— как он сам полагал, — должен был источать само благорасположение. — Не буду долго крутить тут перед вам, а сразу перехожу к делу. Основная проблема нашей миссии заключается в следующем: мы прибыли на эту планету с искренней верой в то, что установим дипломатические отношения с местным народом, — осуществлению этой задачи препятствует странное отсутствие каких бы то ни было представителей этого народа, — и не имеем в этом до сих пор ни малейшего успеха. Это делает невозможным выполнение, — если вообще не аннулирует, — результатов многообещающих соглашений между Землей и Мокрином.

— Если вы хотите сказать, что мы не имеем возможности продавать холодильники несуществующим местным эскимосам, то я с вами согласен, господин посол, — заметил Ретиф.

— Именно так, — сказал Фуллтроттл, положил локти на стол, сцепил пальцы рук в замок и нацепил на свое лицо маску рассудительности. — Одним словом, жизненно важным сдвигом вперед во имя моей карьеры, то есть земных интересов, является заполучение сюда к нам кого-нибудь из представителей местных властей без дальнейших проволочек.

— Как насчет вон той кучки мокрых, что копошатся там на пляже? — спросил Ретиф, кивнув в сторону группы — порядка двух десятков особей — грузных и черных существ, живо напоминающих бесплавниковых тюленей. Они действительно нежились у кромки воды в сотне футов от дипломатов.

— Тут ничего не получится, — покачав головой, сказал Фуллтроттл. — Я посылал полковника Бетерпарта установить с теми созданиями диалог, и он доложил по возвращении, что они, похоже, оказались неспособными воспринять самые простейшие формы коммуникации. Даже дружеское покрикивание не возымело результатов.

— Дружеское покрикиванье? Зная полковника, я могу себе представить, что это было такое.

— Да. Смотрите, вон они ползают. Два десятка жирных и вялых существ, не знакомых ни с одеждой, ни с украшениями, не говоря уж о промышленном производстве и технологиях. Они, на мой взгляд, не имеют ничего общего с теми высокоорганизованными двуногими существами, с которыми мы на протяжении нескольких месяцев имели тесный контакт по радио. Если нам удастся-таки установить первичный контакт, он, несомненно, останется образцом для мокро-земных взаимоотношений на многие последующие столетия, поэтому — делайте что-нибудь, Ретиф. У меня нет никакого желания докладывать в министерство о том, что я потерпел неудачу при встрече с первыми же трудностями.

С этими словами посол, — будто волна, — отхлынул от стола обратно на свое кресло, и оно застонало от принятой на себя тяжести.

— Я совершенно согласен с теми, что у нас нет возможности открыть мирные отношения с мокрыми до тех пор, пока мы не найдем кого-нибудь с кем могли бы установить такие отношения, — витиевато сказал Ретиф. — Похоже, та кучка существ на берегу — это все, что мы пока имеем. Поэтому я лучше пойду к ним и сделаю вторую попытку.

— Как вам будет угодно, мой мальчик. Если вам выпадет удача, я первым вас поздравлю. Если же у вас ничего не выгорит, надеюсь, вы не будете столь наивны, что кинетесь заявлять, будто я вас к ним посылал. Кстати, мое личное мнение таково: эта группа тюленей — отверженные того общества, которое может существовать на этой планете, уж не знаю, на земле или в пучине морской.

Ретиф встал с воображаемого стула, вышел из воображаемой канцелярии через воображаемую дверь и направился не спеша вниз по скалисто-каменистой поверхности острова к одному мокрому, который отполз немного в сторону от остальных своих собратьев.

