— Есть коровы, — заметил Ахира. — Можно попробо­вать коровье молоко.

Тэннети сплюнула.

— Глупости. Прикончить их побыстрее — это лучшее, что можно сделать.

Джейсон помотал головой.

— Не думаю, что мой отец на это бы согласился, а ты?

Тонкая улыбка проскользнула по его губам. Он полез ру­кой в логово и сгреб одного из волчат. Тот скулил и трепы­хался. Джейсон протянул его мне. Сидеть спокойно щенок намерен не был.

Джейсон вытащил второго и, не обращая внимания на тре­пыхания и скулеж, зашагал по тропе к Эллегону.

— Тем, кто хочет лететь со мной, лучше поспешить. Мы возвращаемся в замок — бегом.

Я смотрел на волчонка у себя на руках. Шерсть его была жестче и гуще, чем, на мой взгляд, полагалось щенку, глаза стекленели от голода и жажды.

Черт, черт, черт.

— Ладно, поехали.

— О'кей. — Ахира поправлял мешок у себя на плечах. — Поможем мальчику.

— Я думал, ты хочешь бросить их подыхать от голода, а после казниться этим, — сказал я.

— Ничего такого ты не думал.

Ко времени, когда мы вернулись в замок Куллинан, Эйя, Брен и их свита отбыли в Малый Питтсбург.

Сложные проблемы зачастую решаются легко и просто это от простых голова идет кругом.

Вот, например, кормление волчат. Сложная проблема была — чем и как их вообще кормить?

Вполне могло получиться, что мы не сможем найти для щенков достаточно еды — и нам придется убить их просто из милосердия. Я не сторонник таких мер, поверьте, но это все упростило бы.

Однако оказалось, что кормление приемышей — воп­рос вполне решаемый, так что мы решили попробовать при­ручить их. В прежние дни — в древности — такое случалось, и собаководы даже изобрели собственную методику, как вскармливать и воспитывать зверят. А так как людьми они были грамотными — в старину собаководство почиталось делом уважаемым, и занимались им в основном небогатые дворяне, — то они оставили на сей счет записки.

Один из наших псарей, Фред (я тут ни при чем: это сокра­щение от холтского имени Фределен), был твердо убежден, что Нифиэнская пастушеская собака происходит от смешения волка и огромного холтского пса породы калифер — мне эта громадина всегда напоминала лохматого мастифа.

Впрочем, тут были свои хитрости. По Фреду, сука может кормить волчат только первые десять дней — потом зверята вырывают у собаки соски. Чтобы держать волчат в строгос­ти, нужна волчица.

Обычная смесь для волчат состоит из козьего молока и сыворотки с добавлением одной части бычьей крови на де­сять частей молока и некоторых травок, которых Фред не мог описать.

И куда больше внимания, чем нужно новорожденному младенцу. Если вы хотите, чтобы волчата уживались с людь­ми, надо, чтобы звери постоянно людей обнюхивали.

Следующие десять дней нам всем было не до смеха.

Кошмар повторяется.

Мы стараемся вырваться из ада, мчимся сквозь влажные завесы, что свешиваются из ниоткуда, закрывая бесконеч­ный простор.

Здесь все, кого я любил, и вместе с ними — знакомые и незнакомые лица.

Позади, порой видимая сквозь завесы, ярится демонская погоня. Я не хочу смотреть на них, да и не должен — мы почти выбрались, почти спаслись.

Но «почти» — не значит «уже».

Выход высоко впереди, он отмечен сияющими зелеными буквами, и кое-кто уже выбрался через него. Мне кажется, я вижу, как прошли туда и вышли мои жена и дети.

Я надеюсь на это.

Кто-то уже прорвался, но остальным надежды нет: демо­ны уже рядом, вот-вот настигнут.

И тогда я вижу его — Карла Куллинана, отца Джейсона. Он стоит над толпой, на голову выше всех, лицо его сияет, на руках, на груди, на бороде — пятна засыхающей крови.

