Увидев посланца, Раничев едва не упал с седла, но сдержался и обрадованно покрутил головой, как обычно, прокомментировав все фразой из любимого фильма:

– Видал чудеса, но такое! Это ж Тайгай, мать его за ногу! Ну точно Тайгай, чтоб мне лопнуть!

И в самом деле, посланцем московского князя неожиданно для Раничева оказался его старинный приятель и собутыльник Тайгай – беспутный ордынский княжич, когда-то – доверенный человек Тохтамыша, но волею судьбы долгое время служивший Железному Хромцу – Тимуру. Тот даже пожаловал Тайгаю союргал – землицу в управление, правда, ордынец – на которого то и дело наезжали муллы – давно собирался послать все к шайтану и по примеру многих своих собратьев поискать счастья и денег в Московии. Вот, видно, собрался. А поскольку воином Тайгай был не из последних, да и вообще – человек широко известный, князь Василий и выбрал его в качестве посла, тем более что княжич когда-то неплохо знал рязанские земли.

– Ну, Тайгай, – Иван покачал головой, горя нетерпением встретиться со старым другом.

Встретились!

Как всегда – в корчме.

Да так – что дым стоял коромыслом.

Вообще-то, все начал Тайгай – ведь это ж он предложил разбавлять медовуху пивом, как будто так было не выпить. Сказал – так пикантнее, откуда и слово-то такое вызнал, черт смазливый?!

Уселись на лавке – специально оделись попроще, так, в зипунишки суконные – правда, сукно то немаленьких денег стоило – да только кто здесь, в корчме, о том знал – простенько все, скромненько так, но, со вкусом. Не очень-то хотелось Тайгаю потчевать старого приятеля в княжеских хоромах, где и стены – уши. Куда лучше вот пойти сюда, в корчму, выпить, потискать непотребных девок, а под конец затеять хорошую драку!

– Нет, драки, пожалуй, не нужно, – улыбнулся Иван. – Лучше посидим, винишка попьем, побазарим.

– Не нужно, говоришь? – Тайгай ухмыльнулся. – Ну, как знаешь. Ребята, можете идти в хоромы, – обернувшись, княжич приказал двум отрокам, неотлучно находившимся у него за спиною и совсем не походившим на слуг – уж больно гордые, с синими лучистыми глазами.

– Это сыновья мои, – наконец-то соизволил пояснить ордынец. – Тот, что помладше – Иван Тайгаев, а старший – Тайгаев Петр. Иван, кстати, в честь тебя назван. Вот за это и выпьем! Эй, корчемщик, тащи-ка сюда кувшинец!

– Выпьем, – согласно кивнул Раничев и обиженно покачал головой. – Что-то ты раньше мне про своих детей не рассказывал!

– Да и не расскажешь обо всех, друже! – весело подмигнул княжич. – Больно уж их у меня много.

Так, под мальвазеицу, и поговорили. Тайгай кратенько поведал о своей судьбе: погрязнув в доносах завистников, он не стал дожидаться мудрых решений от наместников Тамербека, а попросту свалил в Москву, к Василию Дмитриевичу, что уже давно собирался сделать. Московский князь принял мурзу приветливо – еще бы, Тайгай был хорошо известен как великий воин – испоместил землишкой с крестьянами, некоторое время присматривался, а вот как раз сейчас и назначил послом в Рязанское княжество.

– Сказать по правде, – Тайгай усмехнулся, показав крепкие белые зубы, – службишка новая мне по нраву, да и что бы я делал в Мавераннагре после смерти Тимура? Спился бы, или б вражины заклевали – уж больно их у меня появилось много, особенно после того, как из моего зиндана сбежал приговоренный к смерти преступник.

– У тебя был зиндан? – хохотнул Раничев. – Ах да, ты ж имел в управлении пожалованные Тимуром земли. Что ж ты так опростоволосился с тем преступником?

Тайгай неожиданно улыбнулся:

– Все дело в том, что преступника звали Салим.

– Салим?! – услыхав имя старого друга, Раничев едва не поперхнулся вином. – Так он жив?

– Пришлось помочь ему бежать, – рассмеялся ордынец. – Примерно с год тому… А потом какой-то пес накатал на меня донос… Вот и пришлось податься в Москву.

– Эх, Салим, Салим, – Иван покачал головой. – Все так и рыщет по всему Мавераннагру со своей шайкой. И ведь не надоест же! Наверное, мог бы и остепениться, чай, не мальчишка уже, да и главный его враг – Тимур – умер.

