— Чугун, не надо! — возопил Федюня.

— Громко не ори: люди не поймут. — отозвался княжич. — Сестра, запишите: к больному возвратилась память.

— Так, значит, клизьму-то пока не ставить? — деловито вопросил Косицын.

— Братцы, да вы что?! — испугался Бубен. — Ну зачем вы так? Всё так было хорошо!

Он чуть не заплакал.

— Ну что тебе, Костян, неймётся?! Ну был бы князем! Миловану бы — отрада, княжеству — защита! У моего папаши тоже сын пропал. А я на его Ивана — как две капли! Ну обрадовался старичок! Ну приютил! Ну скрашу я ему старость! Ну посижу у ног годочка два! А там, глядишь, ты, Костик, бразды приимешь! И я тоже тебя возле епископство прийму! Уж как бы мы справедливо правили! И Лёньке тоже нашлось бы дело при канцелярии! Там бы, глядишь, оделил его и чином. Да где ещё найти таких-то образованных по нонешним-то временам?! Уж мы бы развернулись бы! Какие там варяги!

Костян под таким напором заколебался и неуверенно посмотрел на Лёна.

— Как это? — насторожился тот. — Сразу так оба и пропали? И попович, и цесаревич?

— Нет, — поправил его Федюн. — Цесаревич и попович.

— Да якая же разница — в каком порядке? — тоже призадумался Костян.

— Не порядок важен. — отвечал Федюн. — Субординация!

— Сейчас я тебя субординирую палашом по вые. — пообещал княжич. — Думать мешаешь.

— Так я пошлю за гуслярами?! — обрадовался Федюн, поповский сын.

— А то женись на фиг! — легкомысленно распространялся Косицын, когда они возвращались обратно в трясучем экипаже. — Княжить будешь неслабо! Окно в Европу прорубишь! С таким-то иерархом вы вдвоём всё отечество на рога поставите! А я в канцелярию пойду! При дыбе, да при плетях заведовать!

— О чём это? — удивился княжич.

— Тебе, Костян, по малолетству всё прощается. — осведомил его Косицын. — Но, как будущему царю-батюшке, я тебе скажу, что Федюн просил меня устроить отнюдь не при цырюльне. Только с семиклассным образованием мне в пыточной пока работать рано.

Так, порядком выбив дурь из молодого князя, Лён рассказал ему про своё прошлое бытьё на Селембрис.

— Нет уж, — не поверил тот, — с драконом сражался! Это уже слишком!

ГЛАВА 6. О чём сказка сказывалась…

С утра пораньше к молодому князю вошёл отец.

— Собирайся, сын. — не глядя, проговорил он. — Вернулись послы. Дело слажено. Встретишь невесту. И попович с тобой поедет. Его святейшество удачно ходатайствовал при западном государе. Крепим связи.

— Повинуюсь, батюшка. — почтительно проронил княжич. — Позволите взять в дорогу прежнего слугу?

— А, коровий сын? — небрежно отозвался Милован. — Позволяю.

И сразу вышел. Тогда вплыли мамки и няньки с новыми одеждами для наследника. И заворковали, и закружились вокруг.

— Подставь, царевич, но жку! Дозволь сапожок надеть!

— Пошли все вон! — вскричал цесаревич. — Мне в дороге только старый друг будет пособлять! А дорога начинается с утра!

"Любуюсь на него!" — сам себе признался Лён.

В оружейных князя Костян выбирал себе оружие.

— А вот, Ваня, тебе какой нарядный клинок-то приготовлен. — указал рукою князь. Несколько оружейников почтительно развернули золотую парчу. Клинок и в самом деле был хорош, весь изукрашен драгоценными камнями.

— Лёгок больно, батя. — проговорил цесаревич, любуясь красотой. — А можно, я другой возьму?

— Нехорошо пренебрегать подарком. — шепнул Лён.

— Возьми, что хочешь. — молвил князь.

Костян выбрал другой, попроще и покрепче.

— Что это ты, княжич, никак воевать с кем собрался? — послышался мягкий голос. Собравшиеся расступились и вперёд вышел невысокий, круглый человек в скромной чёрной рясе.

— Сам епископ Дормидонт. — шепнул на ухо Лёну один оружейник.

