Это была спальня Алехандро…

Алехандро увидел панику на лице Брин, когда та осознала, куда он ее привел, и усмехнулся.

— Я сейчас не в том настроении, чтобы соблазнять вас.

Он подошел к французским дверям и раздвинул их, открывая доступ свежему, легкому бризу. Ему нужен был глоток прохладного воздуха, чтобы успокоиться, потому что объяснение с Майклом взволновало его.

— Майкл услышал часть нашего с вами разговора, — сообщила Брин, хотя это было излишним. Алехандро сам все понял.

Они должны были, конечно, быть более осторожными, более сдержанными в проявлении своей враждебности друг к другу.

— Судя по отчаянию Майкла, вам надо оставить привычку нападать на меня по поводу прошлых отношений с Джоанной, — сказал Алехандро.

Брин вздохнула…

— Вы обвиняете меня…

— Мы виноваты оба, — признал Алехандро. — Вы — за те обвинения, на которые вы не имеете права, а я — за то, что счел нужным эти обвинения опровергать. — Его глаза гневно сверкнули. — Мое прошлое — это не ваше дело…

— Нет, конечно. Я просто вынуждена собирать осколки этого прошлого семь лет спустя, — сказала Брин не без привычной издевки, чувствуя себя уязвленной словами Алехандро.

Брин была согласна с тем, что они не должны были ссориться там, где Майкл мог их услышать. Но она не соглашалась с аргументацией ее вины. Ведь это именно Алехандро так неадекватно отреагировал на ее вполне невинные замечания.

— Что вас интересует, Брин? — спросил Алехандро с вызовом. — В чем причина такого любопытства по поводу моей давно минувшей связи с Джоанной?

Брин почувствовала, как загорелись румянцем ее щеки.

— На что вы намекаете?

На лице Алехандро появилась усмешка, в голосе зазвучал юмор.

— Как говорят в вашей стране, живущим в стеклянных домах не следует швыряться камнями.

Брин непонимающе глядела на него несколько долгих секунд, затем глаза ее расширились, когда она поняла смысл сказанного.

— Если вы говорите о том, что произошло между нами прошлым вечером…

— Да, именно об этом, Брин, — усмехнулся Алехандро. — Как вы думаете, чем бы все закончилось, если бы нам не помешали?

Той же мыслью терзалась она сама, оставшись прошлой ночью одна в своей спальне…

— Если вы сделали это, чтобы доказать…

—  Мысделали, Брин, — резко оборвал ее Алехандро. — Я поцеловал вас — и вовсе не для того, чтобы что-то доказать, но, как только я сделал это, вы стали активной участницей дальнейшего действа, — холодно напомнил он ей. — Так что же, по-вашему, случилось бы дальше? — настойчиво повторил Алехандро свой вопрос.

— Вы имеете в виду, если бы не появилась ваша подружка…

— О нет! — вкрадчиво прервал ее Алехандро. — Я не позволю вам сменить тему.

Алехандро пересек комнату и остановился прямо перед Брин. Она ощутила тепло его тела, его мужской запах и сдержанную силу, которая могла выйти из-под контроля в несколько мгновений.

Брин избегала настойчивого взгляда серебристых глаз. Ее губы внезапно стали сухими, и она вынуждена была облизнуть их.

— Мне хочется думать…

— Нет, Брин! — Алехандро схватил ее за руки и легонько встряхнул. — Не думайте! Не анализируйте! Не представляйте! — Он снова потряс ее. — Просто скажите мне. Что, по-вашему, случилось бы после того, как я коснулся бы вас здесь? — Одной рукой он легко коснулся груди Брин и снова завладел ее руками. — Поцеловал бы сюда. — Алехандро поймал ее взгляд. Склонив голову, он губами и языком легко коснулся соска, напрягшегося под легким топом.

— Прекратите! — Брин попыталась освободиться из его рук, но он лишь крепче сжал их.

— Если бы — какой бы ни была причина — мы не прервались, Брин, что произошло бы? — повторил он снова свой вопрос.

Ей не надо было думать, она и так знала, что бы произошло.

Даже сейчас Алехандро видел боль в глазах Брин и догадывался о ее причине, но ему необходимо было кое-что прояснить. Не ради себя.

