— Бремен говорит вполне основательно, — сказал майор. — Мы должны держаться и тех и других — кафры должны быть уздой для готтентотов, а готтентоты уздой для кафров.

— Вы правы, пусть так и будет. Однако уж рассвело. Соберите людей, Бремен, и идите искать скот. А ты, Омра, позови ко мне Магомеда.

— Кстати, Суинтон, — сказал майор, — эти слоновые клыки, которые лежат там у фургонов, напомнили мне об одном вопросе, который я хотел задать вам. На острове Цейлон, где я часто охотился на слонов, у них нет клыков, и в Индии слоновые клыки встречаются нечасто или очень маленькие. Что вы думаете о такой разновидности?

— Такая разновидность указывает лишний раз на заботу Провидения о нуждах каждого животного. Оно снабдило африканского слона большими клыками потому, что они необходимы ему. На Цейлоне много травы и обилие воды круглый год. Кроме того на Цейлоне у слона нет врагов, от которых он должен защищаться. Здесь, в Африке, реки периодически обращаются в потоки и потом высыхают, и единственное средство, которым слон может добыть себе воды в засуху — его клыки. Он копает клыками дно реки, пока не покажется вода, которую он вытягивает хоботом. Здесь он должен защищаться от носорога, своего злейшего врага, который часто осиливает его. Клыками же он добывает здесь себе пищу, подрывая мимозу, так как он питается ее сладкими корнями. В Африке без клыков слон не мог бы существовать.

— Спасибо за объяснение, оно вполне удовлетворило меня. А теперь идем завтракать, я вижу, что Магомед уже приготовил пищу, а Омра расставил наши стаканы для чая.

— Где его враг, наш доблестный Толстый Адам?

— Он, кажется, напился вчера больше всех. Маленький бушмен не преминул воспользоваться его беспомощным состоянием и изощрялся над ним всю ночь. Я видел, как он лил воду в открытый рот спящего Адама, так что тот чуть не захлебнулся. Чтобы вода легче проходила, он взял большую оловянную воронку, через которую и наливал воду. Затем он подгребал горячую золу к пяткам Адама. Боюсь, что бедняга не будет в состоянии ходить сегодня.

— Но мальчик должен быть осторожнее, — заметил Александр. — Адам может чем-нибудь причинить ему серьезный вред или даже убить его.

— Омра сам всегда настороже. Но с его враждой к Адаму ничего нельзя сделать. Никакие уговоры не подействуют, пока он сам не захочет оставить свои проделки. Вы не знаете бушменов.

— А вы расскажите нам о них, — сказал майор. — Конечно, когда вы кончите этот кусок слонового мяса, которым вы так усердно занялись. К какому племени принадлежат бушмены?

— Я расскажу вам все, когда кончу завтракать, — возразил Суинтон, — иначе я рискую остаться без мяса.

— Я подозреваю, что нам не удастся уехать отсюда сегодня, — сказал Александр. — Если скот, действительно, ушел далеко, то люди вернутся еще нескоро, а выходить вечером не стоит. Да еще не забудьте, что завтра воскресенье, а мы ведь условились проводить его особенным образом.

— Верно, — сказал майор, — но Суинтон не кончил нам своих рассказов о львах, когда помешала гроза.

— Да, о них есть еще что порассказать, — сказал Суинтон, — и я с удовольствием займусь этим в более подходящее время, только не теперь.

— Дорогой товарищ, — сказал майор, подкладывая на тарелку Суинтона еще кусок мяса, — пожалуйста, не думайте, что я покушаюсь на вашу долю мяса, и простите мое нетерпение услышать ваши рассказы, которые доставляют мне громадное удовольствие.

— Майор хочет говорить вам комплименты, — заметил Александр.

— Да, и притом еще снабжает меня лучшим куском мяса, — сказал, смеясь, Суинтон. — Во всяком случае, я уже сыт и могу рассказать вам о соплеменниках Омры. Бушмены происходят от готтентотского племени, в этом, я полагаю, не может быть сомнения. Но к этому еще надо прибавить, что они являются племенем, происшедшим от обстоятельств, если можно так выразиться. Готтентоты в долинах живут кочевою жизнью и питаются исключительно от скота, который пасут. Бушменов можно считать готтентотами, согнанными с пастбищ, лишенными скота и принужденными уйти в горы, чтобы спасти жизнь, — словом, они горные готтентоты. Голод и притеснения приучили их к грабежу, и все считают их грабителями. Они восстановлены против всех людей, и за ними охотятся как за дикими зверями, принуждая их скрываться в ущельях и пещерах почти недоступных гор.