— А мы вот, великий князь, пришли к тебе просить о милости. — неторопливо прожурчал епископ Дормидонт, блаженно жмурясь.

— Да разве пристало просить тебе? — любезно подал реплику князь. — Изволь приказывать!

— Да пребудет мир с тобой. — ласково ответил тот. — Не одаришь ли чем и моего сынка, Ванюшу? Никак, тоже женишок!

Ванюша Бубенцовский выбрался пред княжьи очи. Он был разодет ещё пышнее, чем Костян. Несмотря на жаркую погоду, на его масленых кудрях красовалась соболья шапка. Весь он топорщился от жёсткой парчи, как павлин. На ногах шитые золотом сапожки. Ему было явно жарко и он потел, как пингвин в духовке. Бубенцовские щеки, и без того обычно румяные, теперь напоминали цветом спелый гранат.

— Вишь какой красавец! — одобрил князь. — Здоровье так и брыжжет с щёк.

— Да ведь и невеста не бледна. — заметил Дормидонт. — Оба, как рубины.

— Ну, тогда дарую! — торжественно провозгласил князь.

Оружейники вынесли такую саблю, что Лён вытаращил глаза. Из-под рубинов золота не видать.

— Целуй ручку господину. — флегматично заметил Дормидонт. И Федюн, весь трепыхаясь от восторга, бросился на колени и чмокнул князя в перстень.

— Учись, Ваня, политесу. — заметил сыну князь Милован.

— А моему товарищу что дашь? — нескромно отвечал неблагодарный сын.

Но тот уже пошёл на выход, почтительно провожая Дормидонта.

— Быстро, хороший меч моему оруженосцу! — приказал князь Иван.

— Да не с гигантской головой ему сражаться! — рассердился он, когда мастера вынесли меч явно не по росту Лёну. Те немедленно повиновались и принесли лёгкий, но прочный и простой палаш. И оба они побежали вслед за князем и его гостем.

— А что, Иван, поповский сын, разрядился так нескромно? — шепнул Федюне молодой князь, улучив момент. — Не надлежало бы в рясу облачиться?

— Нам не положено ещё. — важно отвечал попович. — Не по чину.

Федюне дали тихую и скромную лошадку, с добрым нравом и нетряским ходом. Папка Дормидонт, впрочем, пожалел сына и выделил ему один из собственных паланкинов, в которых обыкновенно коротал дорогу. Благо, что прислуги хватало.

А вот Костян постыдился позорить княжеское звание и пожелал непременно ехать верхом. Владимир подобрал ему хорошего коня и лично выбрал седло с высокой спинкой, на каких ездят черкесины. Те, известно, всю жизнь в седле. Там и едят, там и спят, там и помирают. А вот Лёну князь подгадил. Тоже лично выбрал ему лошадь. Такую лямую заразу! С виду — конь как конь. Только рыжий больно. А ход — как у хромого зайца! На ходу виляет задом и ноги путает. Так и норовит одной ногой шагнуть два раза! Федюн обхохотался, глядя на мучения товарища. Наконец, Лён не выдержал, остановился и осмотрел копыта. И ведь точно! Забит камешек меж копытом и подковой! Не зря князь подпакостил! Ох, не зря!

Через день пути их встретили. На лесной дороге ждал человек. Подошёл, раскланялся с князем молодым и сообщил, что по велению Милована приготовлена для его наследника сотня отроков для сопровождения. А то больно скромен выезд княжеский. Чай, не с соседней деревней роднятся! С западной стороны невесты!

Отроки были от семи до одиннадцати лет. Все наряжены в белые рубашечки, на ногах ладненькие лапоточки. Они шли колонной следом за верховыми.

— Не нравится мне это. — поделился на очередной стоянке с Костяном своими соображениями Лён. — Не похоже это на парадный выезд.

— Зря трепишься. — встрял Федюн. — Обычное меж царскими особами дело — дарить обученную прислугу. А что одеты скромно, так это, чтобы в дороге не поизноситься. А на месте их нарядят в красную одёжу, дадут сапожки, повяжут кушаками. Мне батя говорил.

— Который? — поинтересовался Константин. — Тот или этот?

— Зря ты так его. — не одобрил Лён. — Нам ведь надо вместе быть, чтобы убраться из Селембрис. А теперь он надулся. Надо найти способ заночевать в одной палатке.

Костян вздохнул.