Сочетание авантюрного времени с бытовым и со странствиями героя, т. е. с «реальным пространственным путем-дорогой» создает своеобразный романный хронотоп, «сыгравший громадную роль в истории этого жанра».[37] Основа его фольклорная, а пространство становится конкретным и наделяется более существенным временем. Во главе угла «античной биографии и автобиографии» М.М.Бахтин усматривает жизненный путь индивида, ищущего истинного познания. Реальное биографическое время здесь почти полностью растворено в идеальном и даже в абстрактном времени.
В рыцарских романах превалирует авантюрное время греческого типа, хотя в некоторых из них имеется большое приближение к римскому авантюрно-бытовому апулеевскому типу. «Время распадается на ряд отрезков-авантюр, внутри которых оно организовано абстрактно-технически, связь его с пространством также технична».[38]
Плутовской роман в основном работает хронотопом авантюрно-бытового романа, т. е. дорогой по родному миру. «Для „Дон-Кихота“ Сервантеса характерно пародийное пересечение хронотопа „чужого чудесного мира“ рыцарских романов с „большой дорогой по родному миру“ плутовского романа».[39] В романе Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» фольклорные основы хронотопа характеризуются глубоко пространственным и конкретным временем, которое не отделено от земли и природы.
Искусство и литература пронизаны хронотопическими ценностями, считает М.М. Бахтин. Выделяются хронотопические ценности разных степеней и объемов, которые становятся организационными центрами основных сюжетных событий романа: хронотоп дороги, хронотоп города, хронотоп замка, хронотоп гостиной-салона, хронотоп кризиса и жизненного перелома, хронотоп мистерийного и карнавального времени, биографический хронотоп. Как материализация времени в пространстве хронотоп является центром изобразительного воплощения и для всего романа в целом. Философские и социальные обобщения, идеи, анализы причин и следствий в романе — все тяготеет к хронотопу. Впервые же принцип хронотопичности раскрыл Лессинг в «Лаокооне», установив временной характер художественно-литературного образа. Касаясь проблемы границ хронотопического анализа, М.М. Бахтин утверждает, что всякое вступление в сферу смыслов «совершается только через ворота хронотопов».[40]
Михаил Афанасьевич Булгаков, как неоднократно уже указывалось булгаковедами, использует в «древних» главах «Мастера и Маргариты» хронотопы биографический, кризиса и жизненного перелома, а также хронотоп города. Вообще же в своем описании городской жизни и быта Иерусалима I века н. э. писатель опирался на множество источников — и на те, что приводятся в работах булгаковедов, и на те, которые исследователями пока не обнаружены. Когда в 1930 г. была запрещена к постановке его пьеса «Кабала святош» («Мольер»), М.А. Булгаков в обращении к Правительству СССР писал: «Скажу коротко: под двумя строчками казенной бумаги погребены — работа в книгохранилищах, моя фантазия…» (подчеркнуто мною — И.Г.).[41] Работая в книгохранилищах, писатель имел возможность пользоваться самыми разнообразными источниками, стремящимися воссоздать реалии и «время/пространство» Иерусалима в бытность Понтия Пилата римским наместником Иудеи в 26–36 гг. н. э.
Так, видимо, в соответствии с указанием французского исследователя Альбера Ревиля, содержащемся в его книге «Иисус Назарянин», да и в других работах, М.А. Булгаков дает герою «древних» глав имя «Иешуа». Имя «Ieschua», пишет Ревиль, часто встречается у иудеев, как это видно из сочинений Иосифа Флавия и других авторов.[42]
Для того чтобы проконсультироваться со статьями энциклопедии Брокгауза — Ефрона, писателю не нужно было ездить в книгохранилища, этот энциклопедический словарь всегда находился у него под рукой. И именно в соответствии с указанием Брокгауза и Ефрона М.А. Булгаков называет Иерусалим — Ершалаимом, опустив лишнюю, по его мнению, гласную: «Yeruschalaim», сказано в словаре.[43] А вот работы Акима Олесницкого «Ветхозаветный храм в Иерусалиме» (СПб., 1889) и «Святая Земля. Отчет по командировке в Палестину и прилегающие к ней страны…» (Киев, 1873–1874) и С.Пономарева «Иерусалим и Палестина в русской литературе, науке, живописи и переводах» (СПб., 1877) М.А. Булгаков мог читать в книгохранилищах. По всей вероятности, писатель был хорошо знаком и с трудом Альфреда Эдершейма «Жизнь и время Иисуса Мессии» в переводе священника Михаила Фивейского (М., 1900), и с книгой К. Гейки «Жизнь и учение Христа» в переводе того же Михаила Фивейского (М., 1894), не говоря уже о работах И.Я. Порфирьева «Апокрифические сказания о ветхозаветных лицах и событиях» (Казань, 1872) и «Апокрифические сказания о новозаветных лицах и событиях, по рукописям Соловецкой библиотеки» (СПб., 1890).
