Некоторое время он крепко прижимал ее к себе, затем поставил на землю. Свеча погасла. Подхватив шаль, княгиня заспешила к дому, но Никита задержал ее, подняв волочившийся по земле край шали, и прижал его к лицу. Вассиана выдернула у него шаль и быстро скрылась на крыльце. Проводив ее взглядом, князь Ухтомский тоже подошел к дому и уселся на ступенях.

«Ай, да Витя, ай да сукин сын, — похвалил себя Растопченко, переврав великого поэта, который, впрочем, все равно еще не родился. — Вовремя проснулся!»

Он лежал у стены, совершенно невидимый в ночном сумраке, и пытался ответить себе на вопрос, почему ему не понравилась свеча в руках княгини. С одной стороны — влюбленные голубки просто хотели остаться вдвоем. С другой — уж очень ненатурально махала она свечой, словно знак кому подавала. А огонь-то, небось, далеко видать…

И тут он неожиданно понял, что не один наблюдал за прогулкой княгини несколько минут назад. От хозяйственных построек отделилась темная фигура, закутанная в плащ, и быстро пробежав, скрылась за домом.

Сидя на крыльце, князь Ухтомский видеть ее не мог. Кто это был, Витя заметить не успел. Но интуиция разведчика подсказывала ему, что, судя по всему, это был испанец де Армес. Как-то не по-русски побежал, не по-нашему.

Что такое бегать по-русски, Витя и сам объяснить не мог, но был уверен, что не ошибся.

Только что этот испанец тут по ночам ошивается? Он же на галере ночует. Леха говорил, ночью Гарсиа доступа в усадьбу не имеет, комнат ему тут не отведено. Похоже, вынюхивает что-то. Тоже мне, Отелло…

Витя прижался к земле, ожидая продолжения, и неожиданно для себя задремал. Но почти тут же его разбудил глухой топот копыт по земле. Вскочив, бывший чекист увидел всадника, всего в черном, который вылетел галопом из-за угла дома и понесся к воротам усадьбы. Длинные черные темные волосы развивались за его спиной.

«Вассиана! — мелькнуло у Вити в голове. — Что-то неладно.»

— Вассиана! Стой! Куда! — князь Никита сбежал с крыльца и попытался остановить ее. Но, едва не сбив его с ног, всадница пронеслась мимо, ворота усадьбы распахнулись, и княгиня исчезла в темноте. Никита бросился к конюшне.

Появились заспанные, растерянные конюхи и подворники, не понимающие спросонья, что происходит. Наконец кто-то принес свет. Князь Ухтомский уже вскочил в седло, чтобы мчаться за княгиней, но тут на крыльце появился князь Белозерский.

— Что происходит? Почему Вассиана ускакала? Отвечай! — властно потребовал он от Никиты.

Никита спрыгнул с седла и передал ему своего коня:

— Скачи за ней! Волков много — задерут.

Алексей молча смотрел на него. Взгляд его был жестким.

— С моей стороны беды не жди, — глухо произнес Никита, не отводя глаз. — Ты же брат мой. Деды наши и отцы дрались вместе. Мой отец тебя как сына родного любил. Мы кровь свою в походах проливали, Ивана схоронили. Я желаниям своим — хозяин. Княгиня перед Богом твоя.

— Смотри, Никита, коли что…

— Знаю, государь. Торопись. Как бы не заплутала княгиня. Не знает она здешних мест.

Князь Алексей вскочил на коня и поскакал за Вассианой, вслед за ним помчалось еще трое холопов. Никита подошел к озеру и, скинув сапоги да шелковые порты из объяри, в рубахе бросился в прохладную ночную воду. Все стихло. Переполошившийся было народ, успокоился, большинство снова пошли спать, а остальные дожидались князя, позевывая у ворот. Вдруг вдалеке раздался выстрел. Князь Ухтомский, уже переодевшись, насторожился и, толкнув посапывавшего на ступенях Сому, приказал: «Коня седлай! Саблю неси! Хватит спать, Сомыч!»

Но не успел даже Сома досмотреть последний сон, как в ворота усадьбы ворвался один из смердов, уехавших с князем. Лицо его было окровавлено.

— Князь, — крикнул он Никите, подлетев к крыльцу. — Беда, поляки в лесу. Князь Алексей Петрович в засаду попал. Скачи скорей! — и упал, потеряв сознание, на руки дворовых. Никита ринулся к конюшне, вскочил на уже оседланного коня и, на ходу вырвав саблю у подоспевшего Сомыча, крикнул подвернувшемуся Вите:

— Одет? Давай со мной! Пока соберутся, время упустим. На коня, на коня давай!

