— Еще сегодня утром Зельтманн не выглядел таким доходягой, — добавил Лейдиг. — Вероятно, к нему наведалась его матушка.

Прокурор Бахар Ильдирим — немецкая, да-да, немецкая, несмотря на свое имя, служащая, а после всевозможных хлопот и передряг еще и приемная мать — была вне себя. Грозно хмурясь, она подняла над головой конверт. Возможно, ее гнев выглядел не очень убедительно, ведь на ней были толстые шерстяные носки, новый махровый халат желтого цвета (рождественский подарок влюбленного Тойера) и зеленая шапочка для душа.

— Ты в таком виде спускалась за почтой? — с усмешкой спросила Бабетта.

— Я была внизу еще до того, как приняла душ. Но вообще я могу забирать свою почту, когда хочу и как хочу, ясно тебе? В том числе с голой попой и вставленным в нее термометром. Потому что там мои письма, мои счета, которые я оплачиваю. Например, вот этот телефонный счет на триста двадцать один евро!

Ее подопечная опустила глаза.

— С кем это ты так много разговариваешь? — тихо спросила Ильдирим, и в ее вопросе прозвучало отчаяние: родная мать Бабетты куда-то уехала,

Ильдирим не знала куда, но, может, об этом было известно девочке? Что это — междугородные переговоры? Проходимца папашу Тойер и его комиссары, проявив гениальную находчивость, отправили аж на Фолклендские острова. И правильно сделали. Малышка расцвела, живя у Ильдирим, да и малышкой теперь ее трудно было назвать. Но все же любовь ребенка к родителям… Никуда от нее не денешься, как бы ни хотелось приемной матери.

Ильдирим попыталась говорить строгим голосом:

— Я прокурор, а не кинозвезда. Я не могу себе позволить такие расходы. Бабетта! В чем дело?

— Ну, понимаешь… его зовут Озгюр.

— У меня нет родственника с таким именем. — Поначалу Ильдирим в самом деле ничего не понимала, лишь чувствовала: что-то не так, происходит нечто, чего она не предусмотрела…

— Я бы тоже очень удивилась, если бы вы оказались родственниками.

Прокурор нахмурилась. Нет, то, о чем она подумала, — вещь невозможная. Исключено.

Тут девочка подтвердила ее смутные подозрения:

— Это мой друг.

Ильдирим сорвала с головы пластиковую шапочку. Пышная грива взметнулась над ее необычно бледным лицом.

— Скажи, ты можешь сделать и мне такие же кудри, как у тебя?

— У меня они природные, у всех смуглых такие волосы. Ясное дело, мы и тебе можем сварганить такие же. Значит, Озгюр. Где же он живет, этот самый Озгюр? На Сейшелах, надеюсь? Или на Лазурном берегу?

Бабетта покачала головой:

— Его семья приехала из Анатолии, а живет он здесь неподалеку, на нашей улице. Я звонила ему на мобильник. Оказывается, это в самом деле довольно дорого.

— Оказывается! Как будто не знаешь! — возмущенно возопила Ильдирим, забыв про все современные педагогические принципы. — Друг! Из Анатолии! Секс? — последнее слово прозвучало так, словно был взведен курок пистолета.

Бабетта понуро кивнула.

— Дура малолетняя! Балда! У тебя месячные прошли всего два раза, а ты уже трахаешься… — Ильдирим задохнулась от возмущения.

— Три раза.

— Пускай даже четыре!.. Все равно рано тебе! Организм еще не созрел…

— Почему не созрел? — бурно запротестовала девочка.

— Тише. Не спорь!

— Ты ведь тоже трахаешься. С Тойером. Я слышала, вы ревете как бешеные слоны.

Самозванная мать зашлепала на кухню. С ее ноги сполз носок, но она даже не обратила на это внимания.

Сейчас она выкурит сигарету, плевать на астму и на детские легкие Бабетты. Какие там легкие, если эта зассыха лишилась девственности…

— Мы только раз попробовали, — словно извиняясь, объяснила Бабетта, притащившаяся на кухню следом за ней. — Мне было неприятно. Я решила с этим обождать.

— Ты думаешь, он согласится ждать? — злобно фыркнула Ильдирим. — Ведь он же турок!

— И это говоришь ты?

Смех, да и только! Крыть было нечем. Оставалось только согласиться.

