Выскочив из дома, перепуганная женщина внимательно огляделась, но не заметила Шона поблизости. Тогда она подбежала к невысокому забору, окружающему ее территорию, и заглянула под кусты на соседнем участке. Сына не было и там. Стефани ринулась в другую сторону, но результат оказался тем же. А раз в доме тихо и на ближайших участках Шона нет — значит, он уже где-то на улице.
Дело принимало совсем дурной оборот. Окраинная улочка, на которую, видимо, выбрался малыш, была тихой, но несколькими домами дальше сворачивала вправо и выходила на оживленное шоссе, по которому часто проезжали большегрузные автомобили. Что, если сын отправился именно туда?
Ужасное предположение заставило Стефани похолодеть. Не размышляя долее ни единой секунды, она побежала к шоссе, где ее единственному ребенку могла угрожать самая большая опасность. Полы халата развевались на бегу, обнажая колени, не прикрытые короткой полупрозрачной ночной рубашкой. Ее провожали удивленные взгляды соседей. Стефани летела вперед со всех ног — но все же не сумела предотвратить несчастье.
Она видела все, что случилось, и от собственной беспомощности чуть не лишилась чувств. Не в ее силах было остановить руку неумолимой судьбы. Стефани даже не успела предостеречь ребенка криком: на это у нее просто не осталось времени. Да и горло сдавила тугая петля страха, от которой не то что кричать, но и дышать-то было невозможно.
На ее глазах Шон бесстрашно шагнул навстречу быстро приближающемуся грузовику. Он взмахнул ручонкой в знак приветствия водителю, а тот уже ничего не мог поделать с движущейся на полном ходу многотонной махиной на колесах. Ему оставалось только молиться. Еще несколько мгновений — и мальчика смяло бы в лепешку.
Но тут какой-то прохожий метнулся к ребенку и буквально выхватил его из-под огромных безжалостных колес. Скрип тормозов, дикий визг перепуганной свидетельницы происшествия и медленный-медленный откат в сторону обочины мужского тела с прижатым к груди маленьким комочком живой плоти. Все это навеки запечатлелось в сознании Стефани.
Она едва удержалась на подогнувшихся ногах, но рванулась вперед и, подскочив к лежащему на земле незнакомцу, с силой расцепила его мускулистые руки, чтобы поскорее высвободить сына.
— Шон, сердечко мое, как ты? С тобой все в порядке? — бросившись на колени, причитала Стефани.
Она лихорадочно ощупывала маленькое тельце, не веря собственным глазам. На ребенке не было ни царапины, он даже не испугался. Страшное происшествие малыш принял за новую интересную игру. Она закончилась, и Шон принялся крутить головой по сторонам, выискивая еще что-нибудь достойное внимания. Этим «чем-нибудь» оказалась белая собачка с голубым бантом на шее. Шон протянул к ней ручки и рассмеялся.
Однако его матери было не до смеха. Убедившись, что с сыном все в порядке, она обернулась к человеку, спасшему Шону жизнь. Высокий широкоплечий мужчина уже поднялся с земли и небрежно отряхивался от приставшего к одежде сора и придорожных камешков. Его крупная фигура выглядела мрачновато. Он возвышался над коленопреклоненной женщиной, словно гранитная глыба, и это несколько пугало.
Стоя лицом к Стефани, незнакомец ни разу не посмотрел на нее, не произнес ни слова. Его рот был плотно сжат, из него не вырывались проклятия неразумной особе, подвергшей собственного ребенка смертельной опасности. Он молчал, как мраморное изваяние в музейном зале.
Но она отчетливо чувствовала его осуждение. От мужчины исходили волны сильной неприязни. И она улавливала их обострившимся внутренним чутьем. Не выдержав нервного напряжения, Стефани виновато опустила взгляд. В самом деле она плохая мать. Не случись этого человека поблизости, Шона уже могло не быть на свете.
— Простите, с вами все в порядке, — робко спросила Стефани, поднимаясь и тщетно пытаясь поймать взгляд мужчины. — Вы не пострадали?
Она поднесла руку к шее и ухватилась похолодевшими пальцами за воротник халата. Незнакомец некоторое время изучал лицо и фигуру стоящей перед ним женщины, затем равнодушно пожал плечами.
— Нет.
