– Давно кажется. Что ты предлагаешь? Пойти к директору Модной недели, этому оставшемуся в живых Владлену Пищику, и взять его за грудки? Так он тебе и признается в том, что укокошил собственного брата!

– И все-таки я пойду.

– Да тебя дальше «предбанника» в его приемной не пропустят!

– Ну, это мы еще посмотрим. – Игорь поправил кобуру под мышкой прямо через пиджак. – Ты со мной?

– Нет, не вижу в этом необходимости. Побуду здесь – все-таки в мои обязанности входит именно охранять коллекцию, а не искать виноватых во всей этой чертовщине. Но ты будь осторожен.

– Ладно.

Он крепко пожал мне руку и отправился на второй этаж.

Глядя, как крепкая, но в то же время подвижная фигура Игоря взбегает по мраморным ступенькам лестницы вверх, я подумала, что Воронов обладает не только бесстрашием, что, в общем-то, было вполне естественно для человека его профессии, но и авантюризмом, что выдавало в нем прирожденного искателя приключений. Зачем, спрашивается, ему понадобилось выяснять отношения с этим Пищиком? Разве это входило в круг наших с ним обязанностей?

Но я тут же поймала себя и на другой мысли. Смерть Кати. Строго говоря, она тоже не очень меня касалась – никто не говорил мне, что я обязана расследовать эту смерть... Но стоило мне вспомнить Катю – ее мягкую улыбку, прекрасную белую шею и тяжелый узел волос неповторимого медового оттенка, который сегодня можно увидеть разве что на полотнах Тициана, – и у меня начинало щемить сердце. Я чувствовала, что не найду себе покоя, пока не расследую причину этой смерти...

Вернувшись в павильон, я увидела, что Альберт очень ретиво взялся за дело. Каждая из девушек была занята делом. Оля и Поля доставали из кофров хоть и тщательно уложенные, но все же слегка помявшиеся наряды, надевали их на манекены и при помощи какого-то спрея, специального утюжка с закругленным кончиком и небольшого деревянного приспособления, похожего на деревянный грибок, разглаживали их под бдительным руководством дизайнера. Я принялась им помогать.

Было забавно смотреть, как две рослые девицы, высунув кончики языка, со старательностью школьниц на уроке домоводства разглаживают платья, кофты и блузоны, совсем забыв о том, что Альберт, который таким уверенным тоном дает им всякие указания, должен был бы еще сегодня корчиться в капкане на полу отеля «Московия».

Моховой поручили приводить в порядок обувь. Она осторожно, как великие драгоценности, извлекала из холщовых мешочков туфли, сабо, сапожки и еще какие-то немыслимые кружевные чулки на каблуках и, разложив все это на полу, тщательно полировала пропитанными силиконом губками.

Никогда я раньше не думала, что манекенщицы, эти по-неземному прекрасные королевы подиума, могут так безропотно и увлеченно заниматься черной работой. Вот уж действительно Золушки... Но каждой ли из них выпадет счастье получить в конце концов хрустальный башмачок и выйти замуж за принца? Вот вопрос, на который никогда не знаешь ответа.

– Она так и не сказала, кто надел на нее тогда эту туфельку? – услышала я чей-то шепот и вздрогнула: тот, кто произнес эти слова, словно подслушал мои мысли.

– Нет. Но сказала, что именно тогда почувствовала себя настоящей Золушкой из сказки.

– Ужасно, правда? Золушка из сказки – и такой жуткий конец...

– Еще бы! Повеситься в ванной на крюке от лампы! Никакой Золушке этого бы даже в голову не пришло!

Я вздрогнула и уставилась на Олю и Полю. Стоя возле очередного манекена, который они обряжали, и сдвинув хорошенькие головки, девушки шептались, выстреливая из-под челок пугливыми взглядами. Они говорили о Кате, я это сразу поняла! Эти две трещотки знали о погибшей девушке что-то такое, чего не знала я и что, может быть, могло пролить свет на ее смерть. На тайну ее убийства!

Но тайна открывается только терпеливым – и мне пришлось выждать добрых полтора часа, прежде чем, притворившись утомленной, я не обратилась к Альберту, разогнувшись и потирая спину:

– Ну, милый мой, мне кажется, мы сделали больше половины и имеем полное право отдохнуть. Как вы смотрите на то, если мы сделаем перерыв на небольшой ланч? Я знаю здесь наверху чудное кафе.

