Стало быть, ее догадка была верна. Любовница! Боже мой, для этой роли он выбрал совершенно не ту женщину. Она…

– Ну что ж, наконец-то вы высказали ему все, – заметил кто-то восхищенным тоном.

Энни повернулась и оказалась лицом к лицу с Руфусом. Ее щеки ярко пылали, а он стоял, небрежно привалившись к стене. Его расслабленная поза указывала на то, что он стоит здесь уже некоторое время. Как долго? Конечно, всего он не слышал…

– Простите, что подслушал вас. – Он отошел от стены. – Я как раз проходил мимо и случайно услыхал слово «любовница». С той минуты и стою здесь. – Он пожал плечами: – Впрочем, мне очень жаль, что вы не съездили, как хотели (ваши собственные слова), ему по носу. – Руфус ухмыльнулся.

И в ту же секунду Энни, не подумав, вернее, не желая думать, действуя инстинктивно, подняла руку и изо всех сил влепила ему пощечину. Затем развернулась на каблуках и зашагала прочь.

Он остался стоять, где стоял! Энни не останавливалась, пока не дошла до своей спальни. Однако при каждом шаге она ожидала, что Руфус догонит ее, грубо схватит за руку, развернет лицом к себе и заявит, что она уволена! Однако этого не произошло.

В последующие десять минут она, сидя на постели, ждала, что он ворвется в комнату. И этого тоже не случилось. Почему?

Сейчас Энни этого не знала. Она влепила Руфусу пощечину за то, что он случайно оказался невольным свидетелем того унизительного предложения, которое сделал ей его брат. Выместила на нем свой гнев – гнев на Энтони и на себя, впечатлительную дуру!

А ведь Руфус оказался прав!

И его нельзя винить за то, что он знает своего братца лучше, чем она. Но он уж точно расплатился сполна за свое знание. Свидетельства тому… красные пятна на его щеках… проступали и два часа спустя!

Когда Энни устроилась на переднем сиденье «мерседеса» рядом с Руфусом, а Джессика села сзади, девушка, чуть повернув голову, сразу заметила отпечаток своей ладони на жесткой мужской щеке.

Но больше она старалась не поворачиваться, даже невзначай. Фактически ей удалось пробормотать всего лишь несколько слов, когда Руфус положил ее чемодан в багажник машины в начале поездки. Ей вообще не хотелось быть здесь, привлекать к себе повышенное внимание. Довольно плохо и то, что…

– Простите, Энни.

Она резко повернулась к сидевшему за рулем Руфусу и проглотила комок в горле, снова увидев злосчастные следы на его щеке. До сих пор она была твердо убеждена, что не способна физически оскорбить другого человека, и, глядя на Руфуса, ей с трудом верилось, что она ударила его. А он извиняется перед ней! Какого черта? Протянув руку, он легко сжал обе ее ладони, лежащие на коленях.

– Энтони – ублюдок, – жестко сказал он, смотря перед собой на дорогу.

Энни быстро оглянулась на Джессику и облегченно вздохнула, убедившись, что девочка крепко спит.

– Она не любит длинных поездок, – произнес Руфус, поглядев на дочь в зеркало заднего вида. Он отпустил руки девушки. – Большую часть пути она спит, – снисходительно пояснил он.

Как бы хотелось и Энни забыться крепким сном, однако сегодня ее желания почему-то не исполнялись!

– Я сожалею, что ударила вас…

– Ну, – нежно пожурил он, – я ведь недавно пытался сказать, что заслужил пощечину…

– Не вы. – Она решительно тряхнула головой.

– Уверяю, – он скорчил печальную гримасу, – это не первая пощечина, которую я получаю вместо Энтони.

– Но последняя от меня. – По ее телу прошла дрожь: отголосок содеянного ею.

Руфус, держа одной рукой руль, другой провел по щеке.

– У вас довольно мощный удар справа, мисс Флетчер…

– Пожалуйста, не надо, – простонала она. Ее глаза наполнились слезами искреннего раскаяния. – Мне так стыдно. Не могу поверить, что это действительно моих рук дело. – Она опустила голову, и по ее щекам потекли слезы. – Вы должны…

– Я ничего не должен, Энни, – мягко прервал он. – Вы обижены, и самый лучший способ избавиться от обиды – это…

– Ударить вас! – Она уже рыдала по-настоящему.

