— Алек! — вскричал я.

— Возможно, это всего-навсего совпадение, — заметил Холмс, пожимая плечами. — Однако если мы обратимся к, недавней истории, то вспомним, что во время предыдущего покушения на ныне покойного русского царя, которого в 1881 году разорвало на куски в результате взрыва бомбы, нарочно играли на рояле, чтобы заглушить тиканье часов. Существует, Уотсон, два вида бомб. Первый, имеющий железную оболочку и относительно легкий вес, бросают с зажженным запалом. Второй, также из железа, взрывается посредством часового механизма, громкое тиканье которого всегда обнаруживает наличие бомбы.

Кучер громко щелкнул кнутом, и живая изгородь, мимо которой мы неслись, слилась в одно целое. Мы с Холмсом сидели спиной к кучеру, лицом к леди Мейо и Силии Форсайт, освещенным белым светом луны.

— Холмс, все становится совершенно ясным! Значит, вот почему этот молодой человек не выносит вида часов!

— Нет, Уотсон! Звука часов!

— Звука?

— Именно. Когда я попытался было вам об этом сказать, вы, по причине свойственного вам нетерпения, оборвали меня на первом же слове. Обратите внимание на то, что в двух случаях, когда он разбивал часы на людях, он никак не мог видеть часов. В одном случае, как нам сообщила мисс Форсайт, они были спрятаны за стеной растений, в другом — за портьерами. Услышав это многозначащее тиканье, он нанес удар прежде, чем успел подумать. Целью его, разумеется, было разбить часовой механизм и обезвредить то, что, по его мнению, было бомбой.

— Но ведь эти удары тростью, — заметил я, — наверняка могли бы привести к взрыву бомбы.

Холмс снова пожал плечами.

— А кто скажет, настоящая ли это бомба? Полагаю, впрочем, что весьма сомнительно, чтобы удары по железной оболочке привели к такому результату. В любом случае, мы имеем дело с очень смелым джентльменом, преследуемым и гонимым, который действует чересчур поспешно и наносит удары вслепую. Вполне может статься, что поспешные действия были вызваны воспоминанием о смерти отца и мыслью о том, что та же группа людей идет и по его следу.

— И что же дальше?

Шерлок Холмс всем своим видом выказывал беспокойство. Я заметил, что он не раз окинул взглядом погруженную во тьму пустынную холмистую местность.

— После первого разговора с мисс Форсайт, — продолжал он, — мне стало ясно, что поддельное письмо должно было вызвать у великого князя искушение отправиться в Одессу, и вопрос был только в том, хватит ли у него смелости, чтобы встретиться с этими безжалостными людьми. Но, как я вам уже говорил, он, должно быть, что-то подозревал. Поэтому он и отправился…, но куда?

— В Англию, — сказал я. — Впрочем, нет! В Грокстон-Лоу-Холл, где помимо всего прочего есть еще и очаровательная юная леди, которую я настоятельно прошу прекратить плакать и вытереть слезы.

Холмс выглядел раздосадованным.

— Могу, во всяком случае, сказать, — продолжал он, — что вероятнее всего события могли бы развиваться в этом направлении. С самого начала было совершенно ясно, что леди Мейо, в ее положении, ни за что столь легко не вступила бы в беседу с попутчиком, молодым человеком, если бы они не были, как непроизвольно выразилась мисс Форсайт, «старыми друзьями». Ее замечание заставило меня задуматься.

— Я недооценила ваши способности, мистер Шерлок Холмс, — резко произнесла леди Мейо, которая все это время похлопывала Силию по руке. — Да, я знаю Алексея с тех пор, как он маленьким мальчиком носил матросский костюмчик. Это было в Санкт-Петербурге.

— Где ваш муж, как я узнал, был первым секретарем английского посольства. В Одессе я узнал еще кое-что весьма интересное.

— Да? И что же это?

— Имя главного агента нигилистов, дерзкого и безумного фанатика, который какое-то время был близок к великому князю.

— Не может этого быть!

— И тем не менее это так.

С минуту леди Мейо молча смотрела на него, притом не столь холодно, как прежде, а экипаж между тем тряхнуло на ухабе, и он свернул в сторону.

— Послушайте меня, мистер Холмс. Мой дорогой Алек уже отправил письмо в полицию на имя сэра Чарлза Уоррена, комиссара.