Мне стоило большого труда не споткнуться на последних словах – ведь я говорила о том самом кафе, в котором только вчера мы сидели с Ритой... Которую тоже убили.

Слишком много смертей всего за одну Модную неделю...

Как я и рассчитывала, Альберт пробурчал, не отрываясь от дела:

– Проваливайте, если хотите. У меня еще куча дел.

В зубах он держал булавки, которыми закалывал складки на драпировках, и потому речь его прозвучала очень невнятно. Более того – Альберт даже не посмотрел на меня, занятый своей портьерой.

– Ой, как здорово, девочки! Есть, я, правда, не буду, надо же беречь фигуру. Но минералочки выпью. За компанию!

– Минералочки я тебе сюда принесу, – сказала я нарочито веселым тоном. – Нет, Аня. Альберта нельзя оставлять одного. Всем нам вообще лучше по возможности избегать одиночества. Я пойду с Олей и Полей, а ты останешься здесь.

Анечка надула губки, но промолчала. Я и девушки, которые встретили мое предложение выпить по чашке кофе и сжевать чего-нибудь некалорийного шумным одобрением, немедленно удалились. Не прошло и трех минут, как мы уже сидели в кафе, за столиком, спрятанным за алюминиевой колонной, – все как вчера.

И так же, как и вчера, я приступила прямо к делу:

– Девочки, вам не кажется, что после сегодняшней ночи вы у меня немножко в долгу?

Обе девочки вздрогнули и уставились на меня из-под своих челок.

Я продолжала:

– Простите, что приходится напоминать вам об этом, но время дорого, а в нашем случае кто выигрывает время, тот выигрывает...

– Конкурсный показ?! – хором воскликнули Оля и Поля.

Гос-сс-поди, да есть ли у этих курочек на уме что-нибудь другое, кроме своих показов и моделей?!

– Нет. В нашем случае кто выигрывает время – тот выигрывает жизнь. Это без преувеличения. Поэтому, не пускаясь в длинные разговоры и не пререкаясь, давайте просто поможем друг другу. В первую очередь меня интересует все, что вы знаете о... о Кате. О нашей Кате. Возможно, это поможет раскрыть ее...

Я чуть не сказала «ее убийство», но в последний момент спохватилась и проглотила это слово. Оля и Поля, кажется, ничего не заметили.

– Но мы... Мы не так уж много знаем, – сказала одна из них. – Только то, что рассказывала она сама... и... и Альберт.

Всюду этот Альберт!

– Рассказывайте все. Слышите, абсолютно все!

Они вздохнули. Но спорить не стали. Начала, кажется, Оля:

– Понимаете, Катя... Она нам была как мама. Не смейтесь! Понятно, что это звучит очень глупо: ей двадцать два года... было, нам по девятнадцать. Но Катька так умела слушать! И сочувствовать! И потом, у нее всегда было такое ровное, спокойное настроение. В нашем деле всякое бывает, вы понимаете? Ну истерики, что тебя не включили в какой-нибудь показ, срывы на почве недоедания, обмороки от усталости... Да мало ли еще что! С Катей никогда не случалось ничего подобного. А когда мы сами приходили к ней со всем этим... Только мы, я и Поля, потому что Лола слишком гордая, чтобы жаловаться, а Юлька – ну, она королева, всегда себе на уме... Ну так вот, когда мы приходили к Кате со всем этим, она находила какие-то слова... совсем простые... но на душе становилось как-то легче. Таких, как она, просто не бывает! Особенно в модном бизнесе, ах, вы просто не знаете, здесь же не люди, а змеиный клубок! И вот теперь ее нет, и мы...

И четыре Оли-Полиных глаза как-то сразу увлажнились.

Терпеливо выслушав этот сбивчивый рассказ, который сам по себе, может быть, был и очень трогательным, но вряд ли помог бы мне разгадать тайну смерти Кати, я задала более конкретный вопрос:

– Почему Катя называла себя Золушкой из сказки? Кто надел на нее какую-то туфельку? Что вы еще знаете о ее прошлом? Девочки, рассказывайте все. Повторяю, у нас очень мало времени.

И они рассказали...