Очень коротко. И очень по-мужски, подумала Стефани. А тон такой грубый, будто она к нему неизвестно с чем пристает. Но обижаться не стоит. Она сама во всем виновата и вполне заслуживает презрения, застывшего в его прищуренных глазах. Поежившись под этим пристальным недоброжелательным взглядом, Стефани вздрогнула от незнакомого прежде чувства почтительного трепета перед мужчиной. Никто и никогда еще не вызывал в ней подобных ощущений. Даже отцу Шона это не удавалось.
Стефани не решалась ни вздохнуть, ни пошевелиться. Сквозь пелену навернувшихся на глаза слез ей вдруг показалось, что над головой мужчины сияет слегка размытый золотой нимб, а за его широкой спиной вырисовываются нечеткие очертания больших крыльев. Ей пришлось тряхнуть головой и смахнуть соленую влагу с ресниц, чтобы странное видение исчезло. Чего только не померещится слабой женщине после нервного потрясения!
Взяв себя в руки, она вновь спросила:
— Вы не поранились? Я видела, как вы катились по дороге.
— Ничего серьезного, — проскрежетал незнакомец таким голосом, словно ему долгое время не приходилось разговаривать. — Вот только рубашка, кажется, приказала долго жить. Это печально — она у меня единственная.
Вопреки словам в его интонациях не прозвучало ни капли сожаления. Мужчина только раздраженно передернул плечами, будто ему что-то мешало.
Стефани всплеснула руками, но тут же снова схватила неугомонного Шона за плечи, боясь выпустить его хоть на миг. Какая же она недогадливая! Он же наверняка сильно ушибся, спасая ее сына. Хорошо, если дело ограничилось синяками, но ей отчего-то не верилось, что мужчина отделался так легко.
— Повернитесь, пожалуйста, спиной, — несмело попросила Стефани незнакомца и ахнула, увидев, что клетчатая рубашка на его лопатках и локтях превратилась в лохмотья.
Да что там рубашка! Кожа, виднеющаяся в прорехах, сочилась кровью. Вынужденное соприкосновение с асфальтом шоссе не прошло даром для спасителя Шона. Он срочно нуждался в медицинской помощи. И ее следовало оказать как можно быстрее.
А еще ему не мешало бы побриться и принять душ. С таким неухоженным типом Стефани давно не приходилось встречаться. В Роузфилде редко появлялись чужие люди. В основном это были водители грузовиков, да коммивояжеры. Но те выглядели иначе. Еще в городе бывали проездом туристы. Их можно было узнать издали. Никто в Роузфилде не одевался так пестро и вычурно, как они.
Этот же мужчина не относился ни к одной из названных категорий приезжих. Спасший Шона человек, несомненно, являлся бродягой. На вид ему было лет тридцать пять — сорок. Лицо его покрывала черная многодневная щетина. Давно не стриженные темные волосы торчали в разные стороны.
На бродяге были потертые голубые джинсы и выгоревшая клетчатая рубашка сомнительной чистоты. Словом, незнакомец выглядел крайне подозрительно. Распоследний проходимец, да и только. А этот потухший взгляд зеленых глаз! Никто не доверил бы такому опустившемуся типу свой кошелек.
И все же было в нем нечто такое, отчего внутри у Стефани ёкнуло. Она затруднялась определить, что именно подействовало на нее столь странным образом, и тут же решила, что ей просто жалко этого одинокого неприкаянного человека.
К тому же Стефани чувствовала себя обязанной ему. Случайный прохожий спас ее единственного ребенка. Любая мать на ее месте охотно отдала бы незнакомцу все, чего бы тот ни пожелал. Но он, кажется, не собирался ничего просить. Более того, хотел быстрее уйти, явно тяготясь вниманием к себе. Этого она не могла допустить, поскольку следовало воздать добром за добро.
— Пойдемте к нам. Я промою раны и подберу вам рубашку взамен испорченной, — торопливо предложила Стефани. — Мы живем в двух шагах отсюда. Пойдемте…
— Стоит ли беспокоиться, все само заживет, — буркнул он в ответ.
— Пойдемте, прошу вас, — умоляющим тоном повторила Стефани и так жалобно посмотрела на мужчину, что он нехотя кивнул и двинулся в сторону ее дома.