Раздумывать было некогда: Сомыч уже стоял рядом, держа под уздцы серую в яблоках лошадь под седлом. Несколько уроков верховой езды, полученные от того же Никиты, да князя Гришки Вадбольского не сильно сказались на умении бывшего водителя «Жигулей» обращаться с четвероногим транспортом, но делать было нечего. С трудом попав ногой в стремя, Витя повис на спине лошади, и наверное перевернулся бы вниз головой, если бы Сомыч не поддержал его и буквально не усадил в седло, сунув в руки поводья.

— Скорей! Скорей! — Никита нетерпеливо гарцевал перед крыльцом на лоснящемся вороном скакуне. Сомыч сунул Вите копье, оказавшееся совсем не легким, и Витя снова едва не кувыркнулся с седла на землю. Но князь уже несся по аллее к воротам, за ним устремились еще пять всадников с факелами в руках, и, видимо, повинуясь инстинкту, Витина лошадь сама поскакала вслед за ними, не дожидаясь приказа наездника. Растопченко болтало в седле как в хорошую качку на корабле, и он едва держал равновесие, чтобы не грохнуться на землю на скаку.

Седло было жесткое, деревянное, обитое, правда, сафьяном, но от того было только хуже — скользило сильно, стремена короткие, ноги из них постоянно выскакивали. Витя даже не сразу заметил, что Рыбкин бежит рядом с ним, хватаясь рукой за стремя, благо Витя тащился самым последним, заметно отставая от остальных и ориентируясь скорее по свету факелов.

Северная летняя ночь, прозрачная и безоблачная, позволяла довольно ясно различать очертания всадников впереди, пока ехали вдоль озера, но когда начался лес… Огромные черные стволы деревьев неслись навстречу с угрожающей быстротой, того гляди лоб расшибешь, ветви цепляли за одежду, кустарники больно хлестали ветками по ногам. Полная луна оранжевым шаром мелькала за черными кронами.

«Надо бы поосторожней ехать, — пролетело у Вити в голове, — так ведь отстанешь, неровен час, заблудишься — потом ищи-свищи.»

Дробный топот копыт по земле, на который майор ориентировался, стих, послышалось ржание лошадей, лязганье стали и крики людей. Через несколько мгновений Витя и запыхавшийся Леха выскочили на небольшую полянку. Схватка, если она здесь была, уже закончилась. Огни факелов неярким танцующим светом озаряли высокие сосны, окружающие поляну, кустарник малины, небольшие канавки, пересекающие ее вдоль и поперек, гранитные холмики и большой муравейник, кишащий растревоженными рыжими лесными работягами.

«Вот так да! — изумился Витя. — А ляхи-то где? Зря спешили что ли?»

— Как заслышали, что на подмогу скачем, разбежались все, — ответил на немой Витин вопрос сокольничий Фрол, сопровождавший князя Никиту. — Немного их было, человек семь, наверное, да в темноте сразу не разглядишь. Только мы подскакали, они сразу все в кусты. И даже мертвых утащили.

— А вы кусты осмотрели? — Витя с облегчением слез с лошади, но никак не мог вытащить ногу из стремени. — Леха, черт, помоги! — крикнул он Рыбкина.

— А чего осматривать-то? — махнул рукой Фрол — Потикали, и ладно. Может, и не ляхи вовсе, а так, разбойники какие.

— Так это-то как раз и надо определить — кто такие! Ну, вы даете, работать совсем не умеете, — возмутился Витя. — Обследовать все надо вокруг. Вдруг следы какие обнаружатся? Может, и сами они притаились недалеко. Где князь? Надо доложить сейчас же.

Витя огляделся вокруг.

— Да там они, у той сосны, — Фрол указал рукой в противоположную сторону, — вон, столпились все. Княгиня сильно расшиблась. О дерево ударилась с испуга, как налетела-то на них.

Витя направился к князю. Княгиня Вассиана сидела на расстеленной у дерева попоне, бледная как полотно, на лице ее запеклась кровь. Князь Алексей Петрович заботливо склонился над ней, они тихо разговаривали. Тут же стоял князь Ухтомский, за его спиной сгрудились несколько спешившихся ратников, остальные гарцевали с факелами по поляне, подъезжали к кустам, даже пытались углубиться в лес, но тут же возвращались обратно.