- Гришка, не надо, я тебе и так ножик отдам! - кричу я испуганно.
Но Гриша нас не слушал.
Вот уже стал на толстый березовый сук, осторожно продвигается по нему все ближе к сосне. Прогибается сук, содрогается... Гриша взмахивает руками, цепляясь за веточки... Ветки кажутся слабыми, тоненькими, как нитки, раскачиваются под рукой из стороны в сторону...
Смотрим, задрав головы. У меня заболела шея, вдруг пересохли, стали шершавыми губы... Мы с Витей боимся даже дышать: высота - хату на хату надо поставить...
Гриша ступал бочком по суку, медленно - шажки по полступни. Шатался, вздрагивал...
Уже можно переступить на сосновую ветку, она кажется крепкой. И Гриша ступил, шаг, второй... Уцепился сверху за сосновую лапку, снова ступил... И вдруг - треск! Сосновая веточка осталась в руке у Гриши, он сильно покачнулся и...
Я не помню, вскрикнул ли тогда и Гриша или только мы с Витей. Съехали по обрыву на дно ямы, на песок, куда упал наш друг.
Гриша лежал лицом вниз. В руке - сосновая веточка...
Мы думали, что Чаратун уже неживой. Повернули его, вытирая с лица песок, дергаем, тормошим. У Гриши течет изо рта кровь, он не шевелится...
- Гришка, на, бери ножик... Ну что ты? - говорю я, глотая слезы.
Чаратун молчит.
- А ну, друзья, посторонись! - послышался вдруг мужской голос.
Подняли головы... А-а, Володя Поликаров, монтажник с электролинии...
Он прыгнул к нам, зазвенев цепочками и застежками пояса.
- Ах ты, верхолаз, верхолаз... - приговаривал Поликаров и слушал сердце Гриши, ощупывал руки и ноги. Потом зажал ему нос...
Гриша вздрогнул и раскрыл глаза. Обвел нас каким-то бессмысленным взглядом и сказал:
- Забересь, Леня, мою удочку...
Сел и выплюнул зуб.
- Не надо! Я не хочу, пусть тебе остается! - шептал я. - Возьми лучше ножик...
Чаратун упрямо крутил головой: "Ты выиграл!"
- Ну, верхолаз, признавайся, где болит? - Поликаров достал носовой платок и вытер Грише лицо.
- Нигде не болит... - Чаратун попробовал встать, но его повело в сторону.
- Ну-ну, давай лучше так... - Володя поднял Гришу на руки. - Шутить потом будем.
Мы помогли Поликарову взобраться по откосу, а потом он нес Гришку до самой деревни. Видно, плохо было Чаратуну: побелел, глаза закрытые...
А мы шли за ними и улыбались, как полоумные. Хорошо, что как раз проходил мимо Поликаров!.. Хорошо, что Гриша еще съехал по откосу ямы, все-таки торможение... А что до зуба... Так ведь он выбил всего один! Проживет Гришка и без него...
Как увидела тетка Фекла - несут! - запричитала, кинулась навстречу. Гриша сразу стал "иродом", потом "золотцем", потом "супостатом"... "Ладно отец где-то шляется, собакам сено косит, так и этот еще норовит шею свернуть", "живьем загнать меня в гроб"...
Пролежал Гришка в постели целую неделю. Врачиха сказала: легкое сотрясение мозга...
Мы с Витей каждый день наведывались к нему. Часто приходил и Поликаров. Вот тогда я и подарил Чаратуну свой ножик. Просто так...
...Мчимся к Мелянке наперегонки, канавы для нас - что есть, что нет перепрыгиваем с ходу. На бегу сбрасываем одежду, бросаемся в воду.
Лучше всех плавает Гриша, он и под водой может пробыть дольше всех, да еще с открытыми глазами. А я так не могу: раз попробовал и зарекся - глаза болели несколько дней.
От купальни до электролинии тоже бегом - надо согреться...
Металлические мачты кажутся кружевными. Они, как Гулливеры-великаны, взялись за руки и шагают откуда-то с юга мимо кладбища и деревни, через болото, мимо соседней деревни Студенец - и идут дальше, в областной город, где строится большущий химкомбинат.
Недалеко от этих мачт пасутся телята деда Стахея. Сам он сидит на бережку Мелянки. По ту сторону - такое же стадо и дед Адам, пастух из Студенца. Сидят, переговариваются...
