Что он там говорил про женскую красоту? "Как вы, конечно, заметили..." Значит, она красивая? Неужели красивая? У них в семье красивой, даже красавицей, считалась Зина - это Натка усвоила с детства. Как раз перед самым Коктебелем Зина отобрала у нее итальянскую юбку новую, ненадеванную. Но, конечно, была причина: опять дурил Вовка.

- Хорошо тебе, Натка, без мужа, - вздохнула Зина, аккуратно укладывая юбку в пакет. - Никаких проблем! Катишь себе на море...

- Ты же только вернулась, - добродушно напомнила Натка.

- Да я уж забыла! - отмахнулась Зина. - Все в прошлом! Слушай, а кофточку венгерскую дашь? К юбке!

- Правда, Натуся, - подхватила мама. - Зиночке так к лицу!

Пришлось отдать. Ах, как пригодилась бы сейчас итальянская юбка! В этой, ситцевой, совсем не то, хотя Зина, кипятясь, уверяла, что на море-то в самый раз. Может, и правда... Ну ничего, есть еще платье - широкое, длинное, с поясом. Год назад ездили на майские праздники в Ригу, и Натка купила, здраво рассудив, что рижская мода на следующий год до Москвы как раз и докатится.

Вечером она надела это самое платье, покрутилась перед трюмо - веером полетела вбок широченная юбка, - достала из чемодана туфельки - а уж думала, зря привезла, - и уселась за столик краситься. Улыбнувшись своему отражению, признала себя хорошенькой: чистый, без морщин лоб, пушистые волосы, темно-синие, в фиолетовое, глаза... Рот, правда, великоват, но сейчас, говорят, это модно. С зубами тоже ей повезло, недаром сокрушалась Зина:

- Эх, мне бы твои зубы...

У нее были мелкие, с интервалами.

- Это я виновата, - скорбно качала головой мама. - Надо было в детстве поставить коронки.

Натка подвела синим глаза - к полоскам на платье, - подмазала ресницы, коснулась перламутровой помадой губ. Кажется, все. Ах, еще духи французские, для особых, торжественных случаев, а сейчас как раз такой случай... Ну вот, теперь - все! Она встала и пошла, покачиваясь на каблучках, ужинать. От счастья или от каблучков у нее даже походка изменилась: стала легкой, кокетливой.

- Вы сегодня такая... - восхитился сосед по столику и, волнуясь, отер со лба пот.

- Какая? - лукаво осведомилась Натка.

- Прямо не знаю, как и сказать...

- Да? - возликовала Натка и весь ужин поддразнивала соседа, а он только потел и крякал. А потом полетела на встречу.

Тонкие каблучки звонко цокали по асфальту, теплый ветер дул в лицо. Изо всех сил старалась Натка хоть немножечко опоздать, но из этого, как всегда, ничего не вышло. Ровно в половине восьмого она уже стояла у мола и убито смотрела на светлую зеленую воду: никакого Димы и в помине не было. "Какой ужас", - думала Натка. Стоять было стыдно, а уйти не хватало сил. "Вот так, Хамелеоша... Видишь, как обращаются с женщинами..." Уткнувшись в воду, Хамелеон молчал, но сочувствовал.

- Наташа!

Дима заглянул ей в лицо, взял за руку.

- Простите, что опоздал: сумку забыл в столовой. Пришлось возвращаться. Хорошо, что меня дождалась.

- Я?

- Сумка. То есть нет, вы - тоже... Господи, что это я говорю?

Он легко краснел и смущался от того, что краснеет.

- Пошли?

- Пошли.

И они стали медленно подниматься от моря. Шум, смех, болтовня остались там, позади. Там же, у моря, заблудился вечерний ветер. Они прошли по тутовой аллее, по крошечному, переброшенному через толстую трубу мостику, еще по одному - побольше, каменному - через пересохший ручей... Свиристели сверчки. Свечками возвышались узкие кипарисы. На светлом небе проявилась первая звездочка.

Чайный домик уютно расположился под высоченными, в небо, деревьями. Сквозь узкие расписные окошки струился неясный свет. Внутри были камень и дерево: из камня стены, из дерева узорчатый потолок, стойка, столы и стулья. На дальней стенке, солнцем распустив хвосты, застыли железные павлины, скрывавшие под опереньем лампы - источник света. На стойке кипел большущий такой самовар. С самовара улыбалась матрешка - пышная, в сарафане, а рядом стояла белокурая женщина - в самом деле красавица. Слева от женщины висели картины - море, горы и солнце, а справа - пучочки трав.

Дима явно был здесь своим: красавица ему улыбнулась, окинув Натку любопытным, доброжелательным взглядом, и, не дожидаясь заказа, принялась колдовать над травами и коробочками.

Усадив Натку за самый уютный, под павлином, столик, Дима вернулся к стойке.

- Ниночка, нам с мятой. И еще с чем-нибудь. По вашему вкусу.

Красавица согласно кивнула и подсыпала что-то в чайник. Запахло чем-то душистым.

Дима принес чашки и, с особой торжественностью, пузатый чайник.

- Прошу, - обратился он к Натке. - Чай любит женские руки.

Натка встала, осторожно подняла довольно тяжелый чайник. Аромат мяты разлился по комнате.

Полумрак... Кроме них, еще только трое... Ни вина, ни музыки, прятаться не за что.

- Вы кто такой? - чуть запнувшись, спросила Натка.

- Чем занимаюсь? - уточнил Дима. - Биолог. Что такое биотехнология, знаете?

Натка кивнула не слишком уверенно.

- Придумываем, чем вас кормить, - пояснил Дима.

- Так это вам мы обязаны синтетической колбасой? - прищурилась Натка.

- Нам вы обязаны тем, что до сих пор не умерли с голоду, - весело парировал Дима. - А теперь - за нас!

Он вытащил из кармана бутылочку сувенирного коньяка.

- А как же указ? - поинтересовалась Натка.

- Ниночка нас не выдаст, - подмигнул красавице Дима и вылил коньяк в чай.

Нина улыбнулась уже им обоим.

- Так вкуснее?

- Вкуснее!

Распахнулись двери. Ввалилась целая ватага художников, возглавляемая длинноволосым. Не скрепленные на сей раз обручем волосы свободно падали на лицо.

- Нина Георгиевна, получите!

Он вытащил акварель из холщовой сумки. Картина тут же была прикреплена к стене.

- Не так, не туда! - загомонили художники. - Вот сюда, между этим холмом и тем морем... Нет, между тем холмом и этим вот морем...

Акварель перевесили.

- Чай "Коктебель" для всех, - загудел бородач в хитоне.

- Угощаю! - живо откликнулась барменша и захлопотала у чайничков.

- Тогда я - пирожные, - не отступал бородач. - Я сегодня богач: продал два масла. Эх, коньячку бы...

- Поищем, - улыбнулась красавица.

- Господи, хорошо-то как... - прошептала Натка.