Возможно, от незнания или недопонимания, а возможно, и из-за недостатка опыта, Брин резко осудила их с Джоанной. Лично его это не заботило, но Джоанна — это другое дело. Ему не хотелось, чтобы Брин плохо думала о ней.

— Мы оба знаем, что произошло бы, — резко произнес Алехандро, отходя от Брин и засовывая руки в карманы брюк. — Мы стали бы любовниками.

— Нет…

— Да, Брин, — мягко возразил Алехандро. — И почти уже стали ими.

— Вы — презренный тип! — возмутилась она.

— Я просто честен, — поправил он ее. — С собой. И с другими людьми. Эта честность была и между нами с Джоанной семь лет назад. Мы не любили друг друга, но была взаимная симпатия, нас влекло друг к другу. Именно влечение и толкнуло нас в объятия друг друга. То самое влечение, которому мы с вами поддались прошлым вечером…

— Нет…

— Что вы говорите, Брин? — Он явно издевался. — Что же вы тогда чувствовали вчера, если не влечение? Уж не любовь ли ко мне? — спросил он насмешливо.

Нет, конечно! Она не любила его!

Он был ненавистен ей! Высокомерный! Язвительный!

— Так что? — безжалостно продолжал Алехандро.

— Нет, конечно, нет…

— Конечно, нет, — с усмешкой эхом отозвался он. — Но вы позволили мне касаться вас, ласкать, целовать…

— Остановитесь! — воскликнула Брин. — Пожалуйста, прекратите! — И она отвернулась, вся дрожа.

— Хорошо, я остановлюсь, — Алехандро тяжело вздохнул. — Но вы притворщица, Брин Салливан. Вы обманываете себя, пытаясь убедить в том, что вы не подвержены тому чувству, которое толкнуло нас с Джоанной друг к другу семь лет назад.

Брин и сама понимала, что обманывает саму себя, что она ни за что не отказалась бы заняться любовью с Алехандро вчера вечером. Она хотела его, и это томительное желание не отпускало ее еще долгое время спустя.

И до сих пор не отпускает…

— Вы обвиняете меня в том, что Джоанна осталась одна, будучи беременной, что четыре года растила Майкла без отца, — решительно продолжал Алехандро. — Я могу оправдаться только тем, что это был выбор Джоанны…

— Потому что вы женились…

— Дело не в моей женитьбе. Джоанна сама решила не сообщать мне ни о беременности, ни о существовании Майкла, — беспощадно продолжал Алехандро. — И если кто и должен быть в ярости, то это я, а не вы, — заключил он категорически. — Я огорчен тем, что не знал Майкла до сих пор, да. Но я не обвиняю Джоанну за тот выбор, который она сделала. Это было ее дело, в конце концов.

Он был прав. Брин прекрасно понимала это. Но ей куда легче было сердиться на здорового и высокомерного Алехандро, чем на навсегда ушедшую Джоанну, храбрую, независимую, почти сестру.

— Я не намерен больше обсуждать с вами эту тему, Брин, — сказал Алехандро. — Прошлое — в прошлом. Джоанны больше нет. И разговоры о том, что случилось семь лет назад, бессмысленны. Держите свои мысли на этот счет при себе… Я уверен, что у вас есть еще много не менее приятных суждений обо мне, — добавил он иронично. — Но не надо думать плохо о Джоанне.

Он немного успокоился.

— Она была свободолюбивым, сложившимся человеком. Когда мы встретились, Джоанна была женщиной, которая понимала свою душу и тело, и такой она осталась в моей памяти. Единственно, что сейчас важно, — это Майкл. Он — самое главное в жизни, — отрывисто заключил Алехандро.

— С этим я согласна, — сказала Брин очень тихо.

— Неужели? — Алехандро произнес это так, словно сказанное Брин его невероятно удивило.

Подняв голову, Брин посмотрела ему в лицо. В глазах Алехандро было изумление.

— Да, согласна, — подтвердила она печально. — И впредь постараюсь не быть такой… лицемерной ханжой, — добавила она.

Алехандро изучающе смотрел на нее из-под полуприкрытых век, размышляя над тем, что Брин имела в виду, произнося последнюю фразу. Хотела ли она дать понять ему, что больше не допустит возможности заняться с ней любовью?

Он понимал, что это было бы разумным, правильным. Но благоразумие — это было совсем не то чувство, которое вызывала в нем эта женщина.