– О, Энни, не ревите! – протестующе простонал Руфус. – Я не выношу, когда кто-нибудь плачет. Особенно из-за таких, как Энтони. Энни, прекратите! – сурово приказал он и обнял ее.

Только тут до Энни дошло, что он остановил машину. Приподняв голову, она ошеломленно огляделась вокруг, поняв, что заставила Руфуса съехать на обочину. Это было совершенно незаконно, ну разве что в крайнем случае…

– А это и есть крайний случай, Энни, – заверил он ее, и тут только Энни осознала, что последние слова она произнесла вслух.

Затем, когда его рот впился в ее губы, она и вовсе перестала что-то соображать.

Боже, какие чувства! До сих пор она ни разу не ощущала такого обжигающего удовольствия, такого сильного жара в собственном теле и желания продлить эта мгновения еще и еще.

– Мы приехали, папа?

Руфуса и Энни словно ударило электрическим током, когда они услышали сонный голос Джессики, донесшийся с заднего сиденья машины. Они мгновенно отпрянули друг от друга.

Возбуждение Энни стало еще сильнее, нежели несколько минут тому назад. Всякий раз, когда этот мужчина целует ее, она не в силах противиться и отвечает поцелуем на поцелуй. Она едва узнает себя!

– Папа, мы уже на месте? – еще требовательнее произнесла Джессика, не получив ответа на свой первый вопрос.

Руфус посмотрел на Энни и лишь затем, повернувшись, взглянул на дочь:

– Нет, Джесс, мы еще не приехали…

– Тогда почему мы остановились? – настаивала Джессика, совершенно сбитая с толку.

Руфус, словно ища подмоги, посмотрел на Энни, она столь же беспомощно взглянула на него: они вряд ли могли сказать правду маленькой девочке!

– Э… ну… Энни что-то попало в глаз! – наконец довольно неуклюже выпалил Руфус, одаривая Энни строгим взглядом, ведь ей приходилось бороться со смехом.

И впрямь что-то попало в глаз. Вероятно, соринка!

Она снова позволила Руфусу поцеловать себя. Накануне вечером он поцеловал ее, потому что был зол. И она расстроилась. Сейчас он поцеловал ее, потому что пожалел. Потому что она была огорчена. В обоих случаях причиной оказывались ее слезы. Стало быть, ей следует набраться сил и не плакать! Во всяком случае, в его присутствии…

– Теперь лучше? – в полудреме спросила Джессика.

Руфус бросил на Энни насмешливый взгляд.

– Теперь лучше? – тихо поддразнил он.

Она, хмуро посмотрев на него, повернулась к Джессике:

– Сейчас мне гораздо лучше, спасибо. В самом деле, настолько лучше…

– О черт! – с чувством произнес Руфус, взглянув в зеркало заднего вида.

Энни с тревогой посмотрела на него.

– В чем дело, Руфус? – произнесла она озадаченным тоном.

Он покачал головой:

– У меня одни несчастья из-за вас, Энни! – При этих словах он распахнул дверь со своей стороны. – Трудно поверить, что мы знакомы всего сорок восемь часов! – Он легко выскочил из салона.

Обернувшись, Энни увидела подходящего к «мерседесу» патрульного. Полицейская машина с яркой полосой стояла невдалеке от них. Видимо, они остановились в неположенном месте. И Энни ни в коей мере не верилось, что полицейского растрогает рассказ о том, что пассажирке Руфуса что-то попало в глаз.

Джессика, сев прямо, выглянула из заднего окошка.

– Папа что-то не так сделал? – испуганно спросила она. – Его отругают?

Энни покачала головой.

Мужчины несколько минут беседовали на обочине, и сердце Энни замедлило свой ход, когда молодой полицейский достал из кармана записную книжку и принялся что-то писать. Он выписывает Руфусу штраф! И это ее вина. На сей раз Руфус непременно на нее разозлится.

Когда он расстался с полицейским и быстро направился к машине со сложенным листком бумаги в руке и угрюмым лицом, Энни внутренне приготовилась к яростному нападению. На сей раз не будет никаких поцелуев… даже если она и расстроена!

Она не знала, испытывает по этому поводу облегчение или грусть…