Пока Анико бархатным баритоном читал сказку про самураев, я старательно записывал у себя в тетрадке на кеметском.

Учитель японского приводит девушек еще в больший восторг, нежели моя персона. Они стекают перед ним по стеночке и готовы стелиться у его ног. Причин этому я пока не вижу, но уверен, что на этом уроке на меня никто не обратит внимание, даже если я стану учить своего экзальтированного соседа Нару-куна кеметским иероглифам и объяснять ему о магической силе защитного картуша. Не думаю, что и этот учитель - пришелец из России. Не будет лишним проверить документы в учительской: когда подписан договор и все такое. Однако Анико я бы исключил из списка подозреваемых, потому что такой авторитет завоевывается далеко не за одни сутки. Я не в счет. Потому что после того, как девочки увидели фото Маш-шу, они несколько приуныли. Одним словом, им еще долго придется завоевывать мое сердце. Думаю, вечно. Анико же к ним всем благосклонен. Точно, года два его обрабатывали и подстраивали его невесте всякие пакости, да как их за такое Боги не покарали - не ведомо. Среди учеников никого подозрительного не заметил. Только Нару-кун слишком активно интересуется кеметским алфавитом. Ничего, на переменках я его подучу.

- Молодой человек, что вы пишете?

Я поднял вороватый взгляд на учителя, который стоял прямо у меня за спиной. Эта белоснежная улыбка голливудской звезды, не иначе, обвораживала не только девчонок. Только я умом понимал - все это напускное, учитель просто хочет понравиться всем. И он просто нашел способ познакомиться с новеньким.

- Это, - замялся я, пряча кеметские каракули, - это моя личная шифровка.

- А кану вы уже прекрасно знаете, получается! - подколол меня учитель. - Идите к доске и покажите, как вы пишете на японском. А я продиктую…

Я сглотнул. Так нелепо попасться. Я и сам не понимал, почему у Ивана получалось писать по-японски, а у меня - только на родном языке. Все это я списывал на то, что для Дуракова - катакана и хирагана стали первым языком иероглифов, а для меня - вторым. Однако не мешает проконсультироваться у Санджи и попросить его научить писать хотя бы простые закорючки.

- Диктую: высота Токийской телебашни… Что бы пишете Хекайнушейма-сан? - взвыл преподаватель японского, когда я обвел картушем слово 'Токио', написанное на кеметском.

Ребята в классе хихикали, только меня совершенно не мучил стыд. Да, я не знаю этого языка, да, я не умеб писать. И что? Я сюда не учиться писать ниххонские закорючки явился. И не влюблять в себя, умного и красивого, женскую половину класса. А свою работу я хорошо выполняю, записываю обо всем подозрительном… А любовь девушек ко мне куда-то улетучивалась. И славно! И только эта сумасшедшая Минасуке, заворожено глядя на египетские иероглифы, причитала:

- Это заклинания! Это могущественные заклинания, Анита!

А ее толстушка-соседка перерисовывала все содержимое доски на последнюю страничку конспекта.

- Ты ничтожество! - холодно заключил Анико-сэнсей. - Такие раздолбаи как ты, Хекайнушейма-сан, не достойны называться мужчинами. Только презренный раб не знает алфавита родного языка. И если вы до завтра не научишься писать правильно…

- Скормлю крокодилам! - шипел под нос я, возвращаясь на свое место под смешки всего класса. - Феллах драный!

Счастливая Саппоро перерисовывала с доски начертанные там иероглифы. Минасуке, которая нахмурила брови, пытаясь узнать тайный смысл древних рун. Я же во что бы то ни стало решил отомстить учителю и выставить этого неотразимого Анико-сэнсея далеко не в лучшем свете. Оставалось только дождаться окончания учебного дня и тайком пробраться в учительскую.

Но мои ожидания не оправдались. Оказывается, вечером после уроков почти все оставались на занятия в разных клубах: кто-то читал романы в библиотеке, кто-то играл в теннис, кому-то по душе было рисование или пение… Минасуке, вообще, организовала в помещении склада штаб-квартиру некой подозрительной организации 'Команда Бдыжь' и настаивала, чтобы я присоединился к ее так называемому клубу. Еле сбежал от этой эксцентричной дамочки. И только Саппоро, Конэко-тян и несколько их знакомых из параллельного класса с гордостью шли домой.

