Я толком не видела со своего места, но не сомневалась, что они целовались. Сатору крепко сжимал Шуна. Шун просто лежал там, а потом обнял Сатору и стал играть с его телом, пытаясь перевернуть его и оказаться сверху. Сатору сопротивлялся. Они боролись, но у Сатору было преимущество. Шун сдался и со смиренным видом устроился на земле.

Сатору обезумел от этого. Он прижал Шуна к земле и целовал его страстно в губы, щеки, шею.

Я покраснела от одного этого вида и невольно стала водить по себе ладонями. Я не знала, было ли это от того, как страстно вел себя Сатору с Шуном, или потому что я хотела быть на месте Сатору. Может, я просто была странной, но сердце невыносимо пылало в груди.

Сатору с любовью обвел пальцами губы Шуна. Тот не сопротивлялся, и Сатору не унимался, сунул палец в рот Шуна, заставляя сосать его. Шун не мешал такой грубости, а щедро улыбался, хоть порой покусывал пальцы Сатору.

Я так увлеклась зрелищем, что склонилась вперед слишком сильно. Шун поднял голову, делая вид, что кусает ладонь Сатору, и он заметил меня на миг.

Я резко отпрянула в тени кустов, но он мог меня заметить. Я думала, что умру от стыда. Я пряталась какое-то время, но решила, что один раз выгляну и проверю ситуацию.

Сатору лежал сверху и старался стянуть с Шуна штаны. На его лице появилось восхищение, когда он раскрыл бедра Шуна, идеальные, словно вырезанные из белого мрамора. А потом, словно касаясь зверька, он стал нежно гладить пенис Шуна.

Шун рассмеялся и заерзал, словно его щекотали, но не сопротивлялся.

Может, мне показалось, что он меня заметил.

Не вставая, я развернулась и отползла. Если продолжу смотреть, сойду с ума.

Я понимала, что случится дальше. Я случайно увидела, как два мальчика из третьей команды занимались любовью.

Тогда я смотрела из чистого любопытства. Они были слишком возбуждены, чтобы заметить хоть кого-то. Один лежал на другом так, что пенисы были во ртах друг друга. Порой они заходили так глубоко в горло, что меня тошнило. Но им этого было мало. Они не могли нормально заниматься сексом, но все равно пытались. Вид их яростных толчков напоминал мне спаривание миноширо.

Я не хотела видеть Шуна и Сатору за таким глупым занятием.

Я с раздавленным состоянием ушла оттуда. Я хотела, чтобы меня утешили. И я знала, к кому пойти.

Я пошла искать Марию, вернувшись в город, и увидела ее на заднем крыльце дома. К счастью, ее семья отсутствовала, но оставалось третье колесо. Мамору.

— Саки, что такое? — спросила она бодрым и ясным голосом.

За эти два года Мария стала девушкой с красиво изогнутыми бровями, сияющими глазами, идеально прямым носом и выразительными губами, она не скрывала уверенность. Не изменились только ее огненно-рыжие волосы.

— Вдруг захотелось поговорить с тобой, — сказала я, улыбнувшись ей и холодно посмотрев на Мамору. Он избежал моего взгляда и пропал из виду.

Мария села на веранде, свесив ноги с края. Мамору устроился в стороне и рисовал Марию. Он рисовал не карандашом на бумаге, как мы делали в школе Гармонии. Перед ним на деревянной доске был тонкий слой белой глины, и он с помощью проклятой силы рисовал порошком из камней, типа граната, флюорита, берилла и кордиерита.

Портрет был похож на Марию, а еще уловил ее дух. У него был поразительный талант, тут я не спорила.

Мамору потерял мать из-за брюшного тифа, когда был маленьким, видел в Марии замену, ведь у обеих были рыжие волосы, редкость для нашего городка. По словам Сатору, рыжие волосы были не азиатской чертой, так что мамы Мамору и Марии могли иметь общих предков, которые прибыли из далекой страны поколения назад.

Насколько я помню, Мамору привязался к Марии сразу после нашего поступления в академию Мудреца. Но даже сейчас он не проявлял интерес к своему полу, сколько бы милых парней не подходили к нему. Он жил в западном городе, а Мария — на восточном берегу. Мамору каждое утро плыл на лодке, чтобы встретить Марию у ее дома. Хоть его верность была трогательной, отношения с другим полом были табу, и Мамору посещал ее, прикрываясь рисованием.

Он всегда был с Марией и не замечал больше никого. Мария была тронута его вниманием, и они постепенно сближались. Их отношения выглядели как между хозяйкой и верным псом.

Меня считали возлюбленной Марии, и жизнь Мамору казалась печальной.

— Эй, давай пройдемся, — сказала я, намекая, что хочу побыть с ней наедине.

— Ладно, — она с пониманием улыбнулась.

— Мы прогуляемся… Мамору, ты пока отдохни.

Мамору расстроился из-за того, что мы с Марией уходили одни.

— Спасибо, это красиво. Мне нравится, — сказала Мария, взглянув на картину.

Мамору на миг просиял. Он всегда молчал при мне. Может, смущался того, что другие девушки видели его верность Марии. Он всегда был тихим, так что я забывала о его присутствии рядом с Марией.

Мы прошли к лодке, привязанной к берегу. Это была одна из городских лодок, на боку был нарисован голубой дельфин, и ее мог использовать любой, главное, чтобы потом вернули в пристань, где взяли.

