— Ничего такого, что не свойственно тебе, как мужчине. Но это после. Сейчас мне нужна твоя девчонка, офирец, Строго говоря, и она-то мне совсем ни к чему, но за ней сюда примчится мой братец.

— А без Карелы он разве сюда не примчится? — перебил ее Эльрис. — Кликни его с высокой скалы! Думаю, что он рванется в твои родственные объятия. А Кареле тут делать нечего.

— Ох, как ты заботишься об этой девчонке! Дурочка она, если не понимает даже, как ей повезло! — восхитилась Михар. — Табасх не пойдет сюда один, для него в этом нет смысла. Ему нужна спутница.

Эльрис стал снова вставать, но Михар грозно вскрикнула:

— А ну, сиди! И не вздумай дергаться! Мне нужно, чтобы ты нашел свою девчонку и привел ее сюда!

— А мне не нужно! — возразил Эльрис. — И хватит об этом.

Медленно опустила Михар руку в чашу и пошевелила указательным пальцем. Вокруг пальца начала темнеть вода, но она становилась уже не синей, а красной. Красным стало наливаться и бледное лицо Эльриса. Он вздрогнул и подобрался, напрягаясь. По лицу офирца пробежала тень страха.

Михар согнула и резко выпрямила палец, продираясь через плотный красный сгусток, и вот упругая струя алой крови с напором вырвалась из носа Эльриса, заливая ему грудь.

Со стоном упал офирец на спину, замотал головой. И только когда Михар легонько взболтала рукой воду, разгоняя сгустки, Эльрис перестал биться на полу.

— Что скажешь новенького, Эльрис? — проворковала Михар.

— Ничего не скажу, — прохрипел Эльрис. — Разбирайся сама со своим братом».

— Хорошо. Вижу, что ты еще не устал. Но для того, чтобы ты все же правильно понял меня, попробую еще одно средство… — Михар решительно открыла маленький флакончик и, не дыша, капнула в воду всего одну крошечную капельку. — Потерпи, красавчик. Будет немного неприятно, а как долго — зависит от тебя!

Эльрис закрыл глаза и стиснул зубы. Михар снисходительно улыбнулась. Как упрям и терпелив благородный Эльрис. Это делает ему честь.

Она никогда не чувствовала на себе того, что собиралась делать сейчас с офирцем. Но она знала, как ломались от этой пытки далеко не слабые и не самые трусливые… Мышцы должны с болью отделяться от костей, а сосуды лопаться от напряжения, ткани и волокна будут рваться, не выдержав неумолимого натяжения… Но ничего, смерти его она не допустит, а после испытания Эльрис с благодарностью примет все, что бы Михар ни предложила ему.

Карела почти с головой погрузилась в ворох тряпья и копалась там уже довольно долго. Табасху уже начало надоедать все это, потому что он никак не мог понять, что такое делает его подруга.

— Слушай-ка, что ты ищешь? — не выдержал он наконец. — Когда женщина долго копается в тряпках, то начинает казаться, что ни на что другое она уже не способна. То ты собиралась лететь на выручку Эльрису, но уже начало темнеть, а ты все еще роешься в тюках…

— Лететь, говоришь? — раздраженно отозвалась Карела, расшвыривая по сторонам лоскутки. — И в чем же я, по-твоему, полечу? Вот в этой тряпке, которая разворачивается, стоит только повести плечами?

Карела резко дернула за край тонкой зеленой материи, которой были обернуты ее плечи и грудь. Что и говорить, иного наряда желать было бы ни к чему. Небрежная драпировка, тонкие складки превосходной дорогой ткани так выгодно подчеркивали точеную фигуру девушки, пышность ее груди и стройность талии.

— Не смотри на меня! — строго сказала Карела, поймав взгляд Табасха. — В сторону! В сторону смотри!

Он с улыбкой отвернулся. Как быстро и ненавязчиво она берет его, Табасха, под свое начало. Даже не задумывается она о том, что Табасх нарочно изображает полное подчинение. Впрочем, пусть она не задумывается об этом и дальше. Она так очаровательна, эта румяная юная воительница!

— Ты зря думаешь, что я забочусь о том, как бы принарядиться! Дело в том, что нарядов у меня слишком много, а вещей, в которых можно было бы пуститься в опасное предприятие, совсем мало.

Она встряхнула какой-то мешок и завопила от восторга:

— Ох, хвала Иштар! Моя служанка в гарнизоне все-таки не выбросила это!