Принадлежащая перу великого князя Константина Константиновича, который подписывался псевдонимом К.Р. (т. е. Константин Романов), драма «Царь Иудейский», вышедшая из печати в 1914 г., была изучена Михаилом Булгаковым досконально. В драме «Царь Иудейский» Иисус на сцене так и не появляется, а Булгаков перенес этот прием в свою пьесу «Александр Пушкин» («Последние дни»), в которой великий поэт также не показывается на сцене.
Обстановка перистиля дворца Ирода Великого (т. е. окруженного крытой колоннадой прямоугольного двора с мраморным мозаичным полом и фонтаном) описана у К.Р. в начале второго действия («У Пилата») довольно наглядно. Здесь и «ниша с мраморной статуей»,[44] и мраморные ступени, и «кресла, скамьи, мраморы, бронза, вазы с цветами, курильницы, светильники, ковры, дорогие ткани».[45] Да и в монологе Пилата в драме К.Р., возможно, содержится канва концептуального замысла булгаковского «романа в романе»:
В сочинении лектора Оксфордского университета, доктора богословия и философии Альфреда Эдершейма «Жизнь и время Иисуса Мессии» обсуждались все варианты имени первосвященника Каиафы — Кайяфа, Кайиафа, Кайфа и, наконец, Каифа.[47] А. Эдершейм считает, что лучший вариант этого имени — Каифа. На таком варианте останавливается и М.А. Булгаков.
Когда булгаковский Пилат читает свиток пергамента, который он взял у Левия, он с трудом разбирает корявые строчки, среди которых была и такая запись: «Вчера мы ели сладкие весенние баккуроты». В книге А. Эдершейма находим пояснение этого «темного места»: «Из Сирии в Иерусалим привозились свежие плоды, биккурим».[48] Булгаковское «Га-Ноцри», т. е. прозвище Иешуа, также, вероятно, восходит к книге А. Эдершейма, который пишет, что «Иисус должен был выступать перед иудеями своего времени под отличительным наименованием „из Назарета“, т. е. Га Ноцри».[49] Из книги А.Эдершейма автор «Мастера и Маргариты», видимо, почерпнул и сведения о том, что «в Иерусалиме было какое-то особенное слияние двух миров, не только греческого и иудейского, но также и мира благочестия и распутной жизни».[50] Вот почему в булгаковском романе молодая гречанка Низа с Греческой улицы в отсутствие мужа (который утром уехал в Кесарию), вечером назначает свидание Иуде у себя дома, но по распоряжению Афрания увлекает его в Гефсиманию, за Кедрон, где он и будет убит (опять-таки по распоряжению Афрания, выполняющего волю Пилата). В книге А. Эдершейма писатель мог также найти подтверждение того, что имя ожидаемого Мессии было «Иегошуа или Иешуа (Иисус), как такого лица, которое спасет народ Свой».[51]
37
Там же, с. 271
38
Бахтин М.М. Указ. соч., с. 301.
39
Там же, с. 314.
40
Бахтин М.М. Указ. соч., с. 406.
41
Булгаков М.А. Правительству СССР // Лакшин В. Булгакиада, с. 59.
42
Ревиль А. Иисус Назарянин. — СПб., 1909. — Т. 1. — С. 271.
43
Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. — СПб., 1894. — Т. XIIIA(26). — С. 652
44
К.Р. Царь Иудейский. Драма в четырех действиях и пяти картинах. — СПб, 1914. — С. 54.
45
Там же.
46
Там же, с. 79–80.
47
Эдершейм А. Жизнь и время Иисуса Мессии. — М., 1900. — Т. I. — С. 333.
48
Там же, с. 10. Об этом см.: Соколов Б. Булгаковская Энциклопедия, с. 506.
49
Эдершейм А. Указ. соч., с. 281.
50
Эдершейм А. Указ. соч., с. 165.
51
Там же, с. 197.