Так поколение за поколением народ вырождался вследствие голода и всяких лишений, пока не превратился в такой малорослый и тщедушный, каким вы теперь его видите. Неспособные бороться силой, бушмены борются хитростью и сражаются отравленными стрелами. Только этим они и отстаивают свое существование. Но есть еще некоторые племена, которые смешиваются с бушменами. Беглые рабы с Мадагаскара, малайцы и даже те люди полубелой крови, которые скрываются в пустыне, совершив какое-нибудь тяжкое преступление, находят приют у бушменов и роднятся с ними. Их называют «детьми пустыни», и они именно это и есть.

— Много вы видали их?

— Да, когда я был в стране Намана, встречал их очень много. Я не думаю, чтобы они не были способны на добрые чувства, наоборот, даже думаю, что им можно доверять, но все-таки сношения с ними всегда сопряжены с большим риском.

— Бывают они благодарны?

— Да. Когда я снабдил их раз убитой мной дичью, они проводили нас к воде, в которой мы сильно нуждались, не зная, где найти ее, и едва не погибли. Кстати о слонах. Есть старая поговорка, что шакал кормилец льва, но еще с большим правом можно сказать, что лев кормилец бушмена.

— В самом деле?

— Я спросил однажды одного бушмена, чем он живет, он ответил: «Львы помогают мне». И затем, на мою просьбу объяснить мне, что это значит, он сказал: «А вот как это бывает: я дам льву выследить и убить дичь, дам ему набить себе как следует брюхо, и тогда подойду к нему совсем близко и закричу: „Слушай, ты, приятель! Ступай-ка подобру да поздорову, а то я тебе покажу, где раки зимуют!“ Потом я начну плясать, прыгать вокруг него, кричать и махать своей одеждой. Лев посмотрит-посмотрит на меня, встанет, повернется и пойдет прочь. Он рычит очень недовольно, а все-таки не вернется к остаткам своей добычи, а я ее и докончу.

— Правда это?

— Да, я слышал такие рассказы и от других бушменов и верю им. Дело в том, что лев опасен, когда голоден, если на него не нападают. Но если он, как рассказывал бушмен, хорошо поел, то ему, вероятно, хочется отдохнуть, и он уходит в другое место, чтобы дикарь не мешал ему своим присутствием и своими криками. Потом я слышал о том же бушмене, что он был растерзан львицей. Он подошел к ней также, когда заметил, что она поела, но не обратил внимания на то, что с ней были детеныши. Прежде чем он начал плясать и кричать, она бросилась на него и растерзала его в куски.

— А ест лев человеческое мясо?

— Вообще, нет. Но люди намана говорили мне, что, когда льву захочется человеческого мяса, а это бывает, если он уже попробовал его, то он вдвое опаснее. Он тогда презирает всякую дичь и охотится только за человеком. Я не могу сказать, что это верно, но думаю, что правдоподобно.

— Если судить по сходству с другими животными, то это должно быть так, — сказал майор. — Мне хорошо известно, что бенгальские тигры в Индии, попробовав раз человеческого мяса, предпочитают его всякому другому. Уроженцы тех мест хорошо знают это и зовут их людоедами. И странно сказать, человеческое мясо им вовсе неполезно. Их кожа делается шелудивой, если они питаются исключительно этим мясом. Мне случилось застрелить одного такого людоеда, и шкура его оказалась негодной для выделки.

Наманы рассказывали мне, что лев, жаждущий человеческого мяса, пренебрегает всякой опасностью, чтобы добыть его. Он готов прыгнуть в огонь за человеком. Я навещал одного из начальников намана, сильно раненного таким львом-людоедом, как их называет майор. И он рассказывал мне ужасные факты, подтверждающие, что лев действительно жаждет человеческого мяса, раз он его попробовал. Начальник этот отправился на охоту с целым отрядом охотников, вооруженных ружьями, луками, стрелами и пиками. В первый же день, преследуя слона, они увидели нескольких львов, которые напали на них. Чтобы спасти себя, они должны были пожертвовать лошадью и бросить ее им на растерзание. Сами они спрятались в густом кустарнике у озера, где видели раньше слона и носорога.