- Я тоже так думаю. Но с твоей добротой они станут, как минимум, инвалидами. Как максимум - трупами. Мы влезли в политику. На стадионе уже убивают. Скоро начнут убивать прямо на полигоне.

Лобан усмехнулся и замолчал. Он затронул нашу с ним запретную тему. Я ее продолжил:

- Я тогда был не прав, но я не хотел тебя ломать. Подкатил сзади. Азарт, подкат. Это же Игра.

- Я знаю. Это Игра.

- Я не хотел напоминать.

- Чего уж там.

3десь самое место рассказать, как я однажды сломал Лобана.

Я, конечно, не хотел ломать ему ногу, но в злом азарте, когда Лобан довел меня своими подковерными финтами "туда-сюда и под себя", я догнал его и, не переводя скорости, дал по импульсу и подкатил сзади, но получился не "подкат", а "коса" - импульсивный бросок и косящий удар по голени. Лобан лишь вскрикнул и рухнул. Ему еще повезло, что не отрезало ногу. Лобана унесли на носилках, меня удалили с полигона, а потом дисквалифицировали на один год. Это был наш последний матч - и для меня, и для Лобана." - Идем, похлебаем супу.

Ночью Лобану и Толику было плохо. Доктор Вольф до утра не отходил от них.

- Что с ними? - спросил я.

- Суп в них заговорил. Глазенап. И бамьи хвостики.

В камбузе взрывались котлеты по-саперски. Значит, шефкок был в плохом настроении.

ПОХОЖДЕНИЯ КОРОВЫ.

АРЕСТ В БОЛОТЕ.

ПОДЖОПНИК.

Весь следующий день Лобан с Коровой отсыпались, читали старые газеты и бегали на горшок, а в столовой появились только к ужину; на третий день Лобан еще болел, его представление конюшне опять отложили, а я прогулял Корову по легкому орбитальному маршруту, и он, фыркая на "б", "в" и "п", немного рассказал о себе: он бывший член цекома Болота-на-Оби, то есть, обыватель-пофигист, который "ни вашим, ни нашим". Болото было стихийной народной конгломерацией, оно располагалось как раз посередине пути между левыми и правыми ультрами, и чтобы войти в контакт и пустить друг другу большую кровь, и тем и тем нужно было переехать Болото, и потому большую кровь пускали болотам как слева, так и справа. "Болото наступает! Суши болото! - орали левые и правые. В конце концов, вражда между этими двумя концами одной палки была чисто теоретической, по-настоящему они ненавидели только Болото - когда два конца начинают сближаться, чтобы поколотить друг друга, палка ломается...

Так вот, Толик стал рассказывать, как но доносу дружка он угодил в страшный Шараглаг-иа-Оби... но, вспомнив коицтабор, Корова опять расплакался и уже не мог говорить.

Через несколько дней, привыкнув к супам и антрекотам нашего шеф-кока, Корова расслабился и смог продолжить.

Коровой его назвали не только потому, что он был напарником Лобана в побеге, но и за его страшное заикание на "му":

- М-м-му-мура! М-м-му-мурло! М-м-му-мусор!

В Приобской армии он не мог произнести слова "мушка", "мушкет", "мундир", "мулла" (в армии ханта была майорская должность полкового муллы), даже не смог принять присягу из-за слова "мужественно". Это уже никуда не годилось. Корову комиссовали, и на гражданке в конце концов именно это заикание привело его в концлагерь, когда он в дружеской подвыпившей компании оказался пьянее водки и отозвался весьма непочтительно о Приобском ханте:

- Он м... м-м... м-му... м-му-у-у... Он м-м-мудак!

(Это мычанье было квалифицировано трибуналом как отягчающее обстоятельство - в доносе было сказано, что Толик обозвал ханта Ханты-Вездесущего "мудаком", при этом "оскорбительно замычал".) В концтаборе надо было как-то выживать, и Корова, пораскинув своими телячьими мозгами, занялся так называемой рацухой и вскоре весело удивил лагерное начальство простым, дешевым и сердитым рацпредложением под названием "поджопник". Начальству поджопник так понравился - он был незаменим для охоты и разной грибалки,- что оно (начальство) решило подарить экспериментальный экземпляр поджошшка самому Ханты Вездесущему и даже выдало Корове какую-то грамоту, что-то вроде патента на изобретение, и эта бумага какое-то время спасала его,- он доводил свой поджопник до ума в теплой бытовке и не ходил на общие работы по добыче эйнштейниевой руды.

Пока я рассматривал "патент", Корова опять разрыдался, и окончание его рассказа мы отложили на завтра.

