Забрав то, что им приглянется, воины поджигают все прочее. Грабят воины ради добычи, а убивают и жгут ради славы. Разорить город дотла считается большим подвигом, и чем больше город, тем больше подвиг. Зимой на пирах они будут хвастать друг перед другом: «Мы разорили такой-то город! А мы сожгли такой-то!»

Впрочем, и во время плавания тоже немало можно узнать о подвигах, а иной раз случается услышать и о неудаче. Кукша глядит, как вдали медленно уплывают назад диковинные пальмы, и слушает рассказ бывалого Тюра.

— С той поры минуло уже полтора десятка лет. Вот так же приплыли мы в эту благословенную страну на многих кораблях. Сколько мы тут разорили городов да селений, и не упомнить. Назову три славных города — Кадис, Лисабон и Севилью.

Лисабон с Кадисом у моря стоят, а чтобы захватить Севилью, пришлось по реке подняться. Хорошая река, большая, Гвадалквивир называется. Уж столько мы там добра взяли — и не счесть. Боялись, корабли потонут, — пришлось часть добычи за борт выбросить. Словом, сперва все шло — лучше некуда. Однако судьба не меч — в руки не возьмешь. Собирают проклятые мавры войско несметное и кораблей видимо-невидимо.

Тюр вздыхает.

— Много наших кораблей тут погибло, много храбрых воинов покоится на дне этого ласкового моря. А еще больше взяли в плен и после повесили в Севилье на пальмах — вот на таких, как эти.

И Тюр кивает в сторону пальм, что горделиво колышут на берегу своими листьями. Кукша представляет себе, как на каждом из этих деревьев под огромными листьями висит по нескольку викингов в шлемах и кольчугах. А Тюр продолжает:

— Говорили мавры, будто двести отрубленных голов, в том числе и голову нашего предводителя, послал эмир Абдаррахман, их конунг, в другую страну, где конунгом сидел его приятель: вот, дескать, полюбуйся, уничтожил наш господь Аллах свирепых северных пришельцев за их злодеяния.

А несколько человек, в том числе и меня, мавры пощадили, вернули нам один корабль и велели плыть к своим — рассказать все, как было. Насколько мне известно, впервые с тех пор появляются здесь наши корабли. Мавры-то небось думали, что навек нам сюда дорогу заказали. Как бы не так!

Однако морской конунг Хастинг, видимо, держит все же в голове урок, полученный мурманами полтора десятка лет тому назад — не слишком задерживается в этом изобильном солнечном краю. Ведь если Хастинга постигнет участь незадачливых предшественников, то его мечту — разграбить Рим — осуществит кто-то другой!

Впрочем, викинги не обходят стороной юг Испании, Марокко и Балеарские острова — всюду они сеют смерть и разорение. Добравшись до устья Роны, викинги поднимаются по ней далеко в глубь Франции.

После этого они некоторое время плывут по морю, никого не трогая, и, найдя удобную бухту, останавливаются на зимовку. Викинги договариваются с местными жителями сохранять мир и торговать. До весны они живут в свое удовольствие, проводя время в пирах и забавах, а весной снова пускаются в путь дальше на восток.

Красные паруса мурманских кораблей полощутся над лазурными водами Лигурийского моря. Слева от кораблей проплывают берега прекрасной Италии. Позади дымятся ограбленные города и селения, впереди викингов ждут новые подвиги и новые сокровища. Говорят, здесь уже рукой подать до Рима, «вечного города», как его называют.

— Посмотрим, так ли уж он вечен, — с усмешкой говорит Хастинг, вглядываясь в голубоватую дымку, в которой тонут очертания дальних берегов.

Ему не терпится совершить главный подвиг своей жизни. Рагнар Кожаные Штаны сжег Париж и многие другие города Франкской империи. Спору нет, это славные подвиги. Однако, если он, Хастинг, разграбит и разорит Рим, его деяние навсегда останется в памяти людей как величайший подвиг всех времен!

Местные жители, которых по дороге расспрашивает Хастинг, говорят, что Рим узнать нетрудно — это самый большой и прекрасный город на свете! Они уверяют, что Рим ни с чем не спутаешь, как только Хастинг увидит Рим, он сам это сразу поймет.

