Ни того же Игорька, неразлучного с дядей Сашей-Кавээном, аналитика от бога, в доли секунды просчитывающего любую ситуацию и находящего единственно возможный выход из безвыходных положений. Если идти за Игорьком след в след, никогда не попадешь ни в какую ловушку...

Но они почему-то остались, а я полетела одна. И теперь сижу в пустом салоне, поглядываю в иллюминатор на бесформенные облака, над которыми мы летим, и остро чувствую, как мне не хватает дяди-Сашиной иронии и интеллектуальных рассуждений Игорька, который всегда совершенно неопровержимыми аргументами обосновывает свой единственный и постоянный вывод – как бы сейчас ни было плохо, закончится все обязательно хорошо...

А мне сейчас было плохо и очень не хватало его аргументов. В душе шевелилась неясная и необъяснимая тревога. Может быть, потому, что это мое первое самостоятельное задание? И никто не будет меня страховать?

Ровное гудение турбин самолета усыпляло не хуже хорошей колыбельной. Я устала тревожиться и нервничать, и как всегда, нашла самый простой выход – заснула, чтобы спрятаться от неприятностей...

Я не всегда помню свои сны – наверное, мне часто снятся не совсем приятные для меня вещи. Ведь, анализируя сон, можно многое понять о себе – и часто такое, от чего проще и легче отвернуться, чем осознать. Вот мое сознание и не разрешает мне помнить некоторые мои сны... Слишком уж откровенные.

Но этот я помнила очень хорошо. Потому что приснились мне Кавээн с Игорьком, и они явно хотели меня о чем-то предупредить. Правда, они не хотели сказать об этом прямо, а лишь подталкивали меня к тому, чтобы я сама догадалась. Намекали. Но я не могла понять их туманных намеков и только злилась...

Дядя Саша с Игорьком сидели напротив меня, лицом ко мне, хотя я точно знала, что кресла в салоне расположены по-другому, в затылок друг другу.

Но это мне не казалось странным. Это было как-то несущественно.

Важно во сне для меня было то, что у обоих у них были серьезные лица и обиженно поджатые губы. Но обижались они не на меня, а друг на друга.

Оба хотели на мне жениться, никто не мог уступить. Выбирать должна была я, а я хотела выйти замуж сразу за обоих.

И когда я им это сказала, они сразу же перестали дуться, жутко обрадовались и принялись совершенно по-мальчишески прыгать по салону и раскачивать самолет. Пока не вышел командир экипажа, который оказался совершенно седым стариком с большой окладистой бородой, смешными залысинами и очень умными глазами. Он был одет, вместо летной формы, в странный белый балахон с длинными широкими рукавами, наподобие монашеской рясы. Спереди у него было что-то вроде огромного фартука с одним карманом.

Командир объявил нам, что никакой свадьбы не будет, потому что женихам нужно срочно улетать в командировку. Я, кажется, забилась в истерике, а Кавээн с Игорьком покивали головами и покорно вышли из самолета через дверь салона. В иллюминатор я увидела, как они полетели в обратную сторону: дядя Саша впереди, а Игорек – за ним следом.

«И два-а гу-у-ся...», – с чувством пропела я во сне им вслед.

Командир подошел ко мне, вытер своей бородой мне слезы и достал из фартука мятую телеграмму, адресованную лично мне. В телеграмме было то самое сообщение, которое сегодня утром прислали на мой компьютер из Москвы по электронной почте:

«Николаевой. Борт 003. Рейс 10.30. Готовность – первая. Экипировка – полная. Эвакуация медгруппы из района землетрясения. Кайдабад. Степень разрушения – 98 %. Старший группы – генерал-майор Васильев».

Во сне я взглянула на часы и с ужасом заметила, что на них уже 13.30. Я опоздала на три часа! Но странный командир экипажа вдруг стянул с себя дурацкий балахон, снял парик и превратился в моложавого пятидесятилетнего красавца, генерал-майора Васильева.

Я принялась ему что-то объяснять, но он жестом остановил меня и вручил запечатанный конверт. Я хотела тут же вскрыть его, но генерал-майор сказал, что сделать это я должна только после приземления. А потом схватил меня за голову и стал очень сильно сжимать ее руками...

Проснулась от того, что тон гудения турбин изменился, и уши начало закладывать. «Заходим на посадку», – сообразила я. Сон с меня разом слетел. Начиналась работа...