Несемся через Стахеево стадо, телята шарахаются от нас в стороны. Дед грозится вслед палкой...
А вот и мачты. На одной, на самой верхушке - Поликаров, машет нам "Привет!". Забираться к нему легко, и мы лезем, как по лестнице. Поочередно пожимаем ему руку "на верхотуре" и спускаемся вниз. Не любит Володя, когда мы затеваем игру на высоте.
Сидим под мачтой и смотрим вверх. Володя работает у подвешенных, как бусы, изоляторов, напевает: "Мы монтажники-высотники, и с высоты вам шлем привет!" Мы подпеваем ему, Гриша подсвистывает - сю-сю...
Потом Поликаров сидит рядом с нами, жует свои бутерброды и рассказывает разные истории о высотниках. Широким поясом Поликарова обмотался Гриша. Но закрепить не может: тонок еще, нужно пробивать новые дырки для застежек.
- Смелый парень, Гриша, вполне может быть высотником, - говорит Володя. - Только стоит ли показывать смелость на аистиных гнездах? У нас в детском доме был один такой сорви-голова, любил грачиные яйца доставать. Голодновато было сразу после войны... Разбился...
А еще Поликаров говорит, что верхолаз может ошибиться только один раз, как минер на войне. Поэтому каждое движение надо рассчитывать...
А я слушал и завидовал Грише: смелый все-таки он хлопец!
ТРУБНЫХ ДЕЛ МАСТЕР
О Витьке тоже многое можно рассказывать. Его отец - Антон Петрович каменщик и плотник. Все печки в нашей Грабовке он сложил. Когда начали колхозники дома кирпичные строить, никто не смог обойтись без него. Самый первый кирпичный дом построили родители Пети Горохова. Им тоже помогал Хмурец-старший. Но теперь он уже третий год ездит в город, работает на химкомбинате.
Сейчас-то мы и не видим, когда он уезжает - спим еще, каникулы все-таки. А когда ходили в школу, то каждое утро подбегали к нему.
Антон Петрович - мужчина солидный, высокий, волосы у него светлые, а лицо темно-бронзовое, обветренное. Увидев нас, он, бывало, обязательно скажет:
- Вот если б у меня мотоцикл с коляской был, я бы вас всех подбросил к школе... А так - топайте ножками...
Витю он, конечно, мог бы посадить сзади. Даже еще один из нас мог бы пристроиться... Но тогда остался бы третий. И он не берет никого, и никому не обидно.
А как-то он сказал:
- Летом я вас все-таки свожу в город. Покажу, чего мы там понастроили... Один мой приятель обещал дать на время мотоцикл с коляской.
В первый же день летних каникул мы пристали к нему, - а не забыл ли он своего обещания?
- Скоро уже, скоро... Возьму отпуск - тогда... - У Антона Петровича был виноватый вид.
Витя любил играть с отцовским инструментом с самых малых лет. То дробил кирпич и мел на муку, сооружая под лопухами "склады". Наставит жестянок из-под ваксы с белой, оранжевой, желтой "мукой", потом, как девчонка, "выпекает" из этой "муки" хлеб. То выкапывает в земле замысловатые ямки, расширяющиеся книзу, как горшки, соединяет их подземными ходами. То мастерит что-нибудь из дерева. Как-то соорудил нечто среднее между велосипедом и слоном, оно даже могло двигаться, если изо всех сил нажимать на педали. Клялся и божился, что делал все сам, но я не верю: помогал, наверно, и отец.
Однажды, не успел еще и снег растаять, начали мы гонять мой мяч. Хороший был мяч, красный с синим. Но хватило его на два дня. На третий сидим, скучаем, и тут Витя бросил под ноги какой-то коричневый лохматый шар. Витя его свалял, оказывается, из шерсти. Корова линяла, а он ее, как курицу, и ощипал... Если шерсть поливать теплой водой, мять в руках, катать, то и получится мяч.
А что натворил Витя в том году, когда в первый класс пошел! Забрался однажды по двери на крышу сарая, оттуда перебрался на хату. Пока отец пришел с работы, пока не было дома матери и сестры, он успел разобрать по кирпичику печную трубу и сидит себе верхом, скребет мастерком кирпичи, очищает от старой глины.
- Куда это наш хлопец сегодня запропастился? - спрашивает Антон Петрович у Витькиной мамы.
- А лихоманка его знает! Искала-искала, звала-звала... - Я даже представил себе, как тетка Алена в это время в сердцах что-нибудь разбила.