— Меня это, конечно, не касается, но на всякий случай знай: то, что ты лопаешь, — это паек донкимена.

Мак-Интайр и ухом не повел. Челюсти его продолжали размеренно перемалывать пищу. Он невозмутимо содрал шкурку с последнего кусочка донкименской сухой колбасы и целиком отправил его в рот.

— И место, на котором ты сидишь, Мак-Интайр, — тоже место донкимена, — продолжал Жорж. — Ты, конечно, сам не маленький, но я все же хочу тебя предупредить: так не делают, и добром это не кончится.

Парень по-прежнему сидел себе и всем видом показывал, будто мы здесь — все семеро — для него не более чем воздух. Мы потихоньку начали свирепеть. Новичок нагло ломал наш священный порядок — то единственное, что делало возможным совместную работу и жизнь столь различных по характеру и темпераменту людей, собравшихся со всех концов света. Мак-Рыба медленно поднялся, напялил свою кепочку и подошел к иллюминатору. Жалкие остатки донкименского пайка сиротливо лежали на столе. Ирландец как зачарованный уставился в иллюминатор — туда, где за портовым молом виднелся блистающий Индийский океан. Его безразличие выглядело столь провокационным, что все мы просто шипели от желания задать ему хорошую трепку. С другой стороны, мы ведь сами только что наблюдали спектакль на пирсе и воочию убедились, какая титаническая сила таится в этом клубке мускулов.

Не изменив позы, ирландец слегка наклонил голову к Жоржу, который стоял к нему ближе всех. Глаза его все так же смотрели куда-то вдаль.

— Когда ты видел рыбу-молот в последний раз, кочегар?

— Чтоб она обгадилась, твоя проклятая рыба! Я уже сказал тебе, что ты сидел не на своем месте.

Мак-Интайр уставился на Жоржа.

— Я спросил о рыбе-молоте. Так когда? — с угрозой в голосе повторил ирландец.

Мы отступили назад. Хайни напружинился. Все остальные прижались к переборке и замерли в ожидании. Жорж был среди нас самым старшим. Завести его на драку было довольно трудно, но и страха он не знал.

— Черт побери, я никогда не видел рыбу-молот, — сказал Жорж. — И вообще, Мак-Интайр, ты сам отлично знаешь, что судовая обшивка мешает наблюдению за рыбами. В кочегарке нам приходится заниматься иными делами.

Он отвернулся от Мак-Интайра. Тот продолжал стоять в прежней лозе. Мы подались на палубу: судно должно было отходить. Понятно, говорили мы в основном о создавшейся ситуации.

— Является какой-то тип, сжирает чужой паек, и ему не могут дать за это по морде! — возмущался Хайни.

— Только и ждет зацепки, чтобы подраться и выкинуть кого-нибудь в иллюминатор, словно селедку, — подливал масло в огонь Фред.

По трапу прогрохотали ботинки донкимена. Мы заметили, что он не в духе. Настолько не в духе, что самое разумное — вовсе не попадаться ему на глаза. Пусть сам увидит, что осталось от его пайка.

Донкимен шагнул через комингс в столовую и тотчас заметил новичка, который по-прежнему, не спуская глаз, смотрел на воду и не обращал ни малейшего внимания на вошедшего. Джонни подошел к чайнику, собираясь отхлебнуть из него.

— Почему чайник пустой? — спросил он нас. Мы уже собрались в столовой и стояли, теснясь к переборке.

— Кто-то его, видимо, высосал, — ответил Ян.

Это сразу повело донкимена на скандал.

— Кто здесь вылакал чай, зная, что я заступаю на вахту? — с угрозой спросил он.

— Спроси новичка, может, он тебе скажет, — дипломатично ответил Фред. Однако Хайни не был бы Хайни, если бы тут же не подсыпал перца:

— Спроси уж заодно и о том, кто слопал твой паек.

За спиной старшого Хайни чувствовал себя куда увереннее.

Высказав все, чтобы подначить Джонни, мы отступили назад и сгрудились около двери. В глазах донкимена засверкали молнии. Мы и не пытались унять его. Он постоянно срывал злость на более слабых и молодых и утверждал свою власть, устраивая множество мелких пакостей. Если бы Мак-Интайру удалось спихнуть его с трона, было бы только здорово. Куда хуже, если Джонни поладит с новичком Союз силы и подлости? Ну нет!