Я стоял на крыше. Прохладный осенний ветер продувал насквозь габардиновый пиджак, но мне было все равно. В Ниххонии намного теплее, чем в некоторые российские летние деньки. Я, родившийся и выросший в знойной пустыне, сперва совсем не любил перемен климата. Первое время, живя в России и ближайшем подпространстве Лесоморье, я очень сильно простыл и, наверное, чуть не умер. Если бы не заботливая невеста, не видать мне белого света, стал бы бездушным слугой Создателя, лишенным личности. Но день за днем я закалял свой организм и привык к переменчивому российскому климату. И теперь никакие сквозняки мне были нипочем.

Выбрав самое высокое место в школе, я следил за тем, как учителя и ученики покидают здание. По списку Кисы триста человек. Можно случайно сбиться со счета, если не использовать специальную программу для карманного компьютера, которая реагирует на нажатие кнопки. Покинул школьный двор один ученик - щелк, и счетчик увеличил свое значение на единицу.

- Ну, как твои дела, Неб? - поинтересовался поднявшийся на крышу Иван Дураков.

Он сел у башенки с часами и грустно смотрел вниз.

- Если не считать, что Анико-сэнсей назвал меня ничтожным рабом, то все в порядке. Надо проверить Саппоро, Минасуке и еще пару людей.

- У меня тоже есть список подозрительных личностей. Но не следует упускать из виду никого. Помнишь, как мы с Натой-Кит…

Я кивнул.

Последними из школы ушла как раз недавно помянутая Минасуке под руку с отрешенной Анитой. Девушка о чем-то так увлеченно втолковывала подруге, что очень-очень хотелось бы подслушать. И после этого счетчик на карманном компьютере звонко пискнул, уведомив о том, что в здании никого не должно оставаться.

Пустая школа - леденящее душу место. Хуже только в гробнице. Час-другой назад по этим пустынным коридорам раздавались звонкие голоса, за белыми, кажущимися сейчас ледяными, столами сидели молодые люди, а в серых металлических шкафчиках стояла их уличная обувь. А теперь, перед самым закатом солнца, тут не осталось ни души.

Это в России, как вспоминал Иван, в школы нанимали охранников, все ставили на сигнализацию и никого не пропускали после окончания учебы и кружков по интересам. В ниххонскую школу не составляло труда проникнуть даже ночью. Да тут и красть нечего - не шкафы же с партами уносить. Такую мебель ни дома не поставишь, ни на рынке не продашь под маркой концептуального дизайна. Только учительская на замке: там хранятся все данные по ученикам и учителям. И как раз туда и нужно было пробраться.

Ни один из школьных документов, какая досада, не хранился в компьютерной базе данных. Поэтому и не получилось решить проблему в лаборатории Санджи, а пришлось проникать в тыл к врагу.

Когда столяры ставили замок на учительской, они и не предполагали, что однажды в школе Нишимаши появится практикующий маг. Я, прикрыв глаза, пустил в замочную скважину маленькую молнию, и вскоре перед нами с Иваном не осталось последней преграды. Только тома архивов стояли на полках, и их следовало изучить в течение ночи.

Мы копались по записям директора школы при скудном свете фонаря. Как ни странно, но Анико-сэнсей устроился на работу всего-навсего месяц назад.

- Мы его проверим, - кивнул Иван, - и если этот наглец родом из Москвы…

- Он дорого заплатит за все унижения в мой адрес. Дружок Апопа, прихвостень Сета…

- Обещаю! - хлопнул программист меня по плечу.

- А Саппоро-то две недели назад перевелась, - уже просматривая книгу с учениками прошептал я, - Вань, ты прав. А еще Минасуке, Феона, Мари…

- Стой! - нахмурился программист, сверяясь со списком, выданным Санджи. - Нам нужны только три девушки. Остальные трое - парни.

- Тогда Нару-кун, - я пожал плечами.

Оказывается этот любопытный парнишка, который заинтересовался египетскими иероглифами, тоже перевелся три недели назад, как значилось в документах, из Йокогамы. Да и среди мужского населения немалая доля - такие же переведенцы. Будто школа эта в принципе сформировалась с полгода назад, и ученики прибывали сюда изо всех концов Ниххонии и близлежайшей китайской аномалии.