— Детвора... — задумчиво проговорила Кира, глядя вслед стажерам.

Отчего-то Тыбиню не понравилось, как она это сказала, и настроение его начало ощутимо портиться.

— Люда стрижку зачем-то сделала, — продолжала Кира, не замечая перемен в напарнике. — Теперь лицо стало такое широкое! Хочет старше выглядеть. Смешно, да? Ты чего молчишь?

Старый рывком застегнул молнию куртки, пожал плечами и сердито проговорил в микрофон:

— Доложите обстановку!

На Киру он больше не смотрел.

Стажеры и впрямь представляли собой забавную парочку. Рядом с крепкой широкоплечей Людочкой тощий длинный Ролик выглядел кем угодно, но уж никак не кавалером. Впрочем, его это не смущало.

— Будешь семки, Люд?

— У нас в городе семечки на улицах не плюют!

— Ой-ой, подумаешь! А у нас в Баку — плюют! А хурму будешь?

Ролик подошел к ларьку, гортанно заговорил с продавцом, вызвав улыбку оживления, — и через минуту уже нес Пушку оранжевый плод, потирая его в худых ладонях.

— Когда в Питере половина населения станет айзероязычной — я не пропаду!

— Не дождешься! Давай, наблюдай лучше, хачик несчастный!

Питер — единственный город России, где население добровольно и спокойно стоит в очереди на маршрутное такси. Ролик и Пушок выбрали хвост подлиннее и, стоя среди усталых доброжелательных горожан, исподволь созерцали объект, прогуливающийся неподалеку, подняв ворот пальто, вдоль празднично сияющих витрин с огромными красными Дедами Морозами.

— Знак подает! — делово произнес Ролик. — Здесь где-то бродит резидент! Интересно, сколько шпионы получают?

— А тебе зачем?

— Им почасово платят, или ставка? Может, в шпионы податься, если больше платят? В наши, конечно! Поеду в Америку, буду там по Бродвею рассекать, нашему резиденту знаки подавать, а мне на валютный счет — кап-кап!..

— А за тобой американская “наружка” из “фордов” будет сечь! — сказала Пушок и расхохоталась, представив такую картину. — Кому ты нужен, шпион несчастный!

— Ты меня еще не знаешь!

— У меня брат такой же... дуралей! Точь-в-точь!

— А вот интересно — ведь у них там тоже есть наружное наблюдение? И сейчас, в эту самую минуту, какой-нибудь молодой симпатичный американец, вот как я, например, в паре с какой-нибудь негритянкой-толстухой, пухнущей от гербалайфа, вот как, например...

Договорить он не успел, потому что Людочка быстрым движением натянула ему вязаную шапчонку до самого подбородка.

— Караул! Ничего не видно! Мешают выполнять профессиональные обязанности! Я Кляксе пожалуюсь! Самое главное не успел договорить. Как ты думаешь — сколько они получают?

— Ну что ты заладил — сколько да сколько! — сказала Пушок, привычным движением старшей сестры поправляя на лохматой голове Ролика криво сидящую шапку. — Жаба душит, что ли? Вот столько, да еще полстолька! Поедешь на международный слет разведчиков — там и спросишь!

— А что — есть такой?

— Нет, конечно. Я пошутила.

— Жаль... Я, наверное, в прошлой жизни был американцем. Поэтому все время о деньгах и думаю.

— Сходи в посольство, потребуй американского гражданства! Пусть по спискам прошлых жизней проверят. Американцем он был... Дятлом ты был! Все долбишь и долбишь без остановки!

— А ты была росомахой!

— Почему? — изумилась Пушок.

— Не знаю! Похожа!

— А как она выглядит?

— Ну... здоровая такая... лохматая... наверное.

— И вовсе я не росомаха, — обиделась Людочка, дотрагиваясь до своей непривычной короткой стрижки и вертя головой в поисках зеркальной витрины. — А Тыбинь кем был?

— Старый был ленивым буйволом из африканской саванны. Точно!

— А Кира?

— Наверное, матерью-Коброй! А Морзик...

— Ну, Морзик я знаю кем был! Котярой он был им и остался!

Возмущенная Людочка хотела еще что-то прибавить, как вдруг Ролик крепко сжал ее плотную ладонь в своих холодных узких пальцах.

— Секи! Вот он — резидент! — прошептал он, глядя ей за спину. — Я засек! Я!