В одно прекрасное утро викинги огибают гористый мыс, далеко выдающийся в море, и попадают в обширный залив. В глубине залива устье реки. Входя в реку, викинги обнаруживают, что на левом берегу, чуть повыше устья, стоит большой красивый город.

Издали кажется, что он сплошь состоит из беломраморных дворцов, храмов и пышных садов. Викинги, как зачарованные, глядят на открывшееся их глазам великолепие.

— Это Рим! — произносит Хастинг сдавленным от волнения голосом.

Жители города Луна со страхом прислушиваются к тревожным звукам. Дозорные на сторожевых башнях изо всех сил бьют колотушками в чугунные била. В соборе на площади святого Павла ударили в колокола.

Звуки эти могут означать только одно: у стен города появился враг. Но что это за враг, откуда он взялся? Даже самые старые и мудрые теряются в догадках.

Горожане бросают привычные дела — ремесленники оставляют гончарный круг или сапожную колодку, аристократы прерывают приятную беседу за прохладительными напитками — все устремляются на улицу.

На одном из холмов стоит княжеский дворец. Это самое великолепное здание в городе, сложен дворец из лунного камня, который добывают в окрестностях.

Князь, совсем еще юнец, чуть жив после бессонной разгульной ночи. Лицо его бледно, голова гудит, как колокол. Перед ним огромная мраморная ванна, наполненная горячей водой. Сейчас он влезет в нее и немного полежит, ему всегда становится легче от горячей воды.

Однако на этот раз горячая вода что-то не помогает. Напротив, гудение в голове становится все невыносимее. Наконец князь догадывается, что это гудит набат. Кое-как вытеревшнсь, он поспешно одевается, препоясывается мечом и, вскочив на коня, скачет в штаб гарнизона.

В городском соборе уже началась неурочная служба. Епископ возносит к господу молитвы об избавлении города от неведомых язычников. Храм полон молящихся, главным образом женщин и стариков — в такие часы место истинно благочестивого мужчины не в церкви.

С городских стен и холмов взору открывается широкое устье, переходящее в простор залива. По сверкающей глади движутся несколько десятков кораблей. Человеку с острым зрением видно, что на носу у каждого из них возвышается голова па длинной шее, а на корме — хвост. Мерно шевелятся ряды длинных весел. Кажется, будто приближается стадо чудовищных сороконожек.

Городские фонтаны журчат по-прежнему, в садах громко щебечут птицы. Но никто уже не слышит этих звуков, еще недавно доставлявших столько удовольствия людям, у которых был досуг их слушать.

Воины гарнизона спешат проверить оружие и доспехи, тащат на стены метательные орудия и камни. Все горожане, способные носить оружие, отныне составляют ополчение. Каждый отправляется к месту сбора того отряда, к которому он приписан.

Городские ворота пока еще отворены, в них вливается толпа перепуганных насмерть жителей предместий, которым нападение врагов грозит бедой в первую очередь. Жители гонят скот и подталкивают повозки, нагруженные скарбом. Истошное мычание коров и жалобное блеяние коз сливаются с плачем детей и рыданиями женщин.

Но вот ворота затворены, мосты, перекинутые через ров, убраны, город замирает в напряженном ожидании.

Викинги пытаются взять город с налету, однако вынуждены отступить с большими потерями. Начинается осада. Она длится несколько дней, не принося осаждающим никакого успеха. Викинги раз за разом храбро бросаются на приступ, но каждый их приступ бывает отбит, и они откатываются назад, потеряв много людей.

Жители города отчаянно защищаются. Они засыпают нападающих градом стрел, дротиков и камней. Самое страшное — это камни. От камня, брошенного сверху, не спасает ни шлем, ни панцирь. А камней в этом городе, как видно, неиссякаемый запас. Да и не мудрено, у них ведь все постройки каменные — в случае чего, можно начать разбирать дома.

Если какому-нибудь ловкачу удается все же забраться по лестнице на крепостную стену, на него с такой яростью кидаются защитники города, что воин, каким бы доблестным он ни был, в конце концов погибает.