— Вечно с тобой во что-нибудь да влипнешь! — попенял Шабанову Венька. — Вежливей надо быть, молодой человек!

Тимша задохнулся от возмущения и сердито уставился в окно — в следующий раз пусть этот мелкий нахал сам выпутывается.

Троллейбус катился с перевала, за окном голубело озеро. На дальнем берегу угрюмо серел покатый скальный взлобок. Там, в окружении зенитных орудий, высилась гигантская каменная фигура воина — защитника Заполярья, как объяснил все тот же Венька…

— Кстати, знаешь, почему Алеша лицом к заливу стоит? словно почуяв, что о нем вспомнили, заговорщицким шепотом спросил Леушин. Остренький подбородок указал на монумент.

«Чего тут не понять? Каянь в той стороне, откуда еще немчуру ждать?» — мысленно огрызнулся Тимша, вслух же односложно буркнул. — Ну?

— На бардак местный смотреть не хочет! — хихикнул Венька.

Вдоль дороги, один за одним сверкали красками рекламные щиты — на ближайшем загорелая грудастая девица бесстыдно выставляла на показ прозрачное кружевное белье.

Тимша мысленно сплюнул и отвернулся.

Хабза, или, если угодно, «профессиональный лицей», не поражала ни новизной, ни красотой. В узких крашеных блеклосиней краской коридорах отчетливо пахло пивом и, благодаря студенткам торгового отделения, дешевой косметикой. За болотного цвета железными дверями скрывались тесные кабинеты с рядами обшарпанных парт и учебными плакатами на стенах.

— Итак, кто мне толком объяснит, чем отличается инжекторная система впрыска от привычной карбюраторной? — преподаватель автодела Степан Сергеевич Барский, он же «эСэС», он же «мастак», обвел класс суровым взглядом. — К примеру, ты, Шабанов. Поделись знаниями с аудиторией!

Тимша медленно встал и непонимающе уставился на мастера — Серегина память просыпаться отказывалась.

— Каюк! — горестно прошептал Леушин. — Сейчас эСэС его живьем слопает!

— Ну что же ты, Сергей? — ядовито продолжил Барский. Уличные подвиги остатков разума лишили?

Да что они, сговорились? Не на ком больше злость сорвать?! Тимша молча бросил в кожаную торбу лежащую на парте тетрадь и, не обращая внимания на вопль Барского: «Шабанов! Немедленно вернись!», вышел из кабинета. Гулко хлопнула дверь.

— Зря вы так, Степан Сергеевич! — не выдержал Леушин. Эти бандюки весь район в страхе держали!

— Мне плевать, кто там кого и за что держит! — взорвался мастер. — Я любителей поножовщины учить не собираюсь! Так и директору сказал!

— А вы что молчите? — Венька повернулся к сокурсникам. — Или Воробью никогда не попадались?!

Сокурсники виновато отводили глаза — ссориться с мастаком никому не хотелось — себе дороже выйдет…

Так, да? Три года вместе, а оказалось чужие! На глаза навернулись злые слезы… «Хрен с ними! Переживем!» Сумка с учебниками легко вспорхнула на плечо.

— Ну и молчите, жополизы! Прощевай… эСэС!

Увернувшись от карающей длани мастера, Леушин выскользнул за дверь. В конце коридора маячила спина Шабанова.

— Серега! Подожди, я с тобой!

Венька побежал, оставив далеко позади выскочившего следом Барского.

Скамейка в парке еще не просохла после брызнувшего из пробегавшей мимо тучки дождя — сидеть сыро, а стоять глупо. Друзья взгромоздились на спинку, беззастенчиво попирая кроссовками сиденье. Отвратительно теплое пиво тщилось успокоить разгулявшиеся нервы.

— Хватит давиться, — посочувствовал Венька. — Лучше бичу отдай — видишь, мается.

Неопрятный, склизкий, как размоченное мыло, мужичонка топтался неподалеку, делая вид, будто темного стекла бутылка ему вовсе не интересна… но опухшие глазенки злобно высматривали возможных конкурентов. Тимша невольно передернулся.

— Так ведь не обязательно из рук в руки, — заметил Тимшины переживания Венька. — Ты бутылку на землю поставь и отойди — до пяти сосчитать не успеешь, как она исчезнет. Заодно с бичом. Во где фокус — Копперфильд нервно курит в сторонке!