Уже совсем стемнело. Огни домов, машин и желтых уличных фонарей обозначились ярче. Темнота по углам и закоулкам загустела. В этой тьме, поодаль от людской толчеи, красной точкой пыхнул огонек сигаpeты. В яркий снежный круг под фонарем вышла стройная простоволосая девушка в высоких сапогах и меховой курточке, с элегантной дамской сумочкой на длинном ремешке через плечо. Изя тотчас обернулся, как солдат на параде, и они зашагали навстречу друг другу.

— Какая лялечка! — застонал Ролик. — Я иду в американскую разведку! Согласен даже младшим шпионом!

Пушок посмотрела на него презрительно — из патриотических чувств, конечно.

Не подозревая о присутствии “наружки”, шпионы, не таясь, встретились под фонарем. Девушка внимательно и серьезно глядела на Изю сверху вниз, аккуратно сбивая пепел сигареты длинным сиреневым ногтем.

— У них здесь условленное место! — восторженно зашептал Ролик. — Ее надо заснять! Старый, Старый! у нас контакт! Это резидент, я чувствую! Надо документировать!

Через полминуты к ним подбежала запыхавшаяся Кира, держа наготове камеру ночной съемки в чехле, — но Изя уже галантно подсадил девушку в свою “девятку”. Ролик стонал и колотил себя по ляжкам.

— Упустим! Что вы возитесь, Кира Алексеевна! Ведь упустим резидента! Ну где этот буйвол безрогий со своей колымагой!

На счастье стажера, Миша Тыбинь не слышал его незрелых безответственных речей.

Покатили ночными улицами, собранные, сосредоточенные. Так часто бывает: торчишь целый день, а всей работы — вечерком на полчаса. Если бы знал — просто подъехал бы вовремя, и вся недолга!

“Девятка”, мигая оранжевыми “габаритами”, озаряясь красными стоп-сигналами, запетляла в переулках меж домов.

— Следы заметает! — волновался Ролик, покусывая пересохшие губы. — Прячется, гад! От нас не уйдешь! Я нашел, я!

Машина объекта свернула на темную безлюдную аллею и углубилась в парк Сосновку. Старый притормозил. Незаметно следовать дальше колесами не было никакой возможности. Разведчики выбежали из машины, жадно глотая холодный свежий воздух, наполненный ароматом хвои.

— Вон они где! В конце аллеи остановились! Я сбегаю, посмотрю!

— Стой здесь, шумтрест! Пушок, слетай мухой! Изобрази спортсменку на пробежке. С аллеи не сворачивай, мы за тобой присмотрим на всякий пожарный! Давай, вперед!

Провожаемая напутственным шлепком Тыбиня пониже талии, Людочка сбросила куртку на руки Кире и, оставшись в спортивном костюме, легко, несмотря на свои габариты, побежала по скрипучему снегу. При свете полной луны видно было, как она приблизилась к машине, замедлила шаг, присмотрелась. Затем вскинула руки, схватившись ладошками за щеки, и помчалась обратно.

Ролик подпрыгивал от нетерпения.

— Ну! Что?! Шифровку готовили?!

Раскрасневшаяся встрепанная Людочка, тяжело дыша, махнула на него рукой.

— Они там... — и она, нагнувшись, прошептала что-то на ухо Кире Алексеевне.

Кира хмыкнула. Тыбинь посмотрел на нее — и тоже усмехнулся.

— Ну — что? — спросил честолюбивый Ролик.

— Ничего! Детям до шестнадцати смотреть воспрещается!

— О-о... — открыл рот стажер и заулыбался. — Догоняю...

— Возьми тепловизор, сыщик, пойди посмотри, что твой резидент вытворяет!

— Я же не извращенец. — Ролик сокрушенно побрел к машине.

— Надо же! — бормотал он себе под нос. — В тачке же неудобно!

— Нормально! — цинично проговорил Тыбинь.

А Кира поспешно отвернулась.

Через двадцать минут галантный Изя доставил девушку к месту работы — под фонарь на остановке. Разведчики из темной машины разглядывали ее — каждый по-своему.

Ира Арджания жил неподалеку, на улице Демьяна Бедного. Улица эта проспектом Просвещения делилась пополам. Направо проживал депутат ЗАКСа, по стечению обстоятельств носивший имя Демьян. Свою половину улицы он привел в порядок, осветил и заасфальтировал, а та, что налево, прозябала во тьме и разбитом состоянии, как после землетрясения. Ее еще и перекопали к тому же. Народная молва тотчас разделила улицу на две: направо — улица Демьяна, налево — улица Бедного. Изя жил на улице Демьяна.