Все чаще это тяготило свободолюбивого, привыкшего к одиночным странствиям киммерийца; однако изменить что бы то ни было оказалось уже не в его силах.

И сейчас, слушая, как радостно болтают, делясь солдатскими байками, обсуждая женщин и карточные проигрыши, шестеро наемников, он не мог сдержать глухого раздражения. Раньше, помимо всего прочего, ему было куда проще с ними. Можно было пошутить, посмеяться вместе, обсудить какие-то планы… теперь же, возведя своего командира едва ли не в ранг полубога, наемники поставили его особняком, отделились от него незримой стеной преклонения и суеверного страха. Впрочем, это было естественно: старые вояки как дети. Им нужны демоны и герои – иначе жизнь скучна и все их сражения не имеют смысла! Ведь неправда, что они дерутся только за деньги. И тот, кто долго был с ними рядом, знает, что нет на свете больших романтиков, нежели эти грубые, неотесанные сквернословы и богохульники…

Так что Конану ничего не оставалось, как примириться со своим положением. В конце концов, и это имело свои преимущества. Ему удалось установить среди парней железную дисциплину, и теперь отряд их был, точно крепко сжатый кулак в латной перчатке. Даже внешне они изменились, стали подтянутыми, собранными. И ежедневные тренировочные поединки на мечах явно пошли им на пользу. Так что будущему нанимателю придется раскошелиться: такой отряд стоит немалых денег. Вот только найти бы его – этого нанимателя!

За раздумьями своими Конан и не заметил, как стемнело. А никто из этих обалдуев и не догадался напомнить ему, что пора бы поискать постоялый двор! Впрочем, естественно. Должно быть, решили, что у командира есть свои причины для ночлега под открытым небом, и протестовать даже не осмелились.

Киммериец усмехнулся и, съехав с дороги, направил лошадь в лес.

– Поищем ручей, – бросил он парням через плечо. – Там и заночуем. А завтра утром двинем в Тарантию!

Одобрительный шепот встретил его слова. Наемники уже заскучали без работы – давно пора было найти им пристанище и хорошую службу. Маленький отряд двинулся по лесной тропинке в чащу.

Здесь уже было почти темно: робкие лучи заходящего солнца не могли пробиться через густые кроны вековых деревьев и, запутавшись в пожелтевшей листве, гасли, растеряв по пути весь свет. Но тропа была широкой, и кони шли легко, точно почуяв скорый привал. Конан не сомневался, что если дать им выбрать дорогу, они приведут их к воде.

И они почти нашли уже ручей, – от земли потянуло сыростью, и откуда-то слева, из-за деревьев, донеслось искристое журчание ключа… но в этот миг чуткое ухо киммерийца уловило едва слышный посторонний звук. Он мгновенно насторожился.

Повинуясь жесту командира, наемники застыли, натянув поводья. Прислушались. Да, ошибки быть не могло. Слабый стон раздался впереди. Человеческий стон. Ни минуты не колеблясь, Конан направил коня вперед по тропе.

Он соскочил с седла и обернулся. Вроде нет никого. Но стон явственно слышался откуда-то справа. Киммериец обнажил меч и крадучись пошел на звук. Через несколько шагов он понял, откуда доносятся стоны – под корнями огромного дуба виднелось отверстие, напоминавшее медвежью берлогу. Оно было полускрыто разноцветными ворохами осенних листьев и поэтому не бросалось в глаза.

Варвар осторожно раздвинул мечом смешанный с землей перепутанный ком молодых отростков на корнях, у входа в нору.

– Огня! – приказал он.

Барх быстро высек искру, запалил трут и соорудил факел. Конан осторожно посветил факелом внутрь.

Он увидел крепкого бородатого мужчину со сломанным носом. Судя по чертам лица, тот был родом из Гандерланда.

Вдруг раненый открыл глаза. В мутных зрачках отразился свет факела. Его лицо исказила гримаса страха.

– Вы опять пришли, – прохрипел он, и на губах запузырилась кровь, – в прошлый раз мне удалось ускользнуть… Заползти сюда… Но вы нашли меня и здесь! Будьте вы прокляты, палачи!..

Он попытался плюнуть в сторону северянина, но потерял сознание. Голова его тяжело упала на ворох листьев.