ФИЛЬКИНА ГРАМОТА.

Эта филькина грамота, Коровин "патент", хранилась в Центральном Архиве Службы Охраны Среды, а потом была продана с аукциона за не помню уже сколько там сотен тысяч кварков.

Она представляет интерес для биографов А. Ф. Гусочкина. Не могу отказать себе в удовольствии внести этот полуграмотный патент в свой отчет:

ПАТЕНТ НА РАЦИОНАЛИЗАТОРСКОЕ ИЗОБРЕТЕНИЕ "так в тексте"

Выдан гражданину Гусочкину А. Ф.

"следуют метрические данные" Место выдачи: Шараглаг-на-Оби.

Год, месяц, число.

ЧАСТЬ 1. НАЗВАНИЕ

"Поджопник".

"3ачеркнуто, приписано "Переносное седалище"."

ЧАСТЬ 2. ОПИСАНИЕ

Поджопник "зачеркнуто, приписано "Переносное седалище"" состоит из двух дисков любого подручного материала (металл, древесина, пластмасса и т. д.), соединенных между собой по общей оси болтом на контргайке. Нижний несущий диск, называемый "лафетом", в диаметре незначительно меньше верхнего. Верхний диск, называемый "седалищем", обтянут кожей, дерматином, тканью или любым обивочным материалом.

ЧАСТЬ 3. ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ

Поджопник "зачеркнуто, приписано "Переносное седалище"" предназначен для комфортного сиденья при отсутствии вращающегося кресла.

ЧАСТЬ 4. ОБЛАСТЬ ПРИМЕНЕНИЯ

Поджопник Зачеркнуто, приписано "Переносное седалище"" может стать незаменимым предметом домашнего быта, для прогулок в лесу, на рыбалке, в длительных командировках и космических экспедициях.

ЧАСТЬ 5. СПОСОБ ПРИМЕНЕНИЯ

Поджопник Зачеркнуто, приписано "Переносное седалище"" кладется на любую скамейку, табуретку, стул, пень, кирпич, ящик, пригорок и тому подобные объекты.

ЧАСТЬ 6. РАБОЧИЙ ЧЕРТЕЖ

Размеры - стандартные, соразмерные задней мягкой части человеческого тела. "Чертеж прилагается." Седалище Лафет Изобретатель "подпись" А. Ф. Гусочкин Патентовед "подпись нрзб." Гербовая печать Нотариальная печать "Исправленному верить" "подпись нрзб" Заверено нотариусом "подпись нрзб"

ХАНТ ХАНТЫ ПРИОБСКИЙ.

КОРОВИНА УСТАНОВОЧКА.

Наконец Корова рассказал все до конца. Приобский хант Ханты страстно любит футбол, хотя в футболе разбирается на уровне дилетанта-тиффози. Еще у Ханты есть страсть, как у настоящего восточного человека,- ковры, халаты, одеяла и тюбетейки, целый музей этого добра. Неплохо развита текстильная промышленность, коверкот на пальто лучший в мире, ковры ткут вручную лучшие рукодельницы. (В Приобском хантстве этот тяжелый труд по изготовлению текстиля почему-то называется "легкой промышленностью".) Корова воспользовался этой текстильной страстью этого тюкнутого тюрка и предложил опять через начальника концтабора - на что только не пойдешь, чтобы избавиться от общих работ на хлопке, лесоповале, в гранитных каменоломнях или на добыче нефти,- создать для Ханты личный ковер-самолет, тюбетейку-невидимку и халатбогатырь по новой технологии. Конечно, в Цивилизованных Мирах этим барахлом никого не удивишь, а только рассмешишь ковер-самолет давно уже стал техническим атавизмом, летать на вертолете намного комфортней; шапка-невидимка превратилась в детский аттракцион; а силовой халат - в обычную спортивную фуфайку; но нецивилизованный начальник аж рот открыл, сказал "однако!" и проглотил наживку. Он снял Корову с общих работ, посадил его в теплую сушилку для валенок, и Корова за месяц набросал проект ноной установки для получения более чистого текстиля, приложил чертежи и расчеты; наконец, все это дело дошло до самого хаита,- на это Корова и рассчитывал. Хаит Ханты, как истинный тиффози, сразу же оценил футбольную сторону проекта:

- В таких фуфайках да на чемпионат Вселенной, однако! Даже у федералов можно выиграть! - размечтался Ханты и распорядился так: - Пусть сделает одиннадцать новых фуфаек для футбольной сборной, двенадцатую для меня. Сделает - отпущу на волю, однако. Сорвет задание, отнюдь,- секир башка.