— Благодарю вас, я видел это письмо. Видел я и печать с гербом Российской империи.

— И тем не менее, — продолжала она, — я повторяю, что парк под присмотром сторожей, дом охраняется…

— Однако лиса всегда улизнет от собак.

— Речь не только о сторожах! В эту самую минуту бедный Алек сидит в комнате дома старой постройки, с толстыми стенами, и дверь заперта изнутри на два замка. Окна забраны такой плотной решеткой, что сквозь нее и руку не просунешь. Камин старинный, полузакрытый, и с таким узким дымоходом, что человек в него не пролезет, к тому же он зажжен. Как на него может напасть враг?

— Как? — пробормотал Холмс, покусывая губы и постукивая пальцами по колену. — Одну ночь он, пожалуй, и может чувствовать себя в безопасности, ибо…

Леди Мейо сделала едва заметный нетерпеливый жест.

— Ни одна мера предосторожности не была забыта, — торжествующе произнесла она. — Даже крыша охраняется. Слуга Алека, Трепли, с похвальной быстротой доставив письмо в Лондон, возвратился поездом, который пришел раньше, чем ваш, взял лошадь в деревне и в настоящую минуту находится на крыше Холла, преданно охраняя своего хозяина.

Эффект, произведенный этой речью, был необычен. Шерлок Холмс вскочил на ноги и, дабы не упасть, схватился за поперечину; ветер поднял полы его плаща.

— На крыше? — переспросил он. — На крыше? — Затем он повернулся и схватил кучера за плечи. — Подстегни-ка лошадей! — крикнул он. — Ради Бога, подстегни лошадей! Нам нельзя терять ни секунды!

Над головой передней лошади несколько раз громко щелкнул кнут. Захрапев, лошади галопом рванулись вперед. Нас подбросило, и в наступившем замешательстве послышался сердитый голос леди Мейо:

— Вы не помешались рассудком, мистер Холмс?

— Скоро вы узнаете это. Мисс Форсайт! Вы на самом деле слышали, чтобы великий князь когда-либо называл этого человека Трепли?

— Я… нет! — запинаясь, произнесла Силия Форсайт; вопрос поверг ее в изумление, и она не знала, что отвечать. — Как я уже говорила вам, Ча… — о Господи! — великий князь называл его Треп. Я подумала…

— Вот именно! Вы подумали. Но на самом деле его зовут Трепов. По вашему первому описанию я сделал вывод, что это лжец и предатель.

Изгороди проносились мимо, звенели удила и сбруя, мы летели вместе с ветром.

— Возможно, вы припомните, — продолжал Холмс, — с каким замечательным лицемерием взирал этот человек на то, как его хозяин разбивает часы? Это был взгляд, полный смущения и стыда, не так ли? Можно было бы подумать, глядя на него, что мистер Чарлз Хендон сошел с ума. Откуда вам стало известно о пяти других часах, которых в действительности не было? Вам Трепов рассказал о них. Прятать часы или настоящую бомбу в шкафу действительно было бы сумасшествием, если бы великий князь Алексей и вправду когда-либо делал это.

— Но, Холмс, — возразил я, — если уж Трепов его личный слуга…

— Быстрее, кучер! Быстрее! Да, Уотсон?

— Наверняка у Трепова была масса возможностей убить своего хозяина, ножом или, скажем, ядом, без этого дополнительного эффекта с бомбой.

— Этот, как вы выразились, дополнительный эффект для революционеров обязателен. Без него они не действуют. Их жертва должна быть уничтожена в огне и грохоте, иначе в мире не заметят ни их самих, ни того, сколь они сильны.

— Ну а что же письмо сэру Чарлзу Уоррену? — спросила леди Мейо.

— Оно, несомненно, было выброшено в ближайшую канаву. Ага! Похоже, это и есть Грокстон-Лоу-Холл.

Последующие события этой ночи несколько перемешались у меня в голове. Помню вытянутое в длину низкое строение из красного кирпича в стиле Якова I, с окнами, разделенными средником, и с плоской крышей; казалось, оно несется нам навстречу по усыпанной гравием дорожке. Пледы отброшены в сторону. Леди Мейо, словно выйдя из оцепенения, принялась раздавать короткие указания группе встревоженных слуг.