Киммериец пожал плечами и приказал своим солдатам вытащить раненого наружу.

– Только будьте поосторожнее, болваны! – пробурчал он. – Похоже этот молодчик и так потерял полбочонка крови! Странно, что он не отдал концы. Видно, крепкий оказался гандер, Кром его побери!

Наемники осторожно вытащили раненого наружу, и Конан склонился над ним. Привычная картина. Киммериец столько крови повидал на своем веку, что ничего не могло уже смутить его душу. И труп на поляне неподалеку он окинул равнодушным взглядом, лишь отмечая про себя, что тому парню они едва ли смогут чем-то помочь… А вот раненый – дело другое.

Опустившись перед ним на колени, Конан плеснул ему в лицо холодной водой, а когда тот снова открыл глаза, поднес к губам умирающего бурдюк с водой. Тот сперва не мог пить, расплескивал воду, захлебывался, но затем как будто пришел в себя и принялся глотать, жадно, давясь прохладной влагой, точно живительным нектаром.

Наконец раненый напился, и глаза его закрылись: он вновь потерял сознание. Киммериец убрал мех и уверенными, осторожными движениями принялся осматривать его. Большинство ран показались ему неопасны – так, царапины; конечно, порез на боку довольно глубокий, но клинок скользнул по ребрам и не задел жизненно важных органов. Крови, правда, потерял много, но ничего, через пару седьмиц организм наверстает упущенное. Однако перерезанные на ногах сухожилия наводили на размышления. Едва ли подобное ранение могло быть нанесено во время боя; здесь чувствовался холодный злонамеренный расчет. Но кто же – и за что – мог обойтись так с этим беднягой?

– Не люди – собаки! – в сердцах высказал Невус общее мнение. – По мне уж лучше сразу порешить, чем вот такое делать…

Он кивнул головой на ноги несчастного.

– Точно, Эрлик их забери, – поддержал его Жук. – Что будем делать с ним, капитан? – И шесть пар глаз уставились на киммерийца в уверенном, слепом ожидании чуда.

По счастью, тот действительно знал что делать. И, если только грязь не успела проникнуть в раны, этого горемыку еще можно было спасти.

По команде Конана на поляне у ручья разожгли костер и осторожно перетащили раненого, уложив его на сложенные у самого огня плащи. Затем Жук, по обычаю, занялся ужином, ссыпая в походный котелок все остатки припасов и обильно посыпая свое чудовищное варево солью и жгучим кайренским перцем, – ибо только так и можно было поглощать его стряпню; Конан же, с помощью Барха, стянул с раненого грязную, заскорузлую от крови одежду, принялся промывать раны.

Как он и предполагал, порезы на ногах оказались наиболее опасными. Не появись они в лесу в этот час, к утру раненый истек бы кровью. И так он провалялся здесь не меньше суток. Должно быть, сам Кром – или какому там богу он молится – прислал их на помощь этому парню. И, глядя на нанесенные ловкой, недрогнувшей рукой удары, рассекшие сухожилия под коленями до самой кости, киммериец смачно выругался, жалея, что не появился на месте еще раньше, чтобы застать негодяя, что сотворил такое.

Хвала Крому, он еще может спасти этого беднягу!

Прокалив в огне острую иглу из рыбной кости, подаренную ему врачевателем в Куше, Конан вдел в нее лошадиный волос, выдернутый из гривы его вороного коня. Осторожно раскрыв вновь принявшиеся кровоточить края раны на левой ноге, он отыскал оборванное сухожилие. Так – теперь сшиваем. Как лучшая придворная мастерица… Раненый застонал. Ловким нажатием на сонную артерию киммериец вновь отправил его в забытье – ни к чему, чтобы принялся дергаться и стонать сейчас. Ему и без того приходилось нелегко!

Закусив губу, варвар принялся сшивать края раны. Этому искусству он обучен был с детства. В Киммерии так делали всегда. Ранения зашивали конским волосом и обливали водой. Других способов суровые северяне не признавали.

Однако в остальной Хайбории подобный способ врачевания был в диковинку, – не удивительно, что остальные так пялились на него. Конан гаркнул на наблюдающих за ним в немом восторге наемников, чтобы перестали отвлекать его от работы, и те покорно уткнулись в свои миски.