А может, я просто помнил, что мальчишка однажды сбежал, когда был нужен — ладно, сразу после того, когда был нужен, — и это навлекло множество бед на многие головы.

Андреа снова была в кожаных штанах, а сверху — в черной матовой кожаной куртке. Самый дорожный костюм. Через плечо у нее висела сумка, а из-под расстегнутой куртки выглядывали два пистолета в кобурах, тот, что на левом бедре — рукоятью вперед.

— Ты для чего так вырядилась? — спросил я, будто не понял.

Ее взгляд стал отдаленным и каким-то чужим, и мне это совсем не понравилось.

— Мне надо уехать отсюда. Хоть ненадолго, не то я свихнусь. — Она тряхнула головой, словно отгоняя морок.—Ходят слухи, — продолжала она, — о тварях из Фэйри, о животных, перекушенных пополам. И потом, тот громадный зверь, чем бы он ни был, на которого наткнулись на Расколотых островах Джейсон и Тэннети... Я вам пригожусь. Вот увидите.

— Там, похоже, были просто волки.

Волшебные твари и люди не уживаются рядом, и в Эрене их днем с огнем не сыщешь. Болтают, разумеется, всякое, но по большей части рассказы рассказами и остаются. Я сам был источником многих легенд — мне ли не знать, какая чушь порой за ними скрывается!

Она склонила голову к плечу.

— А если это не просто волчья стая? Что ты тогда будешь делать?

А как она думает — что я сделаю?

— Удеру со всех ног, вот что.

Я думал об этом весь вчерашний день — и все сходилось на том, чтобы не впутывать Энди в эти дела. Плюнув на теории Дории.

Учитывая, в каком мире мы живем и в каких передрягах нам случалось бывать, нечего удивляться, что много моих знакомых женщин были изнасилованы. Относительная свобода от подобного рода нападений возникла относительно недавно в большинстве обществ вопрос состоит в том, кого, кроме женщины, задевает это нападение. (Мы привыкли считать, что на Той стороне все хорошо и справедливо, но в стране, где я родился, нападения — это преступления против государства, а не против личности, и государство решает, давать делу ход или нет. Я знаю, что говорю.)

Все оставляет шрамы. У Киры свои проблемы; Тэннети это превратило в с трудом управляемую психопатку. Дория едва не стала чем-то средним между салатом и брокколи, если вы понимаете, о чем я. Эйя, думаю, выкарабкалась из этого лучше, чем они все, но и у нее в глазах я порой вижу огоньки безумия. Точно такие же, как в глазах Андреа.

Нет уж. Хватит с нас в деле одной сумасшедшей — Тэннети, пусть нам всего-то и придется, что пристрелить несколько худых, перепуганных волков. Второй псих нам не нужен, тем паче наркоманка от магии. Ладно, пусть она и не магическая наркоманка; Дория может и ошибаться.

Но Энди не была в поле долгие годы, и я как раз собрался ей это объяснить, так что почувствовал себя полным кретином, когда — после всех моих разглагольствований о том, что мы практически читаем мысли друг друга — Ахира вдруг сказал:

— Ладно. Давайте быстро попрощаемся с кем надо — и в путь.

Это было для меня полной неожиданностью. И не самой приятной.

Я сумел попрощаться со всей семьей — даже с младшей дочкой.

Дория Андреа пошла в отца — она «сова», и этим похожа на меня и Стаха, а не на Эмму и Стива или на мать и сестру. Но в этом возрасте то, что она еще не была в постели, объяснялось только одним — поздним ужином.

— Спокойной ночи, прокурор в юбочке, — сказал я, укладывая ее.

Это наша домашняя шутка, никто, кроме своих, ее не поймет. И никого, кроме нас, она не рассмешит. Доранна крепко обхватила меня за шею.

— Возвращайся скорей, папка. Пожалуйста!

— Непременно. — Я осторожно высвободился, на миг коснулся ее волос, по-детски мягких, которые день ото дня делались все золотее, совсем как у ее матери. — Спи, солнышко.