— Батюшки, Ретиф! Позвольте мне уберечь вас от невольной попытки грубейшим образом переступить через протокол! — крикнул Маньян, спеша перехватить Ретифа. — Я видел, как вы разговаривали с господином послом относительно установления дружеского контакта с кучкой тех несчастных отверженных. Его превосходительство решили, что эти существа… — Маньян торопливо указал рукой на мокрых у кромки воды, — являются либо умственно отсталыми, либо преступниками, отчужденными от мокринского общества и сосланными сюда, подальше от цивилизации, умирать в одиночестве и забвении. Очевидно, поэтому, что любой контакт с ними окажет вредное, а может быть и пагубное воздействие прежде всего на самого контактера. Печальная перспектива, но что делать?.. Как только Его Превосходительство господин посол Фуллтроттл изволили метко указать на происхождение этих несчастных, стало видно каждому, насколько глубоко зашла их деградация. Ну вот посмотрите хотя бы на этого субъекта… — Маньян указал на того самого тюленя, который отполз на некоторое расстояние от группы. — Согласитесь, ведь каждый взглянувший на него сразу же увидит, что этот бедняга болен какой-то отвратительной болезнью, которая развивается в его организме уже в последней и самой мерзкой стадии! Заметили поражения и повреждения на его теле? Смотрите, пустулярные бубоны, которые уже готовы прорваться! Фу-у!

Ретиф посмотрел на грузное существо, распластавшееся на камнях, будто огромный кусок масляно-черного, покрытого кожурой желе. Лоснящееся тело в некоторых местах раздувалось каким-то вытянутыми, огромные опухолями. Любопытен был крохотный хвостик на одном конце жирного тела.

Вдруг Маньян ни с того ни с сего сильно пнул мокрого носком ботинка.

— Эй ты, грязнуля больная! Давай, ползи подыхать в воду! Или что, не хочешь?

— Боюсь, что не хочу, приятель, — раздался вдруг около землян какой-то влажный голос. — И давай-ка лучше разберем твой пинок. Вы что же, высушенные чужаки, совсем не имеете никакого уважения к молодости и красоте, я уж не говорю о чинах и аристократическом достоинстве?!

Маньян отскочил и так дернул своей ногой, будто хотел показать, что не имеет к ней никакого отношения.

— Боже мой, — прошептал он изумленно, — мне только что показалось, Ретиф, что эта бесформенная масса протоплазмы вдруг заговорила с нами… то есть с вами… тоном настоящего недовольства и упрека!..

— С мной? Но ведь, кажется, это именно вы пнули его, мягко возразил Ретиф.

— Что вы говорите?! Пнул! Разве я могу кого-нибудь пнуть? Дружеский тычок, не более.

— Я слышал у полковника Бетерпарта ничего не получилось, когда он пытался установить контакт с этими существами, — заметил Ретиф.

— Да уж. Теперь мы видим, что виновата не якобы неспособность этих существ к диалогу, а сам полковник.

— Если вы, ребята, говорите о тех коротких смешных подштанниках под фуражкой, которые пытались вытрясти из меня секреты нашей обороны и вооружений — опять раздался голос, который исходил, — теперь в этом уже не было никакого сомнения, — оттуда, тле на камнях лежал тюлень, — то я вам официально заявляю: естественно, я замкнулся в себе. Я не имею привычки разглашать военные секреты моей планеты первому встречному шумливому клоуну. Кроме того, я даже не знаю, что такое вооружения или оборона… Такие понятия чужды миролюбивой и спокойной природе нашей цивилизации.

— Да, конечно, — просопел Маньян, — но вы по крайней мере могли ответить что-нибудь полковнику, который заговорил с вами. С ваше стороны было весьма неосмотрительно игнорировать его вопросы, так как это дало ему право составить весьма нелестное мнение об уровне вашего развития.

— Это освященная временем и нашими знаниями техника, с помощью которой можно сбить противника с толку, — донесся до землян не совсем отчетливый влажный голос. — Впрочем, он ведь так и не поверил в то, что мы вооружены знанием и имеем свою историю. Ну и пусть не верит. Пусть думает, что мы уж так простодушны.

— Послушайте, сэр, — проговорил Маньян. — Как возможно, что вы говорите на языке землян, если не имеете, — насколько я могу видеть, — никакого голосового аппарата для этого.

— Не будем оскорблять друг друга, парень, — раздраженно заметил мокрый.

— Тебе удалось попасть на нашу планету откуда-то там, не знаю откуда, но я не вижу на тебе ракеты!

— Ну, ракета, положим, улетела, а судя по вашему ответу, у вас, мокрых, есть какая-то принципиально иная чем у нас техника общения, так? — прохладно проговорил Маньян. — И все же вы не дали ответа на вопрос, как так возможно, что вы говорите на языке землян.