Земля Баден-Вюртемберг, вполне благополучная в масштабах всей федерации, была вынуждена экономить. Всевозможные идиоты-методисты в соответствии с модой щедро вознаграждались четырехзначными суммами за глупые и никому не нужные семинары и доклады, но вот от действительно нужных для общества вещей властям приходилось отказываться. Ситуация на юго-западе Германии приближалась к абсурдной, но еще не дошла до предела. Такое скупердяйство еще можно было терпеть, если до пенсии оставались считаные годы, тем более что пересмотр пенсионного возраста для полицейских еще не стоял на повестке дня. Однако в те первые дни нового года Тойер заметил, как скупо, к примеру, были отпущены средства на замещение отпускников. Судебные медики так и не прибыли, да и коллеги, работавшие под стенами замка, не проявляли рвения. Несмотря на тяжесть случая — как-никак труп — они свернули работу ровно в четыре.

Старший гаупткомиссар Иоганнес Тойер запланировал на 2003 год несколько героических свершений. Вечером он сидел на своей маленькой кухне и пытался вспомнить, в чем же они заключались. Да, он станет чуточку активней. Когда тебе изрядно за пятьдесят, полезно все-таки вспоминать про фитнес. Да-да, он обязательно займется собой. Салаты и прогулки, образцовые три литра воды в день, такие вот штуки. Кроме того: он перестанет чудить, станет нормальным. Не будет придумывать всякие глупости, например петь ни с того ни с сего.

В новогоднюю ночь, которую он провел с Ильдирим и откровенно нервничавшей Бабеттой в их квартирке на Берггеймерштрассе, ему, слегка захмелевшему, пришел в голову новый жизненный принцип — рассматривать Вселенную как разумное и дружеское обрамление его персоны. Почему бы и нет? Отрешиться от ощущения, что ты падаешь с бешеной скоростью в никуда, и представить себе, что живешь на дне воздушного океана, окутанный тоннами атмосферы, окруженный летающими молекулами, облепленный микробами… Нет-нет, в таких картинах тоже мало приятного.

Ну ладно, сейчас он трезвый, с ясным рассудком. Как же обстоят у него дела с реализацией намерений? Парадоксально, но после полуночи первое, что он сделал в новом году, — выкурил у Ильдирим пять сигарет, хотя вообще-то не курит, и — честно говоря — с салатом тоже пока что не получалось. Он проверил содержимое кухонной полки. Растительное масло кончилось, уксусная бутылочка тоже пустая… Итак, он купит уксус и масло, прямо завтра купит, сделает этим, так сказать, еще один шаг к салату.

Телефон не зазвонил, поскольку мир уже некоторое время назад вступил в эпоху цифровой техники, а исполнил тирольский йодль.

— Угадай, кто я! — произнес трескучий, хриплый голос. Тут не могло быть сомнений.

— Ты Фабри. Самый жирный в мире экс-полицейский. Тугодум из Шварцвальда. Развивший в последнее время бурную активность, отправивший на Фолкленды одного говнюка, это ты, мой дружище…

— Боже мой, — раздалось в ответ, — вообще-то я лишь в шутку предположил, что гадкий бронхит завуалирует мою яркую индивидуальность. Вообрази, мне приходится принимать двойную дозу антибиотиков, иначе при моем весе они просто пролетают без всякого эффекта. Как дела, старина? Когда я видел тебя в последний раз, мы сидели на мерзком холодном ветру в Нормандии, и ты жутко переживал из-за отношений с твоей немецкой турчанкой. Ну как, производитель Бабетты отбыл восвояси?

— Отбыл, голубчик, — ответил Тойер не без гордости за свою противозаконную авантюру, оставшуюся безнаказанной. — А мы с Ильдирим… ну, мы с ней, как бы это сказать… Вместе мы теперь.

Так они весело болтали. Сыщик наслаждался общением с другом. В обычной ситуации он непременно поведал бы Фабри о новом серьезном происшествиии, однако — впервые за долгие годы — ему надо было столько рассказать о себе самом, что печальные картины этого дня вылетели из памяти.

Ведь произошло действительно хорошее событие. Он сам помог ему осуществиться, явился к Ильдирим с огромным букетом роз, чуточку прослезился: потом выдавал остроумные шутки, соблазнял на удивление дерзко, потом неплохо любил и даже после этого оказался способен на ласку. И вот почти уже целую вечность, около семи недель, они представляли собой удивительно гармоничную пару. Для Бабетты он станет кем-то вроде отца. В его фантазиях возникали все новые картины. На самой отчетливой из них комиссар плыл со своей приемной дочкой под парусом по Неккару. По смехотворной гейдельбергской гоночной дистанции: берег — поворот — берег. Все равно что играть в гандбол в телефонной будке. Из-за высоты мачт нельзя было проплыть даже под мостами, а самое главное — Тойер не имел ни малейшего представления, ну совершенно никакого понятия о том, как управлять парусами, хоть и ветер был подходящий.