Да она и не могла уменьшиться: ведь все, что со мной произошло, то произошло, и этот камень, сцементированный из сотен неприятных осадков от неприятных жизненных событий, как зубной камень из зубного налета, был моим личным и пожизненным достоянием.

Стало быть, дело было в чем-то другом. Вероятно, сладостное сознание того, что на свете существует женщина по имени Ольга, которая на короткий миг моей жизни вдруг стала мне очень близка, даже не сознание, а скорее, ощущение сумело за короткий отрезок времени укрепить в моей душе платформу, на которой лежал этот камень, так что его острые углы и грани, усиленные его весом, стали меньше травмировать мою душу. Для того, чтобы проводить такого рода ремонтно-восстановительные работы, камень необходимо было на это время убрать.

Неизвестная мне психически больная женщина - по свидетельству наших врачей, жестокая, брутальная, вероятно умевшая яростно бить и безжалостно калечить, по какой-то странной прихоти вдруг пролила на меня океан напряженной, жаркой, волнующей нежности, и эта нежность могучей волной приподняла мой камень, подровняла под ним все углы, а когда она схлынула, мой камень улегся более удачно, чем раньше. Интересно, какой необъяснимой с научной точки зрения волшебной силой обладала эта странная женщина? Но какова бы ни была природа этой силы, я мог теперь с уверенностью сказать, что я был безупречно и беспредельно счастлив как минимум полчаса в моей жизни - вполне почтенный промежуток времени, чтобы быть благодарным прихотливому случаю и капризной судьбе (я вдруг подумал "похотливому случаю" и слегка улыбнулся, вспомнив наши с Ольгой жаркие любовные упражнения).

Я подумал еще раз об изменившемся ощущении "камня" и вдруг понял, что не могу объяснить этот феномен на основе "принципа жирового тела". Напротив, мне предстояло каким-то образом переосмыслить и достроить сам этот принцип, чтобы сохранить его в работоспособном состоянии. Плохо, когда теория перестает объяснять факты, тем более столь важные и значительные.

До меня довольно быстро дошло, что я чересчур бездумно, прямолинейно и механистично сравнивал глубины человеческой души с выделительным органом насекомого. Без сомнения, в этих глубинах происходили гораздо более сложные процессы, чем в жировом теле жука. Вполне очевидно, что радости и горести оседали в "жировом теле" человеческой души не изолированно друг от друга, а вступали в определенные отношения друг с другом, и текущее состояние обладателя "жирового тела" определялось общим балансом этих отношений. Мое неожиданное и страстное сближение с Ольгой повлияло на этот баланс таким образом, что мое "жировое тело" почувствовало себя гораздо более сносно, и моя жизнь стала казаться мне намного более осмысленной и терпимой.

И была еще одна важная вещь. Там, под грязным, с желтыми потеками, потолком ординаторской, когда мы вдвоем с Ольгой лежали на казенной постели, отдыхая от жарких ласк, нахлынувшее состояние безоблачного и беспредельного счастья не только окатило меня волной радости и наслаждения, но еще и опустошило и уменьшило мой внутренний мир, не оставило в нем ничего, кроме самого себя. Я был счастлив и спокоен, я наслаждался этим состоянием беззаботно, как ребенок, потому что я обладал полнейшей внутренней уверенностью, что мое обычное состояние - с тяжким камнем на душе, со всеми тягостными болями и печалями, непременно и скоро ко мне вернется.

А что бы я чувствовал, если бы я не был в этом уверен? Что, если бы вдруг это блаженство "застряло" в моих ощущениях и в моем "жировом теле" навсегда, что бы я тогда почувствовал? Радость избавления от страданий? Принесло бы мне удовлетворение это вечное счастье? Вряд ли, не уверен! Скорее всего, сначала я бы почувствовал беспокойство, затем некоторый безотчетный страх, а если бы я осознал, что назад пути нет, то возможно, мной бы овладела дикая тревога, и я бы запаниковал.

Выходит, счастье - это кратковременное состояние, а печаль и неудовлетворенность составляет тяжелую, массивную оправу, почти полностью скрывающую этот маленький бриллиант, и поэтому он может сверкать нам лишь изредка и недолго. Интересное открытие! Люди делали это открытие уже бессчетное количество раз, но мир устроен так, что каждый должен переоткрыть эту истину сам для себя. Пока эта истина находится в наружном мире, а не во внутреннем, то есть она только знаемая, а не ощущаемая, она не является истиной, а является всего лишь пустым звуком. Все надо пережить самому. Даже воображаемую ситуацию, когда человек вопит в панике: "Караул! Помогите! Мне плохо! Не могу избавиться от постоянного счастья в душе и вернуться к своим будничным печалям!!!".