- Вы… кто? - захлебываясь в слезах, спросил вдруг бледный как полотно Каратель, подползая на коленках к высокому розововолосому самураю в ярком кимоно.

Наместник сплюнул в сторону сигаретку и прикурил новую, показывая пришельцу из иного мира свою невозмутимость и крайнее равнодушие.

'Он такой же пофигист, как и эти два ублюдка!' - подумалось Карателю, и он попятился прочь.

- Наместник Ниххонии, Санджи Киномото, уважаемый Костя Зыков, - оскалился Киса. - Ты хорошо спрятался, вершил судьбы людей и все такое. Кто-то три недели назад помешал мне добраться до тебя. Но ребята, похоже, помогли мне.

Прикусив губу, Зыков кивнул и прижал к груди Тетрадь Судеб.

- Только русский лоботряс стал бы искать в помойке тетрадь вершителя судеб, - ухмыльнулся Киса, - не знаю, кто ее украл у Джуоо-сама, предводительницы всех мадзоку. А за убийство ее дитя…

Наместник бросил беглый взгляд на нело Неба с раскинутыми в стороны руками.

Но Каратель не дослушал грозной тирады. В один момент вдруг парня объяло странное перламутровое сияние, заставившее Санджи и Минасуке закрыть рукой глаза. А когда свет рассеялся, Карателя уже не было, а на черном кресле, рядом с которым лежало тело Неба, осталась лишь открытая на последней странице смертоносная тетрадка.

Санджи побоялся брать в руки артефакт, но, подойдя поближе, он смог разобрать написанное совсем недавно: список египетских фараонов восемнадцатой династии с указанием точных дат смерти в прошлом, а ниже - запись, касающаяся Карателя.

Первое значилось под 'Списком сотрудников ОСЯ, подлежащих уничтожению' и было написано аккуратно и обведено овальчиками. Вторая запись принадлежала другому автору, хозяину угловатого не очень разборчивого почерка.

'Константин Николаевич Зыков из Мурманска умрет в 2110 году у себя на родине, куда вернется через полчаса после моей кончины. В жизни ему доведется пережить все те ужасы, что пережили все его жертвы, перечисленные в этой тетради. Он будет сбит грузовиком (дата), переживает авиакатастрофу (дата), вывалится из окна (дата)…' Далее, следовал достаточно длинный список несчастий и болезней, что суждено пережить перед смертью Зыкову. И в конце значилась приписка: 'Я не бог, чтобы перечислять все муки, которые следует обрушить на Судию-самозванца, эта запись - мое ему завещание. Костя использовал сей сильный артефакт для того чтобы нести Смерть. Я же дарю с помощью ее человеку жизнь и возможность осознать все свои ошибки. Жестоко. Но умирающий не может быть милосерден к убийце. И. Дураков'.

- Достойно, - улыбнулся Санджи уголками губ, - погиб как настоящий солдат, в бою, выполнив задание. Их нужно достойно похоронить.

Киномото опустился на колени перед Небом и положил ему на грудь Тетрадь Судеб, а потом, согнув в локте руку умершего агента, устроил ее прямо на обложке артефакта предводительницы мадзоку.

- Спи, наследник Джуоо-сама, а я позабучусь, чтобы твоя жена и сын гордились тобой.

Санджи поднялся и утер глаза рукавом кимоно. Но в этот момент Минасуке-сан вдруг одернула его. Наместник вздрогнул и проследил, куда указывал палец предводительницы команды 'Бдыжь'. Сверкающие искры сгущались над телами погибших.

- У мадзоку тысяча жизней, - сквозь зубы процедила Минасуке-сан, - но Каратель об этом не знал.

Серый день. Тяжелые свинцовые тучи нависли над небоскребами Москва-сити, видневшимися из окон квартиры Шаулина. Шел мелкий противный дождь. Или то был просто конденсат. Несформировавшиеся капли… И все вокруг казалось серым. Даже яркие кузовы красных и желтых машин казались блеклыми. Розовые и оранжевые фасады померкли… весь мир стал черно-белым, будто создатель его отключил насыщенность цвета.

Катя Дельская сидела у окна, обхватив голову руками и ни с кем не желала разговаривать. Платок, который пора уже выжимать, валялся неподалеку, прямо в горшке с фиалкой. На вопросы, что произошло, девушка ничего не отвечала. Отворачивалась и продолжала рыдать.