— Кто сожрал мои продукты? — сдавленным голосом спросил Джонни. — Какой дерьмовый бичкомер посмел спереть мой паек?

Такую чудовищную наглость донкимен не в силах был постичь. Он подошел к столу, сначала выдвинул свой ящик, затем вынул его совсем и, вытаращив глаза, уставился на его зияющую пустоту. Лишь кучка крошек да сухая колбасная шкурка остались там. Джонни обвел всех взглядом. Он знал, что никто из нас не решился бы на подобную шутку. Продукты выдавались по субботам. Сегодня вторник. Это означало, что донкимен четыре дня должен питаться черным хлебом с маргарином, наблюдая, как остальные едят бутерброды с колбасой и сыром. Сам он мастерски делил свой паек так, что ему всегда хватало продуктов до очередной раздачи. Ни единого раза, ни на миллиметр не отошел он от тех семи надрезов, что заранее делал на колбасной шкурке.

А тут стоит чужой, расхристанный бичкомер, в желудке которого перевариваются его колбаса и сыр, украденные из ящика и слопанные просто так, за здорово живешь. Нет, этот разбой следовало жестоко покарать — и немедленно.

— Так это ты, навозная жижа? — прорычал Джонни и ринулся на Мак-Интайра. Тот все еще не мог оторваться от созерцания моря. Казалось, он вовсе не заметил беснующегося донкимена. Ухватившись правой рукой за медный обод иллюминатора, он даже высунул в него голову, словно старался разглядеть в воде нечто диковинное.

И вдруг, увидев, должно быть, в стекле иллюминатора отражение занесенного кулака, ирландец отпрянул в сторону и цепко захватил правой рукой запястье донкимена. С силой выворачивая руку противника, Мак-Интайр вынудил этого громилу встать на колени. Захват, по-видимому, был страшнейший. Джонни пытался трепыхаться, но железные руки гнули его книзу. Он знал, что мы наблюдаем его поражение. Никогда еще мы не видели Джонни столь беспомощным. Он склонил колени перед каким-то бродягой и не мог подняться. Впрочем, впечатление было такое, что ирландец не рад своей победе. Гладким и бесстрастным казалось его лицо Этот триумф был для него чем-то вполне обыденным.

Донкимен судорожно хватал ртом воздух, глаза его вылезали из орбит; он все еще не мог постичь, что за жуткая сила пригвоздила его к полу. Имей он прежде хоть малейшее подозрение, что такое может произойти, он попытался бы применить какой-нибудь хитрый контрприем. Но теперь ужасные тиски сдавливали его запястье и тянули вниз. Он уже лежал на полу ничком, извиваясь от боли.

И вдруг Мак-Интайр отпустил его, уселся на банке, достал из кармана окурок и всунул его в рот. Закуривая, он сказал всем нам так, словно и не было рядом побежденного донкимена:

— Значит, никакой рыбы-молота за последние недели вы не видели?

Джонни скосил глаза на нас, словно хотел прочесть на лице каждого степень своего позора Он не знал, что ему теперь делать: снова броситься на ирландца или разгонять нас Там, на банке, сидел новый повелитель — король в потертой рабочей блузе с оторванным рукавом. Мы молча расступились перед ним, когда Мак-Интайр поднялся и пошел прочь из столовой.

— Подъем, подъем! — прокричал триммер Вилли, пришедший из кочегарки будить очередную вахту.

Наконец Джонни встал, повязал вокруг шеи платок, надвинул на брови кочегарскую фуражку и безмолвно удалился в котельную…

Моя вахта начиналась в полночь. Я лег на койку, чтобы немного поспать. Но сна не было. Все необычайные события этого дня вновь проходили передо мной Я поймал себя на том, что отдергиваю краешек занавески, чтобы взглянуть на нижнюю койку напротив. Ее занял ирландец. Но койка была пуста, только грязный соломенный матрац лежал на ней. Подо мной спал Жорж, вместе с которым мге предстояло заступать на вахту. Я удивился тому, что не слышу его знакомого тихого посапывания. Свесившись с койки, я увидел, что не спит и он.

— Жорж, — позвал я потихоньку, — сейчас придет Мак-Интайр и ляжет на койку. Что же будет дальше?

— Что дальше? — ответил Жорж. — Эта противная рыба будет жить вместе с нами. Конечно, приятного мало, но ведь «списать» его мы не можем.