На свет была извлечена довольно потертая короткая куртка на частой шнуровке сверху донизу. Разложив находку на подстилке, Карела принялась расшнуровывать куртку.

— Это то, что надо, Табасх. Теперь хоть по скале вверх, хоть вниз в водопад. Ничего ни за что не будет цепляться и разматываться! Одни боги ведают, зачем женщинам придумана такая неудобная одежда? Скорее всего все эти юбки, туники и накидки придуманы мужчинами, которые боялись, как бы женщины не стали в один ряд с ними!

— Как они были не правы, эти мужчины! — проговорил Табасх.

— Слушай, прекрати мне поддакивать! — рассердилась вдруг Карела.

— А разве лучше будет, если я начну тебе возражать? — удивился стигиец.

— Ну… — Карела замялась. — Отвернись-ка, ради твоей же пользы! — скомандовала она.

Табасх сел к ней спиной и слушал легкое шуршание тканей.

— Видишь ли, — заговорила Карела. — Когда мужчина начинает со мной соглашаться, в этом всегда есть какой-то подвох. Вот Эльрис…

— Эльрис, Эльрис… — проворчал Табасх. — Вот сначала отвоюй его у моей сестры, и будет тебе с кем спорить до хрипоты! А если тебе не нравится, что я поддакиваю, я могу и вовсе молчать!

— Вот и молчи! — огрызнулась Карела. — Можешь повернуться.

Табасх развернулся. Теперь на девушке была надета видавшая виды курточка, почти до дыр протертая вдоль швов и на локтях. Снизу, на талии, и сверху на уровне ключиц шнуровка плотно подводила полы куртки друг к другу. Ну а на высокой полной груди оставался нестянутым зазор шириной чуть ли не в ладонь, и без ущерба для юной цветущей плоти стянуть шнуровку плотнее было невозможно.

— Ну да, — промямлил Табасх. — Для опасного путешествия как раз. Несомненно как раз.

— Отлично! — Карела наклонилась и сгребла все, что было разбросано, одним движением.

Она запихала все тряпки в один тюк и выпрямилась, отирая пот со лба:

— Ну вот и все, — Карела поправила ножны с кинжалом и серьезно взглянула на Табасха: — Я готова, пойдем, пожалуй.

— Там уже совсем темно, Карела. В горах темнеет рано, — неуверенно произнес Табасх.

— Я знаю, когда темнеет в горах, — нахмурилась Карела. — Я же сказала: идем!

Нехорошие предчувствия, давно уже мучившие Табасха, так настойчиво давали о себе знать, что юноша был уже готов на все, чтобы только предотвратить трагедию.

— Знаешь, Карела, твоя затея не очень удачна, — начал он, глядя девушке в глаза. Эти огромные, чуть косящие зеленые глаза окатили его потоком раздражения:

— Какая это моя затея?

— Идти со мной в храм.

— Но ты же этого хотел! — Девушка захлопала глазами.

Табасх замотал головой:

— Я хотел. Да, я хотел. И сейчас хочу. Но не надо этого делать, Карела. Пожалуйста!

— О, нет! — Карела всплеснула руками. — Да ты и верно, совсем помешался! Эльрис был прав!

— Вот, вот, именно. Эльрис был прав. Я помешался. Все правильно, — раздираемый самыми противоречивыми эмоциями, Табасх заметался по гроту, бормоча на ходу нелепые слова. — Вот и послушайся, Карела, мудрого офирского воина. Ни шагу отсюда, из грота. И ни шагу вместе со мной. Это может плохо кончиться!

Табасх попятился к стене, чтобы иметь хоть какую-то опору. Он сам себя не узнавал. И суток еще не прошло после того, как он решил, что нашел ту, которая ему нужна. И приказал себе не впускать в сердце жалость, не давать волю восхищению. Но рядом с такой девушкой это невозможно! Просто невозможно!

Карела стояла в нескольких шагах от него, поджав губы и теребя пальчиками подбородок. «Нет, — подумал Табасх. — Если я куплю себе свою мечту ценой именно этой жертвы, это не принесет мне счастья, а только страдание до конца моих дней».

— Ну что ты мечешься вместо того, чтобы все объяснить?! — пожала плечами Карела. С сочувствием глядя на Табасха она вдруг прищелкнула пальцами и улыбнулась: — Ну-ка, выкладывай!