- Плохие новости от Вани? С ними что-то случилось? - не унималась Ирина.

Но Дельская лишь мотала головой в ответ и бурчала нечто вроде:

- Вас это не касается.

Вывел ее из апатии вызванный подругами Илларионов.

- Мужики - сволочи, - оттолкнула его сперва Дельская, - им от нас только одно надо.

- Что? - недоумевал молодой человек, который за последние несколько дней стал ей достаточно близким другом, почти что братом.

- А то ты не знаешь, что? - ехидничала девушка, утирая глаза. - Последствий этого вам точно не надо! Вот что!

- Стой, Катя, - он обнял ее за плечи, - давай успокойся и по порядку расскажи, что случилось. Ты встречалась с мужем, так?

- И что с того? - вырвалась Дельская из его объятий, но Кирилл знал свое дело.

Он тут же очутился у двери и запер ее на замок. Катя оказалась запертой. И ей не оставалось ничего, кроме как рассказать все как на духу Илларионову.

Не зря Дельская столько дней боялась пойти с мужем на откровенность. Как чувствовала, что он не примет ее маленький обман с подмеой противозачаточных глюконатом кальция. И что не проснется в тридцатилетнем программисте отцовский инстинкт. Совершенно без эмоций выслушал он признание жены, которая, конечно же, опустила эпизод с подменой таблеток, и ограничилась одним: 'Ой, не сработало!' А в итоге Алексей почесал в подбородке и философски заключил: 'Теперь мы с тобой не сможем кататься по городу на велосипеде, и на коньках тоже не сможем…' После этой фразы у Кати пропал дар речи: так вот чем привлекла уральского специалиста устроившаяся к нему в фирму москвичка! Ослепленная любовью, она и не замечала пустоты в отношениях. 'Или аборт, или развод!' - выставил ультиматум Алексей. После чего Дельская, хлопнув дверью удалилась. В единственное место, которое она могла сейчас считать домом, в квартиру, где жила Маша и ее странноватый жених.

Но и тогда Катя не собиралась сдаваться. Перекипит, думала, передумает и придет просить прощения. Если на самом деле любит. Разозленная женщина способна на многое, а разъяренная работница ОСЯ - тем более. Ей не составило труда проникнуть в профиль благоверного на Одноклассниках и… прочитать о его свиданиях с некой Марианной из Бутово. И это в те дни, когда напуганная до смерти Дельская делала все, лишь бы проклятье обошло стороной ее и ее нерожденное дитя.

Влюбленность моментально улетучилась из сердца девушки. И ее место нечему было заменить. Удручающая пустота поселилась в душе девушки, а окружающий мир словно сосканировал ее состояние и послал на Москву тошнотворный ноябрьский дождь.

- Козёл твой Лёха, вот что, - заключил Кирилл, прижимая Дельскую к груди.

- И что теперь? - всхлипывала девушка…

Небольшая пауза. Молодой человек вздохнул. А потом…

- Слушай, а выходи за меня. Лялька у меня будет. Потом еще парочку родим, а?

- Шутишь, да? - не верила Катя. - К тому же… - она замялась, - у тебя есть Ксюша, нельзя так.

- А что Ксюша, Кать? - он гладил ее шелковистые каштановые волосы. - Она замужем. За сопроматом. Пока докторскую не защитит, никакой личной жизни. Не дождусь я ее. А ты тут… рядом… Знаешь, когда я тебя первый раз увидел, что-то ёкнуло в сердце. Честно-честно. Я даже расстроился тогда, что ты замужем…

- Не надо меня жалеть, не надо. Ты такой же, как Залесский, как Лёшка, не лучше… вы все одинаковые.

Ее слова ранили сильнее пуль. Она выносила приговор всем мужчинам, основываясь на двух неудавшихся попытках. Иного и быть не могло в таком-то состоянии. Но Кирилл не сдавался.

- Хорошо, я отступлю. Замуж насильно не зову. Но буду ждать. Ребенку нужен отец. Не забывай об этом.

Он отпустил Катю и вышел из комнаты. На вопросительные взгляды подруг несчастной Кирилл только и смог, что ответить:

- Пациент скорее жив, чем мертв.