Джейни ждала меня в зале, прислонившись к стене. Она начала что-то говорить, но умолкла, когда я приложил палец к ее губам. Я осторожно прикрыл дверь и отвел дочь в сторонку.

— Беда в том, милый папуля, — сказала она, не обращая внимания на мое лицо, — что под старость ты стал слишком хитер.

— Вот как?

Ненавижу, когда она зовет меня «милым папулей»!

— Ты хорошо объяснил моему парню, что не стоит на тебя давить — даже и пытаться не стоит. Но ты, как я понимаю, отказался от простенького тренировочного варианта, от которого всем вам была бы немалая польза. Мне такой обмен не кажется выгодным. — Она передернула плечами. — Если, конечно, мое мнение хоть сколько-нибудь важно.

Поскольку меня самого это тоже беспокоило, то не согласиться мне было бы так же трудно, как и признать, что действительно я не прав, так что я не сделал ни того, ни другого.

— Оно важно, девочка.

Я на миг обнял ее.

Она улыбнулась. И почему это улыбки моих дочек озаряют весь мир?

— Будь здорова, — сказал я.

Кира сидела в мягком кресле; слева горит лампа, шитье отложено, а она что-то то ли вяжет, то ли плетет — я в этом ничего не понимаю, да и не хочу понимать.

— Ты едешь.

Голос ее ровен, она словно говорит: «Я не стану уговаривать тебя не ехать».

— Похоже на то, — улыбнулся я. — Ты не волнуйся. Я умею не лезть на рожон.

Она вымученно улыбнулась. Или я уже перестал различать ее искреннюю и деланную улыбки. Нет, после стольких лет я должен был научиться видеть разницу. Должен был.

— Это хорошо, — сказала она.

Снаружи холодало, и холод уже просачивался в дом. Я сбросил придворный костюм, запихнул его в гардероб. Быстро натянул подштанники, черные кожаные штаны, черную же полотняную рубаху и, набросив на плечи бурый плащ, застегнул его над ключицей черненой бронзовой пряжкой. Взял из вазы розу, понюхал, сунул в пряжку и осмотрел себя в зеркале.

Я вовсе не уверен, что мне понравился тот востроглазый парень, что глянул на меня из стекла, хотя выглядел он что надо.

Привлекателен, зараза. Черты лица правильные, глаза с легким восточным разрезом, твердый подбородок, усы как у доктора Фу Манчу. Хорошо за сорок, но морщинки в углах глаз только-только намечаются, зато виски тронуты сединой, что вовсе его не портит — плохо лишь; что седина такая же несимметричная, как улыбка.

Ну и улыбочка — беспечная, легкомысленная. Сразу видно, что почти всегда этот тип донельзя собой доволен, но ничто в его лице не подсказывало, что у этого чувства есть достаточные основания.

Очень возможно, размышляет он сейчас о том, что ему предстоит ехать вместе с красивой приятельницей прежних дней, сына которой он так умно — и вовремя — отговорил от этой самой поездки, и, может, удастся должным образом раздуть прежние угли.

Возможно также, он думает, как глупо размышлять о подобном рядом с женой. Впрочем, это как раз сомнительно. Как я уже сказал, не уверен я, что этот тип мне нравится.

— О чем ты думаешь? — спросила Кира. Словно мы настоящие муж и жена, которые могут задавать друг другу подобные вопросы — и рассчитывать на честный ответ.

Кира, подумал я, что с нами стало?

— Думаю, что я голый.

Я улыбнулся ей самой ободряющей из своих улыбок и прошел в гардеробную. Кстати, я почти не соврал.

Оружие было на месте — разумеется. Я надел все: метательные ножи, пистолеты в кобурах, перевязь с коротким мечом и длинным заостренным кинжалом. Я знаю, что охотничий нож лучше, но предпочитаю кинжал. Дань традиции.

Кроме того, я к нему привык.

Скатал охотничью куртку и сунул под мышку. В двух из множества ее карманов — терранджийские удавки.

Кира отложила вязание-плетение, или чем там она занималась, и подошла к шифоньеру в углу.