И офицер пригнувшись, первым направляется к выходу.
Напряженно сопя, но стараясь при этом как можно меньше шуметь, они пробираются между завалами мусора. Прокравшись вдоль старого, покосившегося забора, углубляются в заросли кустов. Все ближе и ближе звуки стрельбы, где-то совсем недалеко - гортанный голос в рации. Все большее возбуждение овладевает отчаянной троицей: азартные улыбки, блестящие глаза... Рисуясь друг перед другом, они держат автоматы плашмя, как герои боевиков, и в каждом их движении сквозит нетерпение: скорей увидеть врага, ударить ему в спину, яростно поливая все вокруг автоматным огнем.
Из кустов чуть в стороне, пропуская азартных героев еще глубже в "зеленку", вслед им спокойно смотрят два боевика - фланговое охранение. Один из "духов" под треск недалекой стрельбы что-то негромко говорит в рацию.
Группа проходит еще метров двадцать, и из-за поросших высокой травой бугров, из-за стволов деревьев на них выпрыгивает шесть боевиков - по два на каждого. Один из солдат, сбитый ударом приклада автомата, падает, как подкошенный. Второй успевает увернуться от нападающих, но его валят ловкой подсечкой и прижимают к земле. Ловкий, сильный, вымуштрованный в училище лейтенант реагирует мгновенно. Метанув одного из нападавших через спину, рукоятью автомата разваливает ему висок и, уйдя кувырком в сторону, длинной очередью сваливает сразу двух боевиков. Ответная очередь осаживает его на траву и он, тоскливо выдохнув, - Мама! - замирает.
Пастор, командир расчета АГС, перетащивший свой "аппарат" на новую позицию, видит в кустах мелькающие вспышки, слышит непонятные крики. Быстро развернув гранатомет, и приговаривая, - Вот вы где, родненькие! - он дает несколько коротких очередей.
Серии разрывов расшвыривают в стороны сцепившихся солдат и боевиков. Один из огненно-черных клубов подбрасывает и без того уже мертвого лейтенанта. И через несколько секунд на замершей поляне лежат только семь трупов. Единственный уцелевший боевик вытаскивает к своим раненого товарища и что-то говорит, показывая рукой назад. Еще группа "духов" направляется туда, за телами погибших.
Командиры, собравшись у стола в комендатуре, устало перебрасываются словами.
- Похоже, сдыхают?
- Рассветет скоро. Им смываться пора.
- Да, мужики, - качает головой бамовец, - весело тут у нас.
- Да это - ерунда. По сравнению с тем, что здесь раньше творилось, у нас - курорт. Как Майкопской бригаде досталось, или десантуре с вэвэшниками, которых в декабре-январе вводили, нам и в страшном сне не приснится, серьезно отвечает Шопен.
Серега, что-то вспоминая, печально головой качает.
Из рации Шопена чужой голос доносится.
- Э, Шопен! Как здоровье у твоих друзей? Хорошо мы вас сегодня потрепали?
- Нашел чем гордиться! Крутых из себя строите, а сами только из-за угла убивать умеете. Какой идиот эти перемирия выдумывает?! Давно бы уже вас задавили.
- Почему идиот? Умные люди придумывают. Деньги хорошие зарабатывают...
- А чего ты сегодня так поздно на нашу волну влез? Раньше слово сказать не давали...
- Да так, послушать хотелось, как ты своими командуешь.
- Ну и как?
- Ничего, маленько умеешь воевать. Только людей своих не жалеешь. Зачем на такие серьезные дела пацанов посылать, а? Как теперь их трупы забирать будешь? Или собакам оставишь? Мы своих не бросаем...
- Ты о чем? Мои все на месте.
- Э-э-э, командир называется... А трое, которых ты мне в тыл посылал? Или это не твои, забрели откуда-то?
- Кто? - Шопен обводит взглядом братишек-командиров.
Снова рация заговорила:
- Лейтенант Горяченко Николай Иванович... Храбрый был лейтенант, уважаю. Так, - шелест в рации, - рядовой Тюрин...
Грохот возле стола: командир бамовцев, побледнев, вскочил, стул уронил.
- Седьмой пост! Угловой. Как же они так?! Куда их понесло? Колька, вот пацан, а!
- Где они?- Шопен продолжает разговор так, будто речь идет о вещах вполне заурядных.
- Да тут, недалеко. Дачный поселок знаешь. Угловой домик, прямо на повороте, зелененький такой...
- А чего это ты так раздобрился?
- Хорошо умирали твои ребята. Похорони, как следует. Ну, до следующей встречи. - Голос в рации был полон ненависти и яду. - Только долго их не оставляй, тепло. Пока бояться будешь, протухнут.
На Грозный накатывался рассвет. Багровые отсветы пожарищ как-то незаметно заместились пурпурными всполохами зари. А затем, потянутая дымкой голубизна поглотила на небосклоне все остальные краски.
Комендант, все командиры подразделений и старшие офицеры собрались у большого стола с картой местности. У двоих перевязаны головы. Один нянчит подвешенную на перевязи руку, его лицо покрыто испариной и время от времени искажается от дергающей боли в раненом плече.
Комендант, в очередной раз пробежавшись карандашом по карте, говорит задумчиво:
- Непонятно, чего их туда занесло. Ну, хорошо, решили в тыл боевикам зайти. Но те в основном в полосе от дороги до Сунжи ошивались. А шлепать еще чуть не километр, через зеленку, через просеку...
- Вот-вот, - кивает головой Шопен, - Пастор говорит, что от того момента, когда ребята еще с поста стреляли, до непонятной суеты в зеленке минут пять прошло, ну максимум - десять. Не успели бы они так далеко забраться.
- Рупь за сто: их в этот домик специально перетащили. Какую-то подлянку готовят. Кто этот район знает? - Серега обвел товарищей вопросительным взглядом.
- А может, в самом деле решили уважение проявить?. - один из помощников коменданта, тот что с раненой рукой, подошел поближе к столу.
- От них дождешься!
Комендант снова к карте склонился.
- Если бы ребят убили и оставили возле кочегарки, то духам не было бы смысла нас в "зеленку" выманивать. Тут под прикрытием комендатуры можно одним взводом управиться. А вот в дачный поселок так просто не выйдешь. Со всех сторон лес настоящий. Целый полк растянуть можно. И на стрельбу друг по другу спровоцировать.
- Эт-то трюк известный, с ним мы управляться умеем... тянет один из офицеров. - Душман прав. Какую-то новую подлянку надо ждать.
- Пионер, бери машину, группу прикрытия, гони за Даудом и его ребятами, - говорит Шопен одному из своих офицеров, - найди их хоть из-под земли. Пусть он всем любопытным скажет, что его на другой конец города вызывают. Куда-нибудь на Старые Промысла. Понял?