Капитан откинулся на спинку стула и, склонив набок голову, стал дожидаться ответа.

— Да я тоже думал, что выговор влепят и отстанут, — кивнул Растопченко, разливая водку. Он поболтал бутылку, удивляясь тому, что осталось в ней слишком мало, поставил на стол. — Думал. Но этот генеральский выкидыш, оказывается, уже хрен знает сколько времени заявы копил, что теща на меня писала. Вот он их все пачкой комиссии на стол и выложил. И принялся вслух зачитывать. С выражением, с повтором самых интересных моментов. Как я «регулярно являлся домой в нетрезвом виде», как «угрожал жене проткнуть ее вилкой», а на тещу, несчастное забитое существо, замахнулся подушкой и обещал вообще удушить ее одеялом, если она еще будет встревать в мои отношения с женой. Короче, полный букет аргументов «характеризующих Виктора Растопченко, как абсолютно аморального типа, пребывание которого в органах компрометирует нашу службу в глазах общественности». И мне в тот же миг — бац пинка под зад коленом!

— Где же ты нашел такую змеюгу? — удивился капитан. — Женился зачем?

— Штирлица в детстве насмотрелся, — выпил Витя и разлил остатки водки. — Разведчиком захотелось стать. Вот и пошел учиться. Как учебку закончил, кадровик прозрачно намекнул, что благонадежными считаются только семейные сотрудники. И что холостякам с карьерой никогда не везет. А у меня как раз знакомая симпатичная была, лимитчица. Ну, я ей предложил… Она согласилась… Такая стерва оказалась! Как я это сразу не понял, ума не приложу!

— Еще бы! — расхохотался Иван Иванович. — Ты ей, мой милый, был нужен, только чтобы прописку получить. А потом на все наплевать стало. Хоть разводись — она все равно уже питерская, прописана по всем правилам.

— Хрен разведешься, — хмуро ответил Растопченко. — Ты что, не знаешь, что у нас есть «моральный кодекс»? Чекист должен быть чист, как слеза и с такой же чистой биографией. А развод — это признак морального и полового разложения.

— Хорошо излагаешь, — хохотнул капитан. — Так с чего это теща тебя десять лет терпела, а тут вдруг ты ей врагом номер раз оказался? Давай, давай. Начал колоться, так уж колись до конца. Как ее зовут?

— Лика, — не стал отпираться бывший чекист. — Месяца три назад в метро познакомился. У меня от нее прямо крыша съехала. Деньги все на нее тратил, дома не ночевал, даже службу забросил. Для всех, как в запой, в местную командировку пропал, и все. Жене-то наплевать, а теща, похоже, учуяла и стала телеги катать по старой советской привычке… В общем, все. Я-то думал, как деньги после перехода фирмы к новым хозяевам получу, кину все, и жену, и службу, да вместе с Ликой сорвусь куда-нибудь, куда глаза глядят. А теперь что? Ни дома, ни службы, ни денег. Вот кто я теперь, Иваныч? Пустое место…

— А чего не к Лике своей побежал, а ко мне? — поинтересовался капитан.

— Стыдно… Кому я теперь такой нужен?

— Ладно, — милиционер поднялся и достал из подвесного шкафчика початую бутылку «Смирнова». — Теперь слушай меня. Слушай и вникай. Сейчас тебе выпал фарт. Повезло тебе дико. Контора тебя все равно не прокормит, а деньги, что ты срубить хотел, в конце концов кончатся. Так что слушай и вникай. Сейчас, как служба медным тазом накрылась, со стервой своей разводись. Тварям твоим грудастым кроме квартиры ничего с тебя не нужно. Плюнь, избавься от этого дерьма, освободись. Хрен с ней, квартирой. Это первое. Второе: выкинули тебя не по статье, не по дурости, а за «аморалку», это хорошо. Слава Богу, не при Брежневе живем, по постелям никто сейчас за работниками не смотрит. Был бы спец хороший, а там — хоть голубой, хоть розовый, на это всем плевать. Третье… С Ликой твоей все ясно теперь станет. Ты у меня дня три отсидись, успокойся. Потом к ней поезжай. Если примет такого, значит не зря ты из-за нее с ума сошел. Бросит, тоже хорошо. Нет на нее надежды, значит. Лучше сразу рвать, чем по второму кругу стерву вместо жены заполучить.