– Может, и остепенится теперь, – Тайгай потянулся к вину. – Он собирался вернуться в Ургенч.

– Ургенч… – тихо протянул Раничев. Перед глазами его почему-то вдруг возник Самарканд – с фонтанами, мечетями, медресе и жарким пронзительно-синим небом. Город, в котором когда-то пришлось побывать не раз, и все – не своей волей. И вот, похоже, туда же нужно будет поехать сейчас, и как можно быстрее.

Иван резко вскинул глаза:

– Ты помнишь, в свите Тамербека был такой магрибинец, Хасан ад-Рушдия?

– А, колдун! – кивнул Тайгай. – Смуглый такой, тощий, чем-то похожий на ворона. Я пытался узнать у него имена доносчиков – так ведь этот Хасан так и не смог мне помочь, так уклончиво отвечал, что и не разберешь. Да все они, колдуны, такие. Что это ты вдруг о нем вспомнил?

– Он мне нужен, Тайгай, – честно признался Раничев. – Очень нужен. Ты говоришь, он был в Самарканде?

– Был, да… Только сбежал! – ордынец расхохотался. – Видно, звезды сказали ему, что китайский поход окончится неудачей и смертью эмира. Все так и вышло – окончился, толком и не начавшись. Многие муфтии имели на ад-Рушдия зуб, и вряд ли бы колдуну поздоровилось после смерти властителя. Он это понимал – умный, потому и сбежал. И знаешь, куда?

Иван вздрогнул.

– Ни за что не угадаешь – в Мухши-Наручад! – Тайгай хлопнул себя по коленкам. – Знаешь, мы с ним воспользовались одним караваном – работорговца Ибузира ибн-Файзиля.

– Далековато же вы забрались, – покачал головой Раничев. – Ну ты понятно – давно о Москве подумывал, да и родина твоя под Ельцом, а вот магрибинец – и чего его понесло на север?

– Думаю, он просто-напросто воспользовался тем караваном, что попался под руку, – ордынец пожал плечами. – Не до выбора ему было, честно сказать – поскорей бы убраться. Эмир бы не потерпел отсутствия столь видного предсказателя в китайском походе – и этот поход стал бы для колдуна последним.

– Мухши-Наручад, – тихо вымолвил Иван. – Это же совсем рядом.

– Да, недалеко, в лесах.

– Орда…

– Да какая, к чертям собачьим, Орда? – Тайгай презрительно замахал руками. – После походов Тимура от Орды, считай, одни клочья остались. Вот и эти, мишари хана Бехана, можно сказать, сами по себе живут. Нет, ну Едигею, думаю, что-то платят, так, мелочь. Да и что с них возьмешь? Там ведь, сам знаешь, одни леса да урочища.

– Знаю, – Раничев задумчиво кивнул. – И города у них – не города, а какие-то лесные остроги – Сараклыч, Каньгуш, Темников.

– Вот в Темников и подался беглый колдун, – усмехнулся ордынец. – Там его и ищи, ежели надо. Только поторопись!

– А что так?

– Так ведь Хасан не век вековать в Темникове будет, поди уже прознал про смерть Тимура, да и забыли про него… Самое время обратно в Магриб двинуть – уж куда лучше, чем прозябать в чащобе.

– А ведь ты, пожалуй, прав, Тайгай, – протянул Раничев. – Да наверняка прав… А Темников, он ведь рядом, дороги знать – за несколько дней добраться можно. Да-а… Митрофан-охотник те места хорошо знает, да и сам…

– Ты что это там шепчешь, – ордынец обнял приятеля за плечи и, подмигнув, прошептал. – Там, у стенки, в дальнем углу – двое… Один – остроносый, другой – толстяк. Осторожненько обернись, посмотри.

Раничев, сделав вид, что невзначай скинул локтем на пол положенную на край стола шапку, нагнулся, быстро окинув взглядом дальний угол корчмы. Действительно – двое: остроносый – чернявый, с вислыми тонкими усиками и каким-то маслянистым неприятным взглядом, и толстяк – жирный, щекастый, толстоносый, с редкой курчавой бородкой – похоже, не дурак выпить. В отличие от одетого в какую-то замызганную сермягу толстяка остроносый, судя по одежке, был не из простых – поверх летнего полукафтанья однорядка недешевого немецкого сукна, у пояса – кожаный кошель.

Подняв шапку, Иван уселся на лавку.