Иван Павлович Яшков услышал это эхо, когда война уже отгремела, а взрыв потряс Артек.

Это случилось в первый послевоенный год.

Радист Яшков был ранен, но вернулся в строй и воевал до последнего дня войны. А потом снял с гимнастёрки погоны, но остался в строю. Это был другой, мирный фронт борцов за мир и мирную жизнь, за новые города на месте, разрушенном врагом, за новый Артек…

Туда-то, в разрушенный фашистами Артек, и направили радиста Яшкова.

«…Перехожу на приём, — говорил по радиопередатчику Витин отец».

В наушниках слышался далёкий голос:

«Отгружены шесть самосвалов камня. За брёвнами присылайте тягач».

Артек строился. Здесь открывались один за другим пионерские лагеря и в то же время строились новые корпуса. Они были ещё более красивыми, чем до войны.

Вот на одной из таких строек экскаваторщик вовремя успел остановить ковш: в траншее звякнул металл.

Вызвали сапёров и обнаружили одиннадцать снарядов. Их закопали фашисты там, где до войны были детские спальни.

К счастью, эти одиннадцать снарядов наши сапёры увезли на большой пустырь и там взорвали. Это была большая радость: взрыв, который обезвредил снаряды, словно вырвал жало у ядовитой змеи.

В первый год восстановления Артека были радости, но были и горести. От взрыва фашистской мины, всплывшей у лагеря Лазурный, погибло два рабочих-строителя.

— А сейчас там мин нет? — спросили Виту сразу несколько октябрят.

— Нет, нет, — твёрдо сказала Вита.

И тогда маленькая Ира, которая спрашивала, как сохранить на зиму разноцветные листья, сказала:

— Пусть никогда не будет мин.

— Я тоже так считаю. И наверно, так думают все ребята.

— Пусть не будет мин!

Это сказали все, и так дружно, что каждое слово прозвучало не только громко, но твёрдо, чётко, решительно…

Вите повязали уже красный галстук; она была в школе старшей октябрятской вожатой и через год могла надеяться получить право на путёвку в Артек.

Вита знала, что одновременно с жилыми корпусами, выросшими на земле, обожжённой войной, в Артеке воздвигли памятник неизвестному, матросу. Фигура сильного, высокого и широкоплечего моряка высечена из камня. Опершись на одну руку, он как бы силится встать, подняться и вновь ринуться в бой с фашистами.

В школе Вита разговаривала со старшеклассницами, которые побывали в Артеке. Она спрашивала их о каменном матросе. Но ей ничего нового рассказать не могли. Имя матроса ещё не узнали.

Тот ли это, который бросился со скалы?

Вита знала: красные следопыты ведут поиск. Среди них были такие, которые начали поиск пионерами, а до сих пор продолжают переписываться и встречаться с теми, кто воевал в Крыму, приезжают сюда, расспрашивают местных жителей. Следопыты эти, бывшие когда-то пионерами, сейчас уже мамы и папы. След каменного матроса они начали искать в сорок пятом году, и им теперь за сорок лет.

— Если попаду в Артек, — размышляла Вита, — там на месте сама искать буду. Но попаду ли? Кто знает?..

В мечтах своих она видела Артек как чудесный сказочный сад; она видела войлочные стволы пальм, жёлтый песок и пляж, тёмно-синее море. И ещё виделись ей Адалары и бегущие по морскому дну сёстры-красавици, оставшиеся навсегда красавицами скалами.

Но Вита не знала, сохранилась ли та скала, которую называли каменным матросом. Об этом по-разному говорили ребята, побывавшие в Артеке. Кто утверждал, что есть там такая скала, а кто говорил, что скал в море несколько, но ни одна из них не напоминает матроса, идущего грудью на врагов.

Отец подарил Вите фотографию памятника неизвестному матросу. На обороте фотоснимка было написано, что памятник воздвигнут одному из тех, кто шёл на врагов, презирая смерть. Они освобождали родной Севастополь, они же вернули детям Артек.

Одного из этих бесстрашных моряков волны моря вынесли на берег Артека. Это было в феврале сорок третьего года, когда фашисты ещё крушили, грабили и жгли Артек.

