Ближе к центру халогская булава – страшное оружие гиперборейцев. Ей невозможно ранить, ибо удар ее крошит головы, словно скорлупки от яиц, но учиться обращению с ней мучительно трудно. Это – Марна. Дикая сила, которую, выпустив на волю, невозможно остановить. Свирепым ураганом сметет она все вокруг, оставив позади лишь руины и трупы.

Рядом с ней уттарийский песау. Маленький неказистый нож с выгнутым, наподобие рыбьего брюха, лезвием и деревянной ручкой, инкрустированной перламутром. Внешне он похож на своего бронзового собрата, которым аквилонские нобили на пирах режут сыр. Песау кажется безобидным и совсем непригодным для нападения, но мало кто знает, что это отнюдь не так – в опытных руках скромный ножик в считанные мгновения может распотрошить противника, словно мясную тушу, ибо лезвие его тоньше нити и умышленно заточено так, чтобы кромсать плоть врага с той же легкостью, что и кусок масла. Это – Ораст, тихий жрец-отступник, странный человечишка, который и не подозревает о роли, что, по воле лесной колдуньи, ему предстоит сыграть в будущем спектакле.

Амальрик, прищурясь, посмотрел на опустевший поднос – оружие кончилось и оставались разные мелочи: дамские гребни и костяные заколки, невесть зачем принесенные торговцем в этот холостяцкий дом – их положим поодаль, пусть изображают колеблющихся и тех, кто не рискнет вмешаться, что бы ни происходило во дворце. Туда же отправим и медный нож для заточки перьев, прелестная вещица, грозного вида, изящной отделки, – но ровным счетом ни на что не годная. Это наш друг Валерий… Губы немедийца тронула недобрая усмешка.

А вот принц Нумедидес! Дуайен фыркнул, водрузив в центр стола аляповатую коринфийскую плевательницу, на разноцветной эмали которой были изображены пузатые евнухи.

И наконец – серебряный кубок с драконами и демонами. Высокий, на длинной ножке, похожий на изысканный цветок. Амальрик установил его в центре. Солнечный луч, отразившись от полированной поверхности, на миг ослепил посланника, и он поклонился с насмешливым почтением. Его величество король Вилер Третий. Украшение стола! Легким, небрежным жестом Амальрик толкнул фиал, и тот, жалобно звякнув, скатился со стола и зазвенел по мраморному полу.

Барон Торский позвонил в стоявший на столе золотой колокольчик. В то же мгновение, низко склонившись в ожидании приказа, в дверях появился темнокожий слуга-пунтиец.

– Убери все это барахло. – Презрительным жестом Амальрик обвел вещи, разложенные на столе. – И передай купцу, чтобы больше не смел оскорблять взор господ подобной дешевкой, если не хочет, чтобы на него спустили собак… Впрочем, – Амальрик нагнулся было за кубком, однако раб оказался проворнее и с почтительным поклоном подал сосуд господину. – Эту чарку я, пожалуй, возьму! Две серебряных монеты будет достаточно… – Он знал, что кубок стоит куда дороже – как знал и то, что купец не осмелится возразить… Почему-то ему вдруг сделалось скучно и захотелось хоть как-то развлечься. – Ах, да! Позови этого гонца!

Возможно, новости с севера, из Гандерланда, от соглядатаев Рогира, размышлял он, продолжая вертеть серебряную фиал в руках, пытаясь поймать лучики света. Или вернулся наконец с вестями из Пуантена Карегус, его верный дворецкий. А возможно, шлют вести дружественные бароны из одной из провинций… Что бы то ни было, Амальрик надеялся, это окажутся добрые вести. За дурные, пожалуй, сегодня он был расположен заживо содрать с посланца шкуру…

Лениво потянувшись, барон поудобнее устроился в кресле и, отставив наконец в сторону кубок, принялся глядеть в окно, любуясь игрой не по-осеннему яркого солнца на крытых разноцветной черепицей крышах. После недавнего обеда он ощущал сытую тяжесть и негу, его разморило, – возможно, он даже на мгновение задремал…

Очнулся он от скрипа отворившейся двери. Звук был не слишком приятным, и достаточно было капельки масла, чтобы избавиться от этого неудобства, – однако барон был слишком искушен в дворцовых интригах и не собирался облегчать жизнь потенциальным убийцам и шпионам… Что, однако, не мешало ему морщиться каждый раз, когда кто-то ее открывал.