— Да что ты говоришь, Иваныч! — возмутился Растопченко. — Да она для меня… Да я для нее…

— Вот это ты как раз и узнаешь, — рассудительно кивнул капитан. — Давай-ка выпьем, и слушай дальше. Значит, недельку покантуешься так, попривыкнешь к вольной жизни, с делами разберешься ну, а потом…

— К себе участковым, что ли, возьмешь? — поморщился от выпивки Витя. — Бомжей по подвалам гонять, да бабулек с укропом от метро?

— Тебе сколько лет, Витя? — усмехнулся капитан. — Тридцатник? Ну и чего ты панику наводишь? Жизнь только начинается. Причем стартовая позиция у тебя чертовски хорошая: все ведь знают, что дураков в чекисты не брали. Десять лет отслужил, значит, спец толковый. А аморалка… Плюнуть и растереть.

— Ну да! Каждый первым делом в послужной…

— Проснись, Витя! Конец двадцатого века на дворе! — помахал рукой капитан. — Кто кроме замшелых кадровиков старой закалки в таких же старых замшелых конторах сейчас личное дело смотрит? Смотрят на человека!

Они опрокинули еще по стопке, и Иван Иванович наклонился вперед:

— Сейчас куча крупных фирм народилось, которые настоящим делом занимаются. И почти все с темным прошлым. Всем службы безопасности нужны, всем требуются спецы новую информацию копать, а старую замазывать. Достаточно сказать, что ты бывший кагэбешник, оторвут с руками. Получать будешь в десять раз больше, работа привычная. Хотя вкалывать, конечно, придется по-настоящему.

— Да я охраной никогда не занимался!

— Ну да, — рассмеялся капитан. — В охранке работал, а охраной не занимался! Все везде почти одинаково. Ну, может профиль чуть поменять придется. Ну, да ведь ты один черт спецподготовку в полном объеме проходил, начальные навыки есть, а там уже по месту присмотришься.

— Не знаю… — задумался Растопченко, но его думы о будущем стали уже не столь печальны.

В общем-то, кое-что он и вправду умел. Чай, в учебке отличником «боевой и политической» был. Работать тоже по молодости приходилось сутками… Закон тайной службы прост. Нужно в любых обстоятельствах делать свое дело на совесть, копить информацию и искать на нее покупателя. Проявишь себя так или иначе, окажешься заметным — вернешься в струю. А как живут сотрудники охраны в солидных фирмах, он видел… Иваныч прав: жену нужно скидывать сейчас, пока хреново. Балласт она на шее, а не супруга. Потом не отделаться будет.

— Ага, понимаешь, — ободряюще хлопнул его по плечу капитан. — Это юнцам в нашем деле тоскливо. А мы люди с опытом, не пропадем. Наливай.

— Вот только как найти хорошую фирму? — почесал в затылке Растопченко. — Объявление в газету ведь не дашь: «бывший чекист ищет работу по профилю».

— Не дрейфь, работа сама найдет, — сладко потянулся милиционер. — Ты, главное, перья начисти и морду кирпичом держи, они это любят. Покрутишься среди новых буржуев месяцок, примелькаешься, потом сами интересоваться начнут.

— Где покрутишься? Кто меня знает? В старых фирмах теперь и на порог не пустят, наверняка предупреждены.

— А зачем, по-твоему, нужны друзья, Витя? — укоризненно покачал головой капитан. — Мы этим хомякам постоянно то презентацию помогаем охранять, то сабантуи всякие прикрываем. Поездишь немного со мной, будешь называться «консультантом по безопасности». Если вовремя несколько советов дельных дашь, сами спрашивать начнут. А потом и в консультанты звать, а потом… А потом будешь на Канары со своей Ликой в отпуск ездить. Если сейчас не бросит, конечно.

Иван Иванович сладко зевнул, и продолжил:

— Вот возьми завтра. Нам завтра дворянское собрание охранять нужно, фестиваль какой-то буржуйский. Ну, ты знаешь этих новоявленных воевод?

Витя кивнул. По работе в экспортно-импортной конторе он знал, что в последнее время среди «новых русских» появилось поветрие: нажитые «честным трудом» «скромные сбережения» подтверждать громкими титулами, иногда как бы наследственными, но в основном — «дарованными за подвиги». Естественно, список подвигов всегда прилагался, отпечатанный готическим шрифтом на лазерном принтере.

Новых Потемкиных и Орловых уродились, как грязи. Куда ни глянь, этот — граф, а тот — князь. Создали специальный клуб. Председатель, с липовой грамотой от Романовых, был уполномочен, как утверждали, самолично царской фамилией титулы присуждать. Ставки соответствующие: три тысячи долларов — граф, пять тысяч — князь.