...Едва я вышла из самолета, как сразу же поняла, что к месту назначения мы еще не прибыли. Никаких гор вокруг не было. Лишь на горизонте невысоким темным забором виднелась какая-то сплошная масса. На мой вопросительный взгляд командир экипажа, тоже спустившийся из самолета на бетон, ответил:

– В Кайдабаде не осталось ни одной целой полосы. Садиться некуда. С парашютом тебя выбрасывать приказа не было. Здесь аэродром уцелел. Правда, полосы короткие, но ничего, как-нибудь взлетим... А ты отсюда на машине. Всего-то часа полтора...

– А где мы?

– Нижний Пяндж. Таджикистан... Не знаю только, удастся ли тебе здесь найти машину...

– А ты, командир, из-за меня не расстраивайся. Машину не найду, так верблюда какого-нибудь достану... Без транспорта не останусь...

Очень довольный своей шуткой насчет машины и тем, что я ее поняла и поддержала, командир от души засмеялся. Он же, без всякого сомнения, сообщил генералу Васильеву, где меня высадил, и вопрос с машиной уже, скорее всего, решен. Было командиру всего лет тридцать пять, лицо чисто выбритое, никаких признаков бороды. И черная как смоль шевелюра густая, даже намека нет на залысины. Ну явно не он мне сегодня снился...

Пока мы с ним смеялись, вдали на взлетно-посадочную полосу вырулил джип и на полной скорость помчался к нашему самолету. Ошибиться было невозможно, поскольку наш «Як-42» стоял на территории аэродрома в полном одиночестве. Метров за десять до самолета джип резко затормозил и остановился почти рядом с нами. Из него выскочил человек с погонами капитана войск МЧС и бегом направился ко мне.

– Старший лейтенант Николаева? – закричал он, не успев еще остановиться.

– Так точно, капитан, – ответила я. – А в чем, собственно...

– Приказ генерала Васильева. Вас срочно доставить в Кайдабад. Прошу в машину. Нас ждут на границе...

– Эй, капитан, – вмешался командир экипажа. – А может быть, через реку лучше не здесь, а в Кулябе? Там гораздо ближе к Кайдабаду...

– К востоку отсюда все мосты на Пяндже разрушены землетрясением, – ответил невозмутимый капитан. – Здесь единственная уцелевшая переправа... Мы теряем время. Нас ждут...

Подхватив свой компактный рюкзак со спецснаряжением, я прыгнула в джип, и тот рванул с места, не дожидаясь, когда я опущусь на сиденье. Я даже не успела заметить, как капитан оказался за рулем.

«Этот человек движется быстрее, чем я успеваю поворачивать голову», – с удивлением подумала я, наблюдая за водителем.

На вид ему было лет двадцать пять, но скорее всего он решил, что я чуть моложе его. Мой вид часто вводит мужчин в заблуждение относительно возраста. На меня капитан не посмотрел ни разу после того, как выскочил из джипа. Смотрел он куда-то выше моей головы. Или ниже, что мне было гораздо больше понятно... Уж я-то знала, что даже когда я в спецкомбинезоне, там, ниже, есть на чем остановить взгляд мужчине. А вот надо мной что он разглядывал?.. Не знаю!

Мы пролетели через селение с унылыми постройками без окон, низкими и длинными. И улица была настолько узкой, что казалось, едешь по какому-то тоннелю между двумя заборами, а не между домами... Неожиданно мелькнуло ну совершенно российское здание провинциальной сельповской архитектуры, на котором я, к своему удовлетворению, успела заметить надпись «Магазин». Машина резко затормозила, и я вписалась лбом в стекло.

– Держаться надо, барышня, – ухмыльнулся капитан, по-прежнему не глядя на меня. – Ты мне все стекла побьешь...

«Наглец! – возмутилась я, обидевшись на стремительного капитана почему-то сразу и сильно. – Он еще смеяться надо мной будет!»

– А ты, капитан, не скалься, – вслух отрезала я, потирая ушибленный лоб. – Твои глубокомысленные замечания и неуставное обращение ко мне ясно говорят о том, что я тебе нравлюсь. И нравлюсь сильно. Ты меня хочешь, но боишься, и поэтому защищаешься, хотя на тебя пока еще никто не нападал... Так что – оставь свою иронию для жены. Ведь у тебя с нею, кажется...