Я оттолкнула лодку проклятой силой. Мы поплыли, и Мария распустила волосы, ветер тут же подхватил их.

Она обвила руками мою шею и прошептала:

— В чем дело?

Ее нежный голос чуть не довел меня до слез.

— Ни в чем. Я просто хотела тебя увидеть.

Она знала, что я врала, но не давила. Мария провела пальцами сквозь мои волосы, прогоняя тревоги.

Мы направлялись к холму с видом на дюны Хамасаки, окруженному кустами. Идеальное укрытие. Во время учебы в школе мы часто бывали там в хорошую погоду. Я первой предложила снять одежду, но Мария смело поцеловала меня, пока мы лежали, обнаженные, вместе.

Причалив, мы побежали по дюнам. Я переживала, что наше укрытие нашли, ведь мы не были там какое-то время, но место выглядело нетронутым.

Хоть я знала, что нас не было видно, мы проверили окрестности, а потом стали раздеваться. Я смущалась, но наш смех, пока мы медленно раздевали друг друга, вызвал ощущения, словно я вернулась к невинным дням детства.

Еще не было лето, воздух был прохладным. Мы потирали мурашки на руках друг друга.

— Саки, у тебя выросла грудь, — Мария вдруг схватила меня сзади.

— Щекотно… — я вырвалась.

Она догнала меня, ее ладони скользили по моему телу. Она смогла снять мой лифчик.

— Ой, хватит, — я не могла терпеть и сжалась на земле, обвив руками колени.

— О чем ты? Разве не этого ты хочешь? Ты же за этим пришла ко мне?

Я смеялась, дрожала и извивалась под ее атаками. Это была смесь счастья и боли, ласки и пытки.

— Я не видела тебя какое-то время, так что мне нужно исследовать твое тело. Что изменилось с прошлого раза? Ты уже полностью развилась?

— Хватит. Не нужно…!

Мария водила нежными пальцами по моему телу. Ее пальцы были ловкими, и меня словно касалась тысяча рук.

— Хм. Какое красивое тело. Ни грамма лишнего жира, и такое нежное…

— Ох. Ты закончила? Теперь твоя очередь…

— Мм. Я дам тебе посмотреть, сколько хочешь, но сначала проверю твою чувственность.

Она продолжала полчаса. Я смеялась и молила прекратить, пока не стала задыхаться.

— Прекра-а-асно. Тебе нравится эта игра. Все твое тело отвечает на ласку.

Я не могла даже отыскать слова, чтобы возразить. Я возмущенно посмотрела на нее.

— О, как мило, — Мария улыбнулась мне. Ее лицо было на волосок от моего.

Она медленно прижалась губами к моим. Ах. Как описать эту нежность? До этого я целовалась со многими парнями и девушками, но такого никогда не ощущала. У многих людей губы напрягались, когда они нервничали и пытались управлять ими, но губы Марии были как зефир, медленно окутывали мои. Этого хватало, чтобы растопить меня, но она проникла языком в мой рот. От этого ощущения у меня всегда появлялись мурашки. Она исследовала мой рот, скользила языком по моим зубам, щекам изнутри и по языку. Мы сливались прикосновениями и чувствами.

Я полностью отдалась ей, хотела помнить только ее язык. Каждое движение Марии выражало ее желания, и я должна была вскоре ответить тем же.

Мы сплелись ногами, прижимаясь друг к другу затвердевшими сосками.

Она скользила ладонью вниз по моему животу, погладила нежные волоски и опустилась ниже. Я смутилась, она ощущала, какой мокрой я была. Она могла убрать руку, но это не произошло.

— О? Почему ты так возбуждена? — невинно спросила Мария, словно не знала, что сама была тому виной.

— А… а-а-ах, — я пыталась возразить, но слов не было.

Не дожидаясь ответа, она проникла в меня пальцем. В самое чувственное место девушки, бугорок не больше жемчужины. Она дразнила его круговыми движениями, и мой разум опустел. Я таяла внутри.

Время текло медленно, как мед. Мы с Марией забыли о мире, затерялись в занятии любовью. Я завладела инициативой, лишила Марию дара речи, и слезы текли по ее лицу, пока она извивалась от удовольствия.

Наши действия не были запрещены, но строго воспрещалось проникновение. В конце каждого семестра школьная медсестра проверяла, что все девочки оставались девственницами. Если плева оказывалась разорванной, ученицу допрашивали, и если причиной были отношения с другим полом, ее исключали.

В то время никто вокруг нас не покинул школу по этой причине. Ходили слухи, что такое произошло с девушкой семь лет назад. Говорили, ее больше не видели после того случая, но, как и во многих историях Сатору, источник он не называл, так что правдивость была под вопросом.

Когда мы закончили, мы с Марией лежали на песке, покрытые потом. Я вдруг вспомнила слова ложного миноширо. Чтобы избавить общество от жестокости, мы изменили строение общества на основанное на любви, как у бонобо…

С того лета многое из того, что было основой наших жизней, изменилось. Но предупреждения забывались, когда мы пытались совладать с изменениями в телах из-за пубертатного периода.

Какими были первые признаки? Я не помнила, но было общее ощущение необъяснимого раздражения и тревоги. Мария часто жаловалась на головные боли, и меня тошнило, когда я уставала. Все испытывали какой-то физический дискомфорт, хоть все это списывали на боли из-за роста.