На человеке, которого прибило волнами на берег, была продырявленная пулями тельняшка и гимнастёрка пехотинца. По одежде определили, что это был матрос-десантник — один из тех, кого фашисты называли чёрной смертью.

Может быть, это и был каменный матрос, который чудом сохранил свою жизнь, бросившись в море со скалы. Он мог вылечиться в госпитале и вернуться в строй к тому времени, когда наши брали обратно Артек. Однажды сохранив свою жизнь, когда до смерти ему было полшага, он мог погибнуть, вторично отвоёвывая Артек.

Погиб? Нет, Вита не хотела и думать об этом. Иван Павлович рассказывал ей, что у памятника неизвестному матросу всегда цветы — летом и зимой. И почти всегда здесь можно увидеть артековцев. Иногда они кольцом окружают памятник, а иногда тут бывает двое-трое ребят. Но сколько бы их ни было, они стоят молча.

О чём думают дети? Может быть, о том, что мир — это не только молчание автоматов и пушек. Мир — это равенство для всех людей, добывающих хлеб своим трудом.

Такие же мысли часто тревожили Виту. И поэтому тоже тянуло и тянуло её в Артек, где, она знала, бывают дети со всего земного шара.

Как ей хотелось встретиться с ними, поговорить, расспросить и прежде всего задать им один вопрос:

«Неужели есть на земле люди, которые хотят убивать, жечь, разрушать — хотят войны?»

Она знала, что в нашей стране таких людей нет. Но неужели они есть в других странах — такие странные люди, люди-орангутанги…

Вита любила правду.

За правду дрался её отец. Что говорить, до сих пор фашистская пуля сидит в нём.

Но правда ведь победила. Та правда, за которую он воевал.

Мама, которую Вита едва помнит, но слова её не забудет никогда, всегда повторяла: «Правду говори, Вита, только правду. Тогда жизнь проживёшь хорошо».

Было бы неверно утверждать, что Вита не имела никаких недостатков. Папа обвинял её в легкомыслии и в том, что она могла присочинить что угодно, не подумав.

Когда её кто-то спросил: «Кто твой папа?», она не задумываясь ответила: «Военный». «Так он же прихрамывает». — «Ну и что ж! Если будет война, он всё равно пойдёт». — «А его не возьмут». — «Ну и что ж, он сам пойдёт, и никакие враги его победить не смогут». — «Так-таки не смогут? А почему?» — «А потому, что мой папа очень смелый, а смелого пуля боится и штык не берёт. Слыхали?»

Переспорить Виту было трудно. У неё обо всём было своё мнение. О каменном матросе она думала так.

За что боролся матрос? За правду. За то, чтобы дети были на золотистом пляже и в синем море. За счастье этих детей.

И наша правда победила. Мы расцветили всё небо букетами разноцветных ракет. Мы на Красной площади обнимали фронтовиков и подбрасывали их вверх от радости, от счастья, от гордости за нашу Советскую страну.

Мы, как молодой матрос в Артеке, шли на врага, презирая смерть, и мы убили смерть, прекратили войну, которую нёс народам земного шара фашизм.

Наша правда победила.

И Вита верила, что её имя, Виктория, оправдается. Она победит, отыщет того матроса., который грудью защищал и отвоёвывал для наших детей Артек. А «Вита» — это жизнь!

Вита записала в своём дневнике:

«Я борюсь с любой несправедливостью и не стану ждать, когда на защиту правды встанет кто-то другой раньше меня. Если мне когда-нибудь станет страшно, я не отступлю, как не отступил каменный матрос в Артеке».

«Смелость — это когда человек боится и всё-таки не сворачивает с прямой дороги».

«Я знаю, что, если в трудном деле, в борьбе один на один с опасностью или бедой я потерплю поражение, наш отряд всё равно придёт на помощь».

«Надо забыть слово „я“, когда речь идёт только о собственном благополучии. „Я“ звучит отлично, когда вызывают добровольцев: „Комсомольцы, коммунисты, вперёд!“»

Вите часто слышались эти слова, произнесённые в Артеке во время войны.