— Надо их задержать, — говорит он. — Кто со мной? Он улыбается, будто мечтал об этом всю жизнь, чертов болван.

— Я, — откликается кто-то, и Карл, не глядя, кто это, показывает место в строю рядом с Клинтом Хиллом и Эдди Мерфи.

— Твой черед. — Он поворачивается ко мне. Он по­крыт кровью, какой-то желто-зеленой слизью и волчьим дерьмом.

Он встряхивает головой, смахивая кровь с глаз.

— Твой черед, Уолтер.

— Твой черед, Уолтер, — повторил Джейсон и снова тряхнул меня.

Я просыпался медленно, наполовину уже в реальности, наполовину в кошмаре: за лицом сына для меня еще маячило лицо Карла.

Плохо: при моей профессии и образе жизни надо просы­паться мгновенно, до того, как тебя коснулись. Мне плевать, что моя подкорка считает, что в собственной постели и рядом с женой я в безопасности: дверь открыта, рядом с моей по­стелью стоит вооруженный человек.

Очень плохо, Уолтер.

На другом краю постели, свернувшись клубочком, спала глубоким сном Кира — но даже во сне выставив колено, будто защищаясь от меня.

На полу с моей стороны валялись грязные, вонючие шер­стяные штаны и куртка. Спецодежда для кормления волчат. Я выбрался из-под одеял, с содроганием натянул ее — она все еще была влажной, — нацепил кое-какое оружие и сле­дом за Джейсоном вышел в коридор.

Во рту у меня стоял металлический привкус — он всегда появляется, если я недосплю. Не знаю уж почему, но недо­сыпаю я вот уже десять дней — с самого возвращения. За­бавно, правда?

На верхней площадке лестницы я остановился взглянуть в окно.

Эллегон спал на холодных камнях двора, как кот, — ог­ромные лапы подобраны, треугольная голова посапывает на булыжниках. Обаятелен, как автобус.

Плохо. Я бы не отказался от общества. Вовсе не весело торчать ночью в одиночестве.

Джейсон протянул мне один из двух фонарей. По замко­вой традиции — восходящей, вероятно, к дням осады — фа­келов на стенах было раз, два и обчелся. Если кто выходил, брал с собой фонарь.

— Как они? — спросил я.

Парнишка пожал плечами:

— Нора сидит под плитой. Ник нажрался за троих. — Он поднял руку, прощаясь. — Пойду немного посплю.

И он поплелся к своей комнате, цепляясь ногами за ковер.

Я спустился во внутренний двор и прошел в сарай, где мы поселили волчат.

— Пошли вон, злобные твари, — сказал я, открывая оп­летенную металлической сеткой дверь и вешая фонарь на крюк.

Волчата тут же выбрались из своих укрытий. Нора чуть не проскочила в дверь, но наткнулась на мою ногу и, скуля, удра­ла назад. Ник молча обнюхал мои ноги и завилял хвостом.

В запертом буфете хранился кувшин Фредовой вонючей смеси. Я взял чистую деревянную плошку и плеснул в нее порцию для Норы. Ник в отличие от сестры еще не свыкся с мыслью о необходимости лакать; он скулил все время, пока я наливал его порцию в бутылку и совал ему в рот тряпичную соску.

Еще неделя, может, чуть больше, и он тоже будет есть сам. Или я сверну ему шею.

Я плюхнулся на кучу соломы, понадеявшись, что Джейсон перед уходом навел чистоту. Глупая надежда — однако на сей раз она оправдалась. Эти маленькие чудовища могут — и ни­когда не упустят случая — в момент превратить подстилку в помойку, дайте им только до нее добраться.

Ник весь извертелся. Обычная проблема: как удержать одной рукой вертящегося щенка, а другой — бутылку у него во рту.

Ел он жадно, словно его не кормили неделю, а не час.

Лучший способ приручить щенка волка или дикой соба­ки, по словам Фреда, — взять их совсем маленькими (что мы и сделали), а потом как можно больше с ними возиться.