Кто такой Копперфильд Тимша переспрашивать не стал по прозвищу ясно, что немчура.

— Почто за мной поперся? — вместо этого буркнул он. Неладно учебу-то бросать, ежели ума на нее хватает.

— Так ведь что-то бросать все равно надо! — легкомысленно пожал плечами Венька. — Либо учебу, либо друга…

Тимша почувствовал, как в носу подозрительно защипало.

— Серега тебе друг, а меня Тимофеем зовут, — таки напомнил он.

— Главное, что Шабанов… — рассеянно отмахнулся Венька. — Погоди, погоди… опять важная мысля наклевывается…

Леушин погрузился в прострацию. Тимша решил не мешать.

Ожидание затягивалось.

— Пожалуй, я тебя и звать буду Шабановым, — сообщил Венька результат размышлений. — Во избежание путаницы. А то развелось вас — черт ногу сломит!

— Балабол! — беззлобно ругнулся Тимша. — Лучше скажи, что делать будем? Зима на носу, семью чем кормить?

— У тебя ж мать работает! — не понял вопроса Венька.

— Вот-вот! Мать горбатиться будет, а здоровый парень на печи лежать? Может у вас так и принято, а я к другому приучен.

Венька озадаченно почесал в затылке.

— Ну, не знаю… в гаражах поспрошать — ремонтникам помощники всегда нужны… тока платят они паршиво… или на авторынок, запчасти продавать — полторы сотни в день и обед за счет хозяина. Больше трех штук в месяц получается.

— Барышничать? — с сомнением протянул Тимша. — А «три штуки» это много?

— Мы больше за квартиру платим, — честно признался Леушин. — Маловато, конечно… Давай, что другое придумаем… Ягоды собирать? Норвеги за бруснику денег не жалеют!

— На море живем! — твердо заявил Тимша. — Рыбу здесь спокон веку ловили.

— Раньше рыбу ловили, а нынче рыбаков! — хмыкнул Венька. — Есть такая срань — квота на прибрежное рыболовство право на лов, то есть — так ее в начале года всю выкупили.

— Постой, — оторопело перебил Тимша. — Кому за право лова платить? Морскому царю?!

— Не морскому — московскому! — хихикнул Венька.

— Ну нет! — решительно заявил Тимша. — Наловлю, пусть свою десятину берет, а до тех пор ко мне не лезь!

— Как скажешь, — покладисто согласился Леушин. — Но потом не говори, что не предупреждали!

— Скажу, что надо лодку шить и снасти покупать, — отрезал Тимша. — Прямо сейчас и займемся… у тебя деньги на «книжке» еще остались?

Мотоцикл сиротливо жался к стене гаража, понемногу зарастая пылью и паутиной — в центре, на расчерченном мелом плазе, янтарным скелетом горбились рамки шпангоутов. За добротно сколоченным верстаком, по колени в пахнущих смолой стружках, вжикал рубанком Тимша. У порога, с выражением вселенской скорби на конопатом лице, теребил обрывок пенькового каната Леушин.

— Слышь, Тимофей! — воззвал он страдальчески. — Давай монтажной пены купим! На кой нам пакля? Век новых технологий на дворе, а мы, как в твоей родном шестнадцатом!

— Тереби, тереби, — хмуро ответствовал Тимша. — Шняка, она живая, а ты к ней с химией!

Леушин горестно продолжил трудиться, попутно изобретая соответствующие нынешнему веку усовершенствования. Тимша насмешливо косился на приятеля — чем бы дитя не тешилось…

Плавные движения рубанка помогали успокоиться, привести мысли в порядок…

Лодку шить — дело нехитрое… если не впервой. До сих пор Тимше лишь смотреть приходилось, да на подхвате у отца шустрить — «подай то, подай се»! Хорошо хоть бревна на доски распускать не надо — готовые продают, а то бы намучился… дня три еще займет…

Мысли перекинулись на снаряжение — шнур для яруса куплен — поводки-форшни заготовить и в море, за треской… под парусом…

Тень улыбки тронула плотно сжатые губы — шитый из подушечного тика парус радовал глаз по—цыплячьи желтым цветом. Светлана Борисовна два дня без отдыха швейной машинкой стрекотала, хоть и недовольна была затеей, как никто другой.

— Без диплома нынче и в дворники не возьмут, — бурчала она, вдевая в иголку ярко-красную — для нарядности — нить. — Хватит блажить, в лицей иди, последний год ведь!