Вошедший застыл на пороге. Барон Торский представил себе, не открывая глаз, как гонец стоит, усталый, в запыленной одежде, склонившись в низком раболепном поклоне, в протянутой руке держа драгоценную грамоту, в ожидании, пока на него соизволят обратить внимание, тогда как он…

Резкий повелительный окрик внезапно вырвал его из приятного забытья.

– Открой глаза, Амальрик, я устал ждать! И взгляни наконец, кто перед тобой.

Барон Торский подскочил, как ужаленный.

– Н-не может быть… Ваше Высочество, я не ждал вас так скоро… – Слова застревали у него на языке. В мозгу судорожно прокручивались сотни вариантов. Тараск, принц Немедии, здесь, перед ним! Прибыл тайно, в одежде гонца – но почему так рано? Он должен был прибыть под покровом ночной темноты, а не при свете дня! Должно быть, маленький мерзавец решил, что у своего будущего вассала ему придется куда удобнее, чем в придорожной таверне… Каков подлец! Вот из-за таких недоумков обычно и рушатся самые продуманные планы!

Тараск, заметив смятение Амальрика, ухмыльнулся, приписав его своему эффектному появлению, и небрежно развалился на низком одре у камина, уложив запыленные сапоги прямо на шелковые подушки. Если он и заметил недовольный взгляд Амальрика под мгновенно опустившимися веками, то не подал и виду. Подобно всем тем, кто большую часть жизни вынужден проводить в душной атмосфере дворцовых интриг, принц вполне владел искусством выражать свои чувства без слов, – выверенной позой, жестом, движением губ. И сейчас посланнику понадобилось лишь мгновение, чтобы понять, что Тараск чем-то весьма раздосадован и готов сорвать злость на первом же, кто попадется под руку.

Постаравшись не выдать тревоги, барон неспешно прошел к двери, закрыл ее, вновь невольно поморщившись от скрипа, и повернулся к гостю.

Тараск мало изменился с их последней встречи прошлой зимой. Разве только сбрил свою русую бородку, совершенно его, впрочем, не красившую, и теперь смуглое лицо неприлично помолодело, точно загорелая мальчишеская физиономия. Однако, если приглядеться, морщинки у глаз и опустившиеся брюзгливо уголки губ выдавали истинный возраст принца, – тот был на шесть или семь зим старше Амальрика. Что, впрочем, никогда не мешало барону чувствовать себя сильнейшим. Да он и не удовлетворился бы меньшим. Питомец Торского Гнезда, как с любовью именовали его родное поместье, где находилась ставка сообщества Братьев Черного Кречета, – Амальрик был рожден для могущества, даже если пока власть его не простиралась за пределы крошечной гористой Торы. И сознание этого позволяло барону смотреть сверху вниз на любого принца крови, – в особенности, если тот, подобно Тараску, отстоял от трона не менее чем на четыре ступени… и был так невелик ростом. И сейчас он взглянул на раскинувшегося на диване принца без всякого благоговения и почтительности, едва скрывая нетерпение. Он не ждал Тараска сегодня – встреча, ради которой принц проделал весь этот путь из Бельверуса, была назначена лишь на завтрашний вечер, – и теперь его появление спутало все планы барона. Вечно брюзжащий, недовольный всем на свете и готовый весь мир обвинить в своих бедах, коротышка Тараск был не самым приятным из компаньонов, и мысль о том, что предстоит развлекать его еще добрых два дня, вызывала у барона ломоту в зубах и непреодолимое желание поминать Сета и прочую черную братию. Однако принц был слишком важной фигурой в его планах, чтобы рисковать настроить его против себя… И посланник медоточиво улыбнулся, глядя куда-то поверх левого плеча собеседника.

– Ваше Высочество, должно быть, утомились с дороги. Я прикажу, чтобы приготовили комнату… – Он звякнул в колокольчик, и когда слуга явился на зов, отдал все необходимые распоряжения. В апартаментах посланника две опочивальни всегда были готовы принять неожиданных гостей. Затем вновь повернулся к принцу. – Судя по тому, что вы прибыли гораздо раньше, чем я